— Ничего.
— Значит, вам удалось сохранить его доверие?
— Вне всякого сомнения.
— Расспрашивал ли он вас об Азии?
— Нет. Он не осмеливается вторгаться в область своего отца и предпочитает заниматься своей молодой женой.
— Вам что-нибудь удалось сделать?
— Да, и не так уж мало; многие мелкие княжества готовы вас поддержать, если вы будете щедры.
— Золото?
— Это бы не помешало.
— Но один лишь фараон может им пользоваться.
— Однако никто не запрещает вам передавать через меня, то есть негласно, щедрые обещания.
— Замечательная мысль.
— До тех пор пока вы не окажетесь на престоле, многообещающие речи будут лучшим оружием. Я представлю вас как единственного правителя, способного удовлетворить желания как одних, так и других. А когда настанет время, вы выберете своих министров.
К удивлению двора, ни Рамзес, ни Нефертари и не думали менять уклад жизни. Регент так и продолжал работать в тени своего отца, а его супруга — помогать Туйе. Шенар поспешил объяснить, что такая позиция, на первый взгляд столь скромная и непритязательная, свидетельствует о чрезвычайной проворности; так, ни царь, ни царица и не подозревали, что пригрели змею у себя на груди.
Составляющие его стратегии начинали складываться одно к другому. Конечно, ему не удалось переманить Моиса, но, несомненно, скоро и для этого представится удобный случай.
Может быть, и еще один человек перейдет в стан его союзников; во всяком случае стоило попробовать, только действовать придется довольно осторожно.
На торжественном открытии в гареме Мер-Ура широкого искусственного пруда, в котором теперь девушки резвились от души, купаясь и катаясь на лодках, Шенар приветствовал красавицу Исет, почетную гостью; беременность ее уже была заметна.
— Как вы себя чувствуете?
— Прекрасно. Я произведу на свет сына, и он будет гордостью Рамзеса.
— Вы уже встречались с Нефертари?
— Это прекрасная женщина, мы подружились.
— Ваше положение…
— У Рамзеса будет две супруги. При условии, что он будет любить меня, я согласна не быть царицей.
— Такое благородство трогательно, но не слишком выгодно.
— Вы не можете понять ни Рамзеса, ни тех, кто его любит.
— Я завидую удаче моего брата, но сомневаюсь, чтобы вы были счастливы.
— Подарить ему сына, который станет его наследником, разве это не высшее благо?
— Вы быстро окажетесь не у дел. Рамзес еще не стал фараоном.
— Неужели вы опять будете оспаривать выбор Сети?
— Конечно, нет… Но будущее полно сюрпризов. Я питаю к вам большое уважение, дорогая, вы сами знаете. Рамзес поступил с вами крайне жестоко. Ваше изящество, ваш ум, благородное происхождение были залогом того, чтобы вы стали великой царской супругой.
— Эти мечты уже в прошлом. Я предпочитаю реальность.
— Но я здесь, я не сон. То, что отнял у вас Рамзес, я могу дать вам.
— Как вы смеете предлагать мне такое, когда я ношу его ребенка!
— Подумайте, Исет, подумайте хорошенько.
Несмотря на скрытые попытки подобраться поближе, несмотря на все заманчивые предложения, передаваемые через посредников Шенара, ему так и не удалось подкупить одного из врачей Сети. Что же, все они были неподкупны? Нет, просто осторожны. Они гораздо больше опасались Сети, чем его старшего сына. Состояние здоровья фараона являлось государственной тайной; тот кто осмеливался выдать ее, должен был подвергнуться страшному наказанию.
Поскольку к терапевтам было не подобраться, Шенар выбрал иную тактику. Они выписывали рецепты, приготовление которых осуществлялось в лаборатории храма. Оставалось узнать, где именно.
Поиски потребовали чрезвычайной ловкости, но все-таки привели к желаемому результату: настойки и пилюли для Сети готовили в святилище Сехмет. Пытаться подкупить заведующего лабораторией, человека пожилого, вдовца и к тому же состоятельного, было довольно рискованно, зато расследование насчет его ассистентов предоставляло больше возможностей. Один из них, сорокалетний мужчина, женатый на женщине гораздо моложе его, был недоволен своей невысокой зарплатой; он не мог позволить себе покупать ей платья, драгоценности и благовония, во всяком случае, не так много, как ей хотелось бы.
Представился довольно легкий путь; он таким и оказался.
По лекарствам, прописанным его отцу, Шенар узнал, что Сети страдал серьезной болезнью, которая развивалась медленно, но верно; через три, максимум четыре года трон должен был опустеть.
Во время сбора урожая Сети принес дар вина богине — покровительнице плодородия, благодетельной кобре, базальтовая статуя которой охраняла поля. Крестьяне окружили царя, само присутствие которого уже расценивалось как благословение. Суверен любил бывать среди этих простых людей, которых он предпочитал большинству своих придворных.
