Желание расстрелять в них всю обойму своего пистолета наполняло его темным пугающим чувством. Господи, как давно это было, когда он испытывал страх, подобный этому.
Резкий свет прервал его мысли, и он повернулся к двери. Его злость исчезла, уступив место глубокой усталости.
– Мэтт, пожалуйста, открой дверь.
Меньше всего ему хотелось бороться с Лили, но он не мог просто взять и уйти… в конце концов, он ее телохранитель. Глубоко вздохнув, он ответил:
– Она не заперта.
Ручка повернулась, и дверь легко открылась. Лицо Лили было бледным, на нем застыло выражение сострадания.
О Господи, ему не хватало еще только жалости!
– Я сожалею, – сказала Лили с нежностью в голосе. – Не принимай это за критику, Мэтт. Я знаю, что ты защищаешь свою работу, и мне просто хотелось сказать тебе, что я беспокоюсь о тебе, как бы чего с тобой не случилось.
– Ты это имела в виду? – спросил Мэтт, все еще чувствуя напряжение. – И я для тебя не просто очередное развлечение?
Лили не удивилась его вопросу.
– В начале нашего знакомства – да, но сейчас – нет.
Не зная, что ответить на такую откровенность, Мэтт отвернулся и, помолчав, спросил:
– Почему я, Лили? Что я могу предложить тебе?
Лили выглядела удивленной, и жар смущения охватил Мэтта. Ему не стоило задавать этого вопроса. Для них обоих будет лучше покончить с этим разговором.
– Многое из того, что присуще тебе, Мэтт, мне нравится. Твоя самоотверженность, твой образ мыслей и то, как ты умеешь из маленьких обрывков собрать единое целое, в котором появляется смысл. Мне нравится, как ты оцениваешь ситуацию, не позволяя страху завладеть тобой. Ты физически сильный. Ты умеешь контролировать себя. Ты уверен в себе. Все это привлекает меня в тебе. Мне нравится, как ты заботишься обо мне, но не делаешь из меня фарфоровую статуэтку. Ты спрашиваешь мое мнение. Ты выслушиваешь меня. – Лили слегка покраснела. – А заниматься с тобой любовью… Ты грубый и нежный, серьезный и игривый, ты относишься ко мне как к равной и в то же время заставляешь меня чувствовать себя женщиной. Ты возбуждаешь меня, тревожишь, волнуешь, и мне хочется заботиться о тебе, защищать тебя…
– Защищать меня? – прервал Лили Мэтт. – Я не нуждаюсь в защите.
Глаза Лили вспыхнули яростью, но она взяла себя в руки и спокойно сказала:
– Должно быть, кто-то сильно обидел тебя в прошлом.
Мэтт отвернулся от Лили, удивленный тем, что, несмотря на все его умение скрывать свои чувства, она легко проникла к нему в душу.
– Нельзя позволять прошлому держать тебя, – сказал он. – Я смотрю только вперед и никогда не оглядываюсь назад.
– Хорошее правило. Во всяком случае, теоретически. Но наше прошлое, будь оно хорошим или плохим, делает из нас то, кем мы становимся. Я бы не стала исправлять ни одной ошибки, сделанной в прошлом. А ты?
Такого вопроса Мэтт не ожидал. Лили не переставала удивлять его, заставляя думать и упорнее работать.
– Не знаю, – ответил он. – Некоторые ошибки слишком плохие, и мне бы не хотелось вспоминать о них, Лили. Ты принимаешь меня не за того, кто я есть на самом деле…
– Конечно, ты такой, какой ты есть, – прервала его Лили, подходя ближе. – Ты просто не позволяешь себе поверить в это.
Она была такой теплой и нежной, такой женственной. Мэтт плохо соображал, когда она была рядом. Все, что он мог сейчас сделать, – снять с нее рубашку, обнять и вызвать ответное желание.
