По его словам, ты должен был отправиться на Юг, чтобы занять там какой-то незначительный пост.
— В глазах моего брата все незначительно, кроме его собственной персоны.
— Но ты вернулся в Мемфис, и я — твоя.
— Ты красива и умна: два качества, необходимые для царской супруги.
— Шенар не оставил мысли жениться на мне.
— Что же ты раздумываешь? Неблагоразумно отказываться от судьбы, отмеченной величием.
— Да, я неблагоразумна, я влюблена в тебя.
— Будущее…
— Меня интересует только настоящее. Мои родители за городом, я в доме одна… Там нам будет гораздо удобнее, чем в хижине из тростника, нет?
Было ли любовью то безумное удовольствие, которое он разделял с красавицей Исет? Рамзесу ни к чему было думать об этом. Ему достаточно было этого плотского удовольствия, смаковать эти пьянящие мгновения, когда их тела сливались в одно целое, уносимые вихрем страсти. Своими ласками его любовница умела пробудить его желание и растревожить, в то же время не истощая вконец его силы. Как трудно было оставить ее, обнаженную и томную, протягивающую к нему руки, чтобы задержать еще немного в своих объятиях!
Впервые красавица Исет заговорила о свадьбе. Строптивый царевич не выказал ни малейшего энтузиазма: насколько ему нравилось быть с ней, настолько же его отвращала мысль связать с ней свою судьбу. Естественно, несмотря на их юный возраст, они уже были мужчиной и женщиной, и никто не мог бы воспротивиться их союзу. Но Рамзес еще не был готов на этот шаг. Исет не стала его упрекать, но пообещала себе, что убедит его; чем больше она его узнавала, тем больше верила в него. Что бы ни говорил ей рассудок, она решила следовать своей интуиции. Того, кто дарит тебя такой любовью, нельзя ничем заменить, никакими богатствами мира.
Рамзес направился в центр города, туда, где располагались дворцы; Амени, должно быть, дожидался его с нетерпением. Дало ли его расследование какие-нибудь результаты?
Вооруженный охранник стоял в дверях его покоев.
— Что происходит?
— Это вы царевич Рамзес?
— Да, я.
— Ваш секретарь подвергся нападению; меня поставили охранять его.
Рамзес бросился в комнату своего друга.
Амени лежал в постели с перевязанной головой, оставленный на попечение сиделки.
— Тише, — строго сказала она, — он спит.
Она вывела царевича за дверь.
— Что с ним случилось?
— Его обнаружили в отходах в северном квартале в полумертвом состоянии.
— Он выживет?
— Врач настроен оптимистично.
— Он приходил в себя, сказал что-нибудь?
— Несколько слов, неразборчиво. Лекарство снимает боль, но погружает его в глубокий сон.
Рамзес решил поговорить с помощником начальника охраны, направленным для очередной проверки в южной части Мемфиса. Удрученный недавним происшествием, тот не смог сообщить царевичу ничего нового; никто в проверяемом квартале не видел нападавшего. Несмотря на тщательные опросы, не удалось обнаружить ни малейшего следа преступления. То же касалось и дела с возницей; вне всякого сомнения, он давно скрылся и, вероятно, уже покинул пределы Египта.
Вернувшись, царевич застал пробуждение Амени; при виде Рамзеса взгляд раненого прояснился.
— Ты вернулся… Я знал!
Голос его был слаб, но тверд.
— Как ты себя чувствуешь?
— Получилось, Рамзес, мне удалось!
— Если ты и дальше будешь так рисковать, ты свернешь себе шею.
— Ничего, я крепкий, ты же видишь.
— Кто тебя ударил?
— Охранник мастерской, где хранятся подложные чернильные палочки.
— Значит, тебе и в самом деле удалось.
Гордость озарила лицо Амени.
— Скажи мне точно, где это, — потребовал Рамзес.
— Это опасно… Не ходи туда без охраны.
— Не беспокойся и отдыхай; чем раньше ты встанешь на ноги, тем быстрее сможешь мне помочь.
Благодаря указаниям Амени Рамзес без труда отыскал ту самую мастерскую; солнце давно уже стояло в зените, но двери мастерской были закрыты. Желая понять, в чем дело, царевич обошел все вокруг, но не заметил ничего подозрительного. Склад казался заброшенным.
Опасаясь ловушки, Рамзес решил дождаться вечера. Несмотря на то что вокруг то и дело сновали туда-сюда разные люди, никто не входил в этот дом.
Он спросил водовоза, который обслуживал ремесленников этого квартала:
— Ты знаешь эту мастерскую?
— Здесь делают чернильные палочки.
— А почему она закрыта?
