Каким бы важным ни было сообщение, здесь не допускалось ни малейшего шума, ни многоголосия. Поиск правильного решения начинался с уважения к мнению другого.
— Вы уверены в этих сведениях?
— К сожалению, да. Обычно меня постоянно держат в курсе, посылая одно за другим целый ряд сообщений, представляющих отчет о продвижении подобного рода экспедиций, об их трудностях, вплоть до неудач. Вот уже много дней ко мне не поступало ни малейшей весточки.
— И подобное никогда не случалось?
— Бывало, в период волнений.
— Нападение бедуинов?
— В этом районе это было бы весьма маловероятно; стража осуществляет жесткий контроль.
— Маловероятно или невозможно?
— Ни одно известное племя не может помешать этой экспедиции до такой степени, чтобы прервать ее связь со мной. Искателей золота всегда сопровождает большой отряд опытных охранников.
— Каково ваше предположение?
— У меня нет предположений, но я очень обеспокоен.
Золото пустынь доставлялось в храмы: «тело богов», непортящийся материал, символизирующий вечную жизнь, он придавал несравнимый блеск творениям мастеров. Что касается государства, оно использовало золото в качестве оплаты за поставку некоторых необходимых товаров, либо как дипломатический подарок суверенам других стран, для поддержания мира. Никакое нарушение в работе по добыче драгоценного металла не должно было иметь места.
— Что вы скажете? — спросил фараон у начальника полиции.
— Немедля отправить туда армию.
— Я возглавлю ее, — объявил Сети. — Регент поедет со мной.
Большой совет принял это решение. Шенар, который поостерегся вмешиваться, подбодрил своего брата и пообещал ему подготовить дела, которыми тот займется после возвращения.
В девятый год правления Сети, в двадцатый день третьего месяца года, экспедиционный отряд в четырехсот солдат под командованием самого фараона и его регента выступил в поход в жаркую пустыню, к северу от города Эдфу, и быстро продвигался вперед, находясь уже в ста километрах к югу от дороги, ведущей к карьерам Вади-Хаммамат. Отряд приближался к Вади-Миа, пункту, откуда было отправлено последнее послание в Мемфис.
Текст сообщения выглядел совершенно обычно и не содержал никакой тревожной информации. Настроение у искателей, казалось, было превосходное, как и самочувствие, и санитарное состояние всего отряда. Писарь не отметил никаких происшествий.
Сети днем и ночью держал свои войска в состоянии готовности. Несмотря на уверенность начальника стражи пустыни, находившегося среди лучших бойцов, правитель опасался внезапной атаки бедуинов, пришедших с полуострова Синай. Убийство и грабеж были у них законом, в ярости их главари были способны на самую варварскую жестокость.
— Что ты чувствуешь, Рамзес?
— Пустыня великолепна, но все-таки мне неспокойно.
— Что ты видишь за этими дюнами?
Регент сконцентрировался. У Сети был странный, почти неестественный взгляд, совсем как в Асуане, когда он обнаружил новый карьер.
— Мои глаза слепы… За этими вершинами я вижу пустоту.
— Да, пустоту. Пустоту ужасной смерти.
Рамзес вздрогнул.
— Бедуины?
— Нет, враг более коварный и безжалостный.
— Нам следует готовиться к бою?
— Бесполезно.
Рамзес попытался справиться с охватившим его ужасом, хотя у него сжалось горло от страха. С каким противником пришлось встретиться искателям золота? Если речь шла о чудовищах пустыни, как считали большинство солдат, никакая армия в мире не сможет с ними совладать. Крылатые хищники с гигантскими когтями разорвут их внутренности прежде чем они успеют приготовиться защищать себя.
Прежде чем отправиться в дюны, кони, ослы и люди утоляли жажду; из-за жары приходилось часто останавливаться, запасы воды подходили к концу. Через три километра должен был быть большой колодец, где можно было бы наполнить бурдюки.
За три часа до захода солнца отряд двинулся в путь и пересек дюны без особых затруднений. Вскоре показался колодец. Сооружение из больших камней примыкало к одному из склонов горы, в недрах которой лежало золото.
Искатели и солдаты, охранявшие их, не исчезли. Они все лежали здесь, вокруг колодца, растянувшись на жгучем песке лицом в землю. Из открытых ртов свешивались черные от запекшейся крови языки.
Всех постигла одна и та же участь.
Не будь здесь Сети, большинство солдат в панике тут же пустились бы бежать. Сети отдал приказ установить палатки и выставить караул, как если бы лагерь находился под угрозой возможного нападения; затем он приказал вырыть могилы, где должны были похоронить несчастных. Их походные циновки послужат им саваном, сам царь лично произнесет похоронную речь за погребением.