Не разжимая объятий, Мэтт подвел Лили к кровати и уложил на спину. Вздохнув, она обвила его шею руками и прошептала:
– У меня к тебе тоже вопрос. Что ты нашел во мне?
Мэтт пристально посмотрел Лили в глаза, и слова сами собой сорвались с его губ:
– Ты поверила в меня.
Глава 20
На следующее утро Мэтт и Лили, изображая из себя туристов – она с рюкзаком, в котором лежали туфли Роуз, – сели в машину и отправились к дому на Биг-Мокасин-Лейк. Им показали все, включая пулевые отверстия, следы крови на стенах и спальню, в которой Роуз и Джоуи провели свою последнюю ночь. В гостиной на первом этаже целая стена была увешана фотографиями гангстеров, старыми объявлениями с фотографиями разыскиваемых и фотографиями полицейских, стоявших у машин старых марок с ружьями в руках. Несколько фото, сделанных сразу после перестрелки, изображали украденный Джоуи седан, весь изрешеченный пулями, на других были засняты двое людей Грациано, лежавших на грязной дороге. Их безжизненные тела походили на кучу тряпья. Хозяин, нимало не смущаясь, что построил свой бизнес на крови, и хорошо зная жизнь гангстеров, с удовольствием рассказывал о кровавой перестрелке.
Все то время, пока Мэтт задавал вопросы, делая акценты на время прибытия полицейских, расположение кровавых следов и использованных гильз, а также рассматривая фотографии дома в тысяча девятьсот тридцатом году, Лили наблюдала за ним, словно видела его в первый раз.
Он вел себя так, словно между ними ничего не было прошедшей ночью и он не говорил ей того, что сказал.
Когда они возвращались к машине, Лили резко спросила:
– Ты действительно имел в виду то, что сказал мне ночью?
Он достаточно изучил эту женщину и был уверен, что сомнений у нее не было.
Мэтт вздохнул и вынул из кармана ключи от машины.
– Ты же это знаешь.
– Только догадываюсь, поэтому хочу услышать это снова.
Он знал, чего она хотела, но отвечать не стал.
Всю обратную дорогу Лили искоса поглядывала на Мэтта. Когда она открыла рот, чтобы что-то сказать, он уже готов был ей нагрубить. Но она неожиданно спросила:
– Какого черта ты так долго рассматривал эти старые фотографии?
– Я рассматривал цветы в саду, – ответил он, с облегчением вздохнув. – В частности, мимозы.
– Ну конечно, – сказала Лили, зажмурив глаза. – Черт возьми, Хокинс, какой же ты молодец!
– Кроме того, цветы там росли вокруг всего дома, а не только в саду.
– А копы? Имеет ли значение время, когда они прибыли?
– Возможно, и нет. Мне надо рассмотреть эту проблему под разными углами. История, которую этот парень рассказывал нам, укладывается в пятнадцать – двадцать минут между перестрелкой у дома и перестрелкой на дороге. Этого времени недостаточно, чтобы Грациано смог утопить тела.
– Что ты хочешь этим сказать? Что Джоуи и Роуз удалось исчезнуть?
Эта мысль приходила Мэтту в голову, но если Джоуи и Роуз спаслись, кто-нибудь со временем непременно узнал бы об этом.
Карьера такого закоренелого преступника, каким был Джоуи, никогда не складывалась гладко. Кроме того, ничто не подтверждало это предположение.
Мэтт покачал головой.
– Потеря крови указывает по крайней мере на то, что раны были серьезными, если не роковыми. Это вытекает из описания преступления. Люди Грациано могли разделиться, а двое из них потащили тела к озеру, где и утопили их, а заслышав перестрелку на дороге, скрылись в лесу. Если это не соответствует действительности, то можно предположить, что кто-то еще, кроме бандитов Грациано, утопил тела.
– У нас достаточно проблем с Уиллисом Конроем и Тони Грациано, – заметила Лили, – и нет необходимости добавлять к этому делу какую-то третью таинственную силу.