— Дверь уже целую неделю закрыта, это странно.
— А что владельцы?
— Не знаю.
— Кто они?
— Мы всегда видели только рабочих, но не хозяина.
— А кому они продавали свой товар?
— Не знаю, это не мое дело.
Водовоз удалился.
Рамзес поступил так же, как и Амени; он взобрался по лестнице и прошел по крыше чердака, чтобы проникнуть внутрь здания.
Его осмотр не занял много времени: склад был пуст.
Вместе с другими писцами Рамзес был призван в храм Птаха, бога, который сотворил мир словом; каждый должен был явиться перед главным жрецом и представить отчет о проделанной недавно работе. Глава сословия напомнил им, что они должны были отбирать слова, как подбирают качественный материал, и строить свою речь согласно учению мудрецов.
Когда церемония была окончена, Сари поздравил своего бывшего ученика.
— Я горжусь тем, что был твоим наставником; вопреки тому, что болтают злые языки, кажется, ты идешь путем знаний. Не переставай учиться, и ты станешь уважаемым человеком.
— Неужели это важнее, чем постичь суть своего существа?
Сари не мог скрыть своей досады.
— Когда ты наконец образумишься! Сколько о тебе разных слухов ходит!
— Каких же?
— Говорят, ты ищешь беглого возницу и что твой личный секретарь недавно был тяжело ранен.
— Это вовсе не слухи.
— Оставь это властям и забудь все эти ужасы, царская охрана лучше в этом разбирается. В конце концов, виновных найдут, поверь мне; у тебя и без того много дел. Главное — быть на высоте своего положения.
Обедать один на один со своей матерью было редкой привилегией, которую Рамзес не мог недооценить. Слишком занятая управлением государством, в котором она принимала активное участие, исполняя ежедневные и сезонные ритуалы, не говоря уже о бесчисленных обязанностях при дворе, великая супруга правителя нечасто могла позволить себе провести краткие часы досуга со своими близкими.
Алебастровые блюда были расставлены на низких столах, в тени деревянной беседки. Освободившись после совета, утвердившего жриц, поющих гимн богу Амон-Ра, ответственных за музыкальную часть ритуала, Туйа осталась в торжественном длинном льняном платье с изящными мелкими складками, широкое золотое колье покоилось на царственных плечах. К бесконечному обожанию, которое она вызывала у Рамзеса, примешивалось все возрастающее восхищение. Ни одна женщина не могла с ней сравниться, ни одна женщина и не посмела бы равняться с ней; вопреки своему скромному происхождению, она родилась, чтобы быть царицей. Одна она сумела снискать любовь Сети и править Египтом, помогая ему.
На обед подали салат-латук, огурцы, ребро быка, козий сыр, круглый медовый пирог, лепешки и вино оазисов, разведенное водой. Царица наслаждалась спокойным течением обеда, когда ее не беспокоили ни докучливые посетители, ни бесконечные просители; тишина ее маленького сада, раскинувшегося вокруг пруда, питала ее силы, так же как подаваемые к столу блюда, тщательно подобранные ее поваром.
— Как прошла твоя поездка в Гебель Сильсиль?
— Я узнал мощь карьеров и силу моряков.
— Ни то, ни другое тебя не удержало.
— Отец этого не захотел.
— Он требовательный человек и всегда будет спрашивать с тебя больше, чем ты можешь дать.
— Ты знаешь, что он решил на мой счет?
— Что-то ты совсем не ешь сегодня.
— Нужно ли и дальше держать меня в неведении?
— Ты боишься фараона или доверяешь ему?
— Страху нет места в моем сердце.
— Тогда вступай в этот бой и не оборачивайся назад, не думай о сожалениях и угрызениях, не будь ни завистливым, ни ревнивым. Каждое мгновение, прожитое с твоим отцом, это дар неба; помни об этом и живи этим. Все остальное неважно.
Царевич попробовал ребро быка, хорошо прожаренное и сдобренное чесноком и специями. В синем небе над шатром взвился ибис.
— Мне нужна твоя помощь, охрана просто издевается надо мной.
— Это серьезное обвинение, сын мой.
— Однако обоснованное.
— У тебя есть доказательства?
— Ни одного, поэтому я и обратился к тебе.
— Ты полагаешь, я стою выше закона?
— Если ты потребуешь настоящего расследования, оно будет проведено как следует. Никто и не думает искать человека, который заплатил напавшему на меня, никто не хочет искать производителя бракованных чернильных палочек, проданных царским писарям как первосортный товар. Мой друг, обнаруживший мастерскую бракоделов, чуть не поплатился за это жизнью; однако преступник очистил склад, и ни один житель квартала не осмеливается свидетельствовать против него. Значит, это кто-то важный, настолько важный, что угрожает людям.