Погребальный ритуал в мягких лучах заходящего солнца немного успокоил солдат. Врач экспедиции приблизился к Сети.
— Причина смерти? — спросил царь.
— Жажда, Великий Царь.
Царь немедленно отправился к колодцу, который находился под надзором его личной охраны. В лагере уже не могли дождаться, когда же, наконец, им дадут возможность напиться прохладной живительной воды. Колодец был заполнен камнями до краев.
— Надо его очистить, — предложил Рамзес.
Сети согласился.
Личная охрана фараона с рвением принялась за работу; лучше было, чтобы весь остальной отряд ничего не знал. Люди выстроились в цепочку, и работа стала продвигаться довольно быстро. Рамзес задавал ритм и поднимал остальным настроение, когда они начинали унывать.
Когда полная луна осветила дно колодца, уставшие солдаты с любопытством наблюдали, как регент спускает на веревке тяжелый сосуд. Несмотря на нетерпение, он действовал медленно и осторожно, чтобы не разбить кувшин.
Наконец, наполненный до краев кувшин подняли на поверхность, регент подал его царю. Тот понюхал, но пить не стал.
— Надо, чтобы туда кто-нибудь спустился.
Рамзес обвязал себя под мышками веревкой, сделал прочный узел и сказал четверым солдатам крепко держать его за другой конец веревки; затем он перелез через край колодца и, цепляясь за уступы каменных стен, начал спускаться. Дело оказалось совсем несложным. Находясь в двух метрах от поверхности воды, он посмотрел вниз и, благодаря лунному свету, разглядел множество трупов ослов, плававших на поверхности. Расстроенный, он поднялся наверх.
— Вода колодца отравлена, — прошептал он.
Сети вылил воду из кувшина в песок.
— Наши соотечественники были отравлены, после того как напились воды из этого колодца; затем небольшая группа убийц, несомненно, бедуинов, засыпали его камнями.
Царь, регент и все участники экспедиции были обречены; даже если бы они немедленно отправились обратно в долину, они умерли бы от жажды, не добравшись до места.
На этот раз ловушка захлопнулась.
— Всем спать, — скомандовал Сети. — Я буду молиться нашей матери, звездному небу.
На рассвете новость о несчастье облетела весь лагерь; ни одному солдату не разрешено было наполнить свой безнадежно пустой бурдюк.
Какой-то сорвиголова попытался взбунтовать своих товарищей. Рамзес преградил ему путь. Взбешенный, тот кинулся с кулаками на регента, который ловким приемом заставил его склониться до земли.
— Терять хладнокровие — значит приближать свою смерть.
— Воды больше нет…
— Фараон с нами. Надейся.
Больше никаких беспорядков и возмущений не последовало; Рамзес обратился ко всему войску:
— У нас есть карта этой области, которая открывает военную тайну; на ней указаны второстепенные тропы, ведущие к старым колодцам, некоторые из которых еще действуют. Пока фараон среди вас, я пройду этими тропами и доставлю довольно воды, чтобы пройти половину пустыни. Наши смелость и стойкость довершат остальное. Пока же спрячьтесь от солнца и не делайте лишних движений.
Рамзес отправился в путь в сопровождении десятка человек и шести ослов, нагруженных пустыми кувшинами. Какой-то бывалый солдат не опустошил свой кувшин до конца; смочив губы утренней росой, участники маленькой группы отпили по последнему глотку.
Очень быстро каждый шаг стал даваться им с большим трудом и болью; жара и пыль обжигали легкие. Однако Рамзес шел бодро, боясь, что малейшая его слабость лишит мужества спутников. Нужно было думать только о колодце, наполненном прохладной водой.
Первого колодца уже не было, песчаные бури стерли его с лица земли. Продолжать двигаться дальше в этом направлении, наугад, было равносильно самоубийству. Вторая тропа привела их в тупик на дне какого-то пересохшего русла — картограф плохо справился со своим делом. В конце третьего пути их ожидал круг раскаленных камней! Люди кинулись к краям колодца, давно уже занесенного песком.
Пресловутая карта, якобы содержащая «военную тайну», оказалась неверной. Может быть, когда-то, лет десять назад, она и содержала точные сведения; ленивый писарь довольствовался тем, что скопировал старые данные, не требуя проверки. Следующий за ним сделал то же самое.
Представ пред Сети, Рамзес уже не имел нужды что-либо объяснять; его расстроенное лицо говорило само за себя.
Вот уже шесть часов, как солдаты не могли утолить жажду. Царь обратился к офицерам.
— Солнце в зените, — сказал он. — Я ухожу с Рамзесом на поиски воды. Когда тени начнут удлиняться, я вернусь.