– Я знаю, – ответил Мэтт. – Но это один из аспектов, Лили. А я должен рассмотреть это дело всесторонне.
Мэтт припарковался у домика. Обняв Лили за плечи, он повел ее к крыльцу, но вдруг остановился и настороженно посмотрел на входную дверь. Она была приоткрыта.
– Я запирала дверь, – испуганно прошептала Лили.
Мэтт вытащил пистолет и прикрыл ее своим телом.
– Стой у меня за спиной, – приказал он.
– Это может быть служанка, Мэтт.
Он кивнул, быстро огляделся вокруг, проверяя, нет ли кого поблизости, и толкнул дверь.
С порога он услышал чье-то дыхание и шелест бумаг. Пряча Лили у себя за спиной, Мэтт осмотрел комнату и заметил наконец Уиллиса Конроя.
– Привет, Уиллис, – произнес Мэтт. – Не могли бы мы помочь тебе найти то, что ты ищешь? Возможно, пару старых туфель?
Что-то ворча себе под нос, старик обернулся. Выражение его лица было скорее раздраженным, чем испуганным или смущенным.
– У меня плохой слух, иначе вы бы не поймали меня, – буркнул он.
Мэтт посмотрел на Лили, которая выглядела немного удивленной и разочарованной. Ему было жаль ее, но он предупреждал, что такие люди, как Конрой, не меняются, сколько бы времени ни прошло и как бы долго они ни сидели в тюрьме.
– Руки вверх, Конрой, – приказал Мэтт, нацеливая на старика пистолет.
– Я ничего не взял, – изумленно проговорил Конрой, поднимая вверх дрожащие руки.
Мэтт быстро обыскал старика. Не найдя оружия, он сунул пистолет обратно в кобуру и застегнул рубашку.
– Прекрасная штука, – тоном знатока заметил Конрой. – В мое время ничего подобного не было. Наше оружие было тяжелым и до боли оттягивало плечи.
– Что ты здесь делаешь? – строго спросил Мэтт.
На Конрое были джинсы, простая футболка и красные подтяжки. Пиджак валялся на кресле. Мэтт обратил внимание на два едва заметных рубца на его предплечье, несомненно, от пулевых ранений.
Заметив, куда смотрит Мэтт, Конрой быстро накинул себе на плечи пиджак.
– Получить пулю ничего не стоит, – проговорил он. – Думаю, тебе это хорошо известно.
– Отвечай на мой вопрос, Конрой.
– Полагаю, ты не поверишь мне, если я скажу, что принес сюда свежие полотенца.
– Думаю, что нет, – резко ответила за Мэтта Лили.
Конрой посмотрел на нее и пожал плечами:
– Мне нужны туфли Роуз.
Мэтт испытующе смотрел на старика, стараясь понять по выражению его лица, как много он знает.
– Зачем?
– А вы еще не догадались? Возможно, вы действительно такие тупые, какими кажетесь.
Лили едва не задохнулась от возмущения, но Мэтт предостерегающе поднял руку и сказал:
– Он просто пытается вывести меня из терпения.
Мэтт пристально посмотрел на Конроя, старик выдержал его взгляд и глаз не отвел.
– Да, мы догадались, – твердо произнес Мэтт.
Конрой заметно занервничал и, помолчав немного, наконец спросил:
– Где туфли?
– В надежном месте, – заявил Мэтт.
Конрой скользнул взглядом по бумагам и фотографиям, разбросанным на столе, затем взял одну фотографию Джоуи и Роуз. В этот момент на его лице появилось выражение печали, но уже в следующую секунду глаза вспыхнули злобой.
– Эти письма личного характера, – сказал он, взяв в руки одно из них. – Джоуи писал их Роуз, и вы не имеете права читать их.
– Джоуи утратил свое право на неприкосновенность переписки, когда стал убивать людей, – резким тоном ответил Мэтт.