Когда церемония был окончена, отдали почести богине изобилия, богу зерна и фараону, единственному представителю божественного. Рамзес оценил, насколько глубоко здесь почитали его отца; сановники боялись его, народ же любил.
Сети и Рамзес расположились в пальмовой роще, у колодца; какая-то женщина принесла им винограда, фиников и холодного пива. Регенту показалось, что Сети удалось немного расслабиться здесь, вдали от двора и государственных дел. Царь закрыл глаза, подставив лицо мягкому солнцу.
— Когда ты будешь править, Рамзес, старайся заглянуть в душу человеку, ищи людей с прямым и твердым характером, способных высказать беспристрастное суждение, не боясь нарушить клятву повиновения; поставь их на заслуженное место, чтобы они хранили закон Маат. Будь безжалостен как с продажными, так и с развратителями.
— Да продлятся ваши годы, отец. Мы ведь еще не отпраздновали ваш юбилей.
— Мне нужно было бы тридцать лет провести на троне Египта… Я не доживу.
— Но вы крепки, как гранитная глыба.
— Нет, Рамзес. Камень вечен, имя фараона переживет века, но мое бренное тело исчезнет. И время это уже близится.
Регент испытал невыносимую боль, как будто его ударили под дых.
— Страна нуждается в вас.
— Ты прошел много испытаний и быстро повзрослел, но ты еще только в начале своего пути. Запомни, на долгие годы запомни и не уставай вспоминать о взгляде дикого быка. Пусть он вдохновляет тебя и дает тебе силы, в которых тебе будет нужда.
— Рядом с вами все просто… Почему судьба не дает вам долгих лет правления?
— Главное — подготовить тебя.
— Вы полагаете, что двор примет меня?
— После моего ухода на твоем пути окажется много завистников, готовых подставить тебе подножку. Первый бой ты должен будешь выстоять один.
— И у меня не будет союзников?
— Не доверяй никому; у тебя не будет ни братьев, ни сестер. Тот, кому ты дал многое, предаст тебя, бедный, которого ты озолотил, нанесет тебе удар в спину, тот, кому ты протянул руку помощи, будет строить заговоры против тебя. Не доверяй ни своим подчиненным, ни близким, рассчитывай только на себя. В день несчастья никто тебе не поможет.
49
Красавица Исет, которая теперь жила в царском дворце в Фивах, родила прекрасного малыша, которого нарекли именем Ха . Приняв Рамзеса, молодая женщина поручила ребенка заботам кормилицы и занялась собой и своим прекрасным телом, чтобы избежать всяких последствий родов. Рамзес гордился своим первенцем. Видя, как он счастлив, красавица Исет пообещала дать ему еще детей, если он по-прежнему будет любить ее.
Тем не менее после его отъезда она почувствовала себя очень одинокой и вспомнила ядовитые слова Шенара. Рамзес покинул ее, чтобы остаться с Нефертари, раздражавшей тем, что всегда была скромной и предупредительной; так просто было ее возненавидеть! Но главная супруга Рамзеса, сама того не желая, начинала завоевывать сердца и умы одной своей лучистой улыбкой. Красавица Исет тоже была покорена до такой степени, что даже допускала досадное пренебрежение к ней Рамзеса.
Однако это одиночество было ей в тягость. Ей не хватало роскоши двора в Мемфисе, бесконечных разговоров со своими подругами детства, прогулок по Нилу, купания в прудах роскошных имений. Фивы были богатым и процветающим городом, но он был ей неродной.
Может быть, Шенар был прав, может быть, Рамзес не должен был отодвигать ее на второй план, лишая ее главного места рядом с ним.
Гомер размельчил сухие листья шалфея, растолок их в порошок и высыпал его в большую раковину улитки; потом он опустил туда тростинку, поджег снадобье и с явным наслаждением начал курить.
— Странный обычай, — отозвался Рамзес.
— Это помогает мне писать. Как здоровье вашей несравненной супруги?
— Нефертари по-прежнему ведет дом царицы.
— Женщины здесь часто показываются на людях, в Греции они более скромны.
— И вы об этом сожалеете?
Гомер затянулся.
— Честно говоря… нет. На этот счет вы, конечно, правы, но у меня найдется множество других замечаний.
— Я буду счастлив их выслушать.
Приглашение Рамзеса удивило поэта.
— Вы согласны, чтобы вас бичевали?
— Если ваши замечания позволят преумножить радость каждого дня в нашей стране, они будут весьма кстати.
— Странная страна… В Греции мы проводим долгие часы за речами, ораторы воспламеняются, и часто все это заканчивается поножовщиной. А здесь кто осмелится критиковать слова фараона?
— Его долг претворять в жизнь закон Маат. Если он упустит это, воцарятся беспорядок и несчастье, до которых люди столь охочи.