Сети стал взбираться по холму. Несмотря на молодость, Рамзесу сначала было довольно сложно поспевать за отцом, но потом он приноровился к ритму Сети. Подобно каменному барану, символу благородства на языке иероглифов, царь не делал ни одного лишнего движения, не тратя ценных сил. Он не взял с собой ничего, кроме одного предмета — двух веточек акации, окоренных, отполированных и связанных за один из концов прочной льняной нитью.
Камни осыпались у них под ногами, поднимая горячую пыль; Рамзес, задыхаясь, догнал все-таки отца на вершине возвышенности. Оттуда открывался великолепный вид на пустыню. Регент несколько мгновений любовался картиной, представшей перед его глазами, затем настойчивая жажда напомнила ему, что пустыня эта могла запросто превратиться в могилу.
Сети выставил вперед две связанные веточки акации, разведя их в стороны; они гибко изогнулись. Он стал медленно водить ими над равниной, вдруг прут искателя воды выпрыгнул у него из рук и отлетел на много метров от них.
Рамзес поспешил поднять его и протянул отцу. Вместе они спустились по склону. Сети остановился перед грудой плоских камней, между которыми пробивались колючки. Его палочка запрыгала у него в руках.
— Отправляйся за рабочими, пусть роют здесь.
Усталость Рамзеса как рукой сняло. Он кинулся в лагерь, прыгая через каменные завалы, и скоро привел человек сорок рабочих, которые тут же принялись за работу.
Земля была рыхлой. На глубине трех метров показался источник холодной воды.
Один из рабочих встал на колени.
— Бог ведет нашего правителя… Вода прибывает, как в половодье!
— Моя молитва была услышана, — сказал Сети. — Этот колодец будет называться «Да пребудет Истина Божественного Света». Когда каждый утолит жажду, мы заложим здесь город для искателей золота и храм, где поселятся боги. Они всегда будут находиться при источнике и откроют путь тем, кто ищет светлый металл, чтобы превозносить священное.
Под предводительством Сети, хорошего пастыря, отца всех людей, посредника богов, солдаты радостно превратились в строителей.
41
Туйа, великая царская супруга, возглавляла церемонию посвящения исполнительниц, которым разрешалось участвовать в отправлении культа Хатхор в посвященном ей большом храме, в Мемфисе. Молодые женщины, прибывшие со всех провинций страны, прошли строгий отбор вне зависимости от того, являлись ли они певицами, танцовщицами или играли на музыкальных инструментах.
С большими строгими и внимательными глазами, высокими скулами, тонким прямым носом, маленьким, почти квадратным подбородком, в ритуальном парике с символом материнства, Туйа своим видом так действовала на кандидаток, что многие из них терялись. Царица, которой когда-то в юности пришлось пройти через то же самое, и не думала о снисходительности — если хочешь служить божеству, первым необходимым качеством должно быть самообладание. Техника конкурсанток показалась царице довольно слабой; она решила отчитать учителей гарема, которые в последнее время заметно расслабились. Единственная молодая женщина, которая счастливо отличалась от остальных, была серьезна, собранна и притом необыкновенно красива. Когда она играла на лютне, то делала это так сосредоточенно, что, казалось, весь окружающий мир рассеялся и не существует для нее.
В садах храма участницам конкурса, как успешным, так и неудачницам, накрыли легкий завтрак; одни плакали и сетовали, другие нервно смеялись. Все они были еще слишком юные, почти девочки. Одна только Нефертари, которой коллегия старших жриц решила доверить дирижировать женским оркестром храма, оставалась спокойной и просветленной, как будто все это ее нисколько не касалось.
Царица подошла к ней.
— Вы были блистательны.
Юная лютнистка поклонилась.
— Как ваше имя?
— Нефертари.
— Откуда вы?
— Я родилась в Фивах и училась в гареме Мер-Ура.
— Кажется, успех вовсе не радует вас?
— Я не хотела оставаться в Мемфисе, но предпочла бы вернуться в Фивы и остаться там при храме Амона.
— И стать затворницей?
— Приобщение к тайнам — мое самое заветное желание, но я еще слишком молода для этого.
— Это правда, для вашего возраста это необычное занятие. Неужели вы будете разочарованы, Нефертари?
— Нет, Великая Царица, но мне очень нравятся ритуалы.
— Разве вы не хотите выйти замуж, иметь большую семью и детей?
— Я об этом не думала.
— В храме довольно строгий образ жизни.
— Мне нравятся камни вечности, их тайны и уединение, к которому они зовут.
— Надеюсь, вы все же согласитесь на некоторое время оставить их?
Нефертари осмелилась поднять глаза на великую царскую супругу. Туйе понравился ее прямой чистый взгляд.
— Дирижировать женским оркестром этого храма очень почетно, однако у меня для вас другое предложение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42