– Теперь тебе легко судить. – Конрой изо всех сил пытался сдержать себя. Его взгляд вдруг остановился на Лили. – Мы не были такими уж плохими, – сказал он, обращаясь к ней. – Мы просто жили в тяжелое время. Вы не знаете, что такое сидеть в тюрьме, будучи ребенком, и проводить все свое время с киллерами… чему они учили нас, мальчишек, и что они делали с нами. Вы даже представить себе не можете, что это такое.
Когда у тебя ничего нет, – продолжал старик, повернувшись к Мэтту, – и ты видишь людей, которые имеют все, то тебе начинает казаться, что ты можешь получить все, что захочешь. Ты говоришь себе, что тоже заслужил это, просто жизнь повернулась к тебе плохой стороной. Поэтому ты начинаешь действовать в надежде, что увидишь хорошую сторону жизни. Джоуи не был таким уж плохим. – В голосе Конроя чувствовалось возбуждение. – Просто у него не было шансов.
При этих словах старика злость охватила Мэтта.
– Я точно знаю, что такое быть рожденным в нищете, – возбужденно сверкая глазами, проговорил он. – Мой отец был пьяницей и неудачником. Он бил своих жену и детей до тех пор, пока я не стал достаточно взрослым, чтобы ответить ему. В трущобах, где я вырос, дети выживали только в том случае, если умели защитить себя, и поэтому всегда носили с собой ножи и оружие.
Мэтт слышал, как тихо ахнула Лили.
Но было уже поздно захлопывать дверь, которую он сам приоткрыл.
– Мне было семнадцать, когда я получил пулю, пытаясь украсть машину. Лежа на больничной койке и пребывая между жизнью и смертью, я имел достаточно времени для того, чтобы хорошо подумать. Когда я вышел из больницы, инспектор по делам несовершеннолетних помог мне найти работу. Через несколько лет я пошел в армию. По окончании службы я учел все плохое, совершенное мной, и сделал из этого выводы.
Мэтт взглянул на онемевшую от потрясения Лили и снова перевел взгляд на Конроя.
– Я начал с нуля, – продолжал он так же возбужденно. – И никому не было дела до того, убьют ли меня или я закончу свои дни в тюрьме. Никто не отвечал за мою жизнь, и никто не был виноват в моих ошибках, кроме меня самого. Я вылез из того дерьма, в котором жил, поэтому не принимаю от тебя никаких оправданий, Конрой.
– Вылез, говоришь? – Конрой презрительно усмехнулся. – Посмотри на себя: ты носишь оружие и тем самым нарушаешь закон, вынашиваешь планы найти тех людей, которые стреляли в твоих парней… и спроси себя, зарабатывающего деньги оружием, чем ты лучше тех, кто сидит в тюрьме без гроша в кармане. Если кто-нибудь попытается обидеть твою девочку, разве ты не убьешь его? Если ты, глядя мне в глаза, скажешь, что «нет», я поверю, что ты стал лучше, чем я, но ты не посмеешь сказать этого. Я это вижу. Поэтому не говори мне, что ты из чего-то вылез.
Мэтт смотрел на старика, чувствуя, как жар ненависти превращается в холодное презрение.
– Я не такой, как ты, Конрой, как бы ты ни пытался подтасовать факты. Попытайся рассказать семьям тех людей, которых ты с Джоуи убил, что не считаешь себя плохим, и послушай, что они тебе ответят.
После этих слов Конрой вдруг как-то сник.
– Да, – тихо проговорил он. – Ты прав. Джоуи не был хорошим человеком.
Его слова были полны грусти, но что-то в его ответе не нравилось Мэтту, но что именно он не успел понять – Лили схватила его за руку и твердо, с решительностью в голосе, которую ему не приходилось слышать раньше, произнесла:
– Я хочу поговорить с тобой.
Мэтту не надо быть мистером Чувствительность, чтобы почувствовать, что она расстроена.
– Оставайся здесь, – приказал он Конрою. – Я еще не закончил. – И проследовал за Лили в спальню.
Как только дверь за ними закрылась, она набросилась на Мэтта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38