— Вы ни в чем не доверяете отдельному человеку?
— Лично я не склонен доверять; предоставьте его себе самому, и все обратится в сплошное предательство и трусость. Занесенная для удара палка — вот непременное оружие мудреца.
Гомер опять затянулся.
— В моей «Илиаде» появляется божество, которое мне хорошо знакомо; оно ведает прошлым, настоящим и будущим. Что касается настоящего, то я спокоен, ибо ваш отец достоин мудрецов, о которых вы упоминали. Но вот насчет будущего…
— Вы, значит, тоже прорицатель?
— Какой же поэт не является провидцем? Послушайте эти стихи моей первой песни:
«…и внял Аполлон сребролукий:
Быстро с Олимпа вершин устремился, пышущий гневом,
Лук за плечами неся и колчан, отовсюду закрытый;
Громко крылатые стрелы, биясь за плечами, звучали
В шествии гневного бога: он шествовал, ночи подобный…
После постиг и народ, смертоносными прыща стрелами;
Частые трупов костры непрестанно пылали по стану» .
— В Египте сжигают только признанных преступников; лишь самые мерзкие поступки наказываются столь страшной карой.
Гомер, казалось, начал раздражаться.
— В Египте мир… Но надолго ли? Я видел сон, царевич Рамзес, и видел сонмы стрел, низвергающихся из туч и пронзающих тела молодых людей. Подступает война, война, которой вам не удастся избежать.
Сари и его супруга Долент ревностно выполняли поручение, данное им Шенаром. Посоветовавшись друг с другом, дочь царя и ее муж решили повиноваться Шенару и стать его усердными слугами; им предоставлялся случай не только отомстить Рамзесу, но и приобрести высокое место при дворе Шенара. Союзники в борьбе, они ими останутся и после победы.
Долент без труда вошла в лучшие фиванские семьи, где были рады принять столь высокородных особ. Дочь Сети объяснила свое пребывание на Юге желанием лучше узнать эту замечательную провинцию, испытать на себе очарование спокойной жизни и приблизиться к храму Амона в Карнаке, где она собиралась провести не один день в сопровождении своего мужа.
Во время бесконечных приемов и разговоров с глазу на глаз Долент беспрестанно делилась своими мыслями и опасениями насчет Рамзеса. Кому, как не ей, было знать все его секреты? Сети был великим правителем, безупречным сувереном, Рамзес же будет тираном. Доброе фиванское общество больше не будет играть никакой роли в государственных делах, храм Амона будет оставлен заботой, безродные выскочки, как Амени, заменят представителей знатных родов. Слово за слово, она рисовала отталкивающий портрет регента и налаживала тесные связи между яростными противниками Рамзеса.
Со своей стороны Сари прикинулся набожным и неприкаянным. Он, который управлял выдающимся институтом «Капа», согласился на скромную должность учителя в одной из школ в Карнаке и вступил в сообщество ритуальных служащих, которым надлежало украшать алтари цветами. Его самоуничижение не осталось неоцененным — влиятельные деятели церкви получали большое удовольствие от бесед с ним и часто приглашали разделить с ними трапезу. Подобно жене, Сари всюду изливал свою желчь.
Когда ему позволили побывать на великой стройке, где находился и Моис, Сари поздравил своего бывшего ученика с успехами в работе. Ни один колонный зал не сможет сравниться с храмом Карнака, размеры которого были столь велики, что в самом деле напоминали жилище богов.
Моис заметно окреп и возмужал. Бородатый, с лицом, опаленным лучами солнца, он размышлял в тени гигантской капители.
— Как я рад тебя видеть! Еще один мой ученик блестяще преуспел в своем деле…
— Не забегайте вперед; пока последняя колонна не будет воздвигнута, я не смогу чувствовать себя спокойно.
— Повсюду только и слышишь похвалы стремительности твоих работ.
— Я всего лишь проверяю, как работают другие.
— Твои достоинства не могут не поражать, Моис, и я только могу себя поздравить с этим.
— Вы в Фивах проездом?
— Нет, мы с Долент остановились на загородном доме. Я теперь преподаю в школе в Карнаке.
— Это очень похоже на опалу.
— Так оно и есть.
— И какова же причина немилости?
— Хочешь знать правду?
— Пожалуйста.
— Трудно говорить об этом…
— Я вовсе не хочу принуждать вас.
— Это из-за Рамзеса. Он выдвинул ужасные обвинения против меня и своей собственной сестры.
— Без доказательств?
— Без малейших доказательств. Иначе почему он не обратился в суд?
Довод был весьма убедительным.
— Рамзес опьянен своей властью, — продолжал Сари. — Его сестра опрометчиво потребовала от него вести себя немного сдержаннее. На самом деле он вовсе не изменился. Его непримиримый и несдержанный нрав не слишком подходит для тех обязанностей, которые ему доверили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42