— На кого ты думаешь?
Рамзес не ответил.
— Я постараюсь что-нибудь сделать, — пообещала Туйа.
15
Корабль фараона медленно продвигался на север. Отбыв из Мемфиса, он сначала спускался вниз по Нилу, а потом пошел одним из рукавов реки, который проникал в самое сердце Дельты.
Рамзес был восхищен.
Здесь земля вовсе не походила на пустыню; в этом краю, который принадлежал Хору, в то время как Сет царил над долиной , где река пробивала себе путь между двух берегов, сражаясь с сушью бесплодной земли, поток поражал своей мощью. Дикая местность Дельты походила на бескрайнее болото, где среди зарослей папируса водилось несметное множество птиц и рыбы. Вокруг не было ни одного города, ни селения, лишь рыбачьи хижины, взгромоздившиеся на вершины холмов, утопавших в воде. Солнце не стояло неподвижно, как в долине; ветер, долетавший с моря, разметывал заросли тростника.
Черные фламинго, утки, цапли и пеликаны делили между собой эти громадные угодья, в которых терялись извилистые каналы; где-то генетта пожирала яйца в гнездах зимородков, где-то змея проскальзывала в густые заросли, над которыми кружился рой разноцветных бабочек. Человек еще не покорил эту землю.
Корабль, продвигаясь все дальше, постепенно замедлял свой ход, осторожно управляемый капитаном, привыкшим к капризам этого лабиринта; на борту — человек двадцать бывалых моряков и правитель страны, всегда на своем месте, на носу корабля. Сын наблюдал за ним незаметно, из укрытия, завороженный его присутствием; Сети представлял собой Египет, он сам был Египтом, наследник тысячелетней династии, познавшей величие бога и ничтожество человека. В глазах своего народа фараон был неким таинственным существом, истинное место которого было там, в звездном небе, его присутствие на земле представляло собой невидимую связь с потусторонним, его взгляд открывал подвластному народу двери в другой мир. Без него варварские племена быстро бы наводнили оба берега, с ним будущее казалось обещанием вечности.
Рамзес все же вел журнал и этого путешествия, хотя ни отец, ни члены команды не считали нужным распространяться о том, в чем заключается цель данного рейда. Царевич чувствовал скрытую тревогу, как если бы невидимая опасность подстерегала мирное судно. В любой момент могло появиться чудовище и пожрать игрушку волн.
Как и в первый раз, Сети не дал своему сыну времени предупредить красавицу Исет и Амени. Рамзес уже видел ярость первой и беспокойство второго; однако ничто, ни любовь, ни дружба, не могли помешать ему безоглядно следовать за отцом, куда бы тот его ни повел.
Фарватер очистился; двигаться вперед стало легче, и вскоре корабль причалил к берегу, поросшему травой, на котором возвышалась странная деревянная башня. Царь спустился по веревочной лестнице; Рамзес последовал за ним. Фараон и его сын поднялись на вышку, скрытую за береговыми укреплениями: сверху можно было видеть одно лишь небо.
Сети настолько был погружен в свои мысли, что Рамзес не осмеливался обратиться к нему с вопросом.
Внезапно взгляд фараона оживился.
— Смотри, Рамзес, смотри внимательно!
Высоко-высоко в небе показался косяк перелетных птиц, двигавшийся на юг.
— Они летят оттуда, со всех известных краев, — объявил Сети, — из той необъятной земли, где боги ежечасно творят жизнь. Когда они опускаются в океан силы, они принимают форму птиц с человеческой головой и питаются светом; когда они пересекают границы земли, они становятся ласточками или другими перелетными птицами. Не забывай смотреть на них, ибо они — наши воскресшие предки, которые вступаются за нас перед Солнцем, чтобы оно нас не спалило; это они вдохновляют мысль фараона и указывают ему путь, невидимый для простого глаза.
Когда спустилась ночь и зажглись звезды, Сети показал сыну небо. Он открыл ему название созвездий, рассказал о неустанном движении планет, солнца и луны, о связи небесного и земного мира. Власть фараона должна была распространяться и на космос, чтобы ни один уголок вселенной не вышел из-под его надзора.
С открытой душой Рамзес внимал словам отца; он питал свой дух, стараясь не уронить ни крошки. Заря явилась слишком быстро, застав его врасплох.
Из-за слишком плотной растительности царский корабль не мог двигаться дальше. Сети, Рамзес и четверо моряков, вооруженные копьями, луками и метательными палками, пересели в легкую лодку из папируса; фараон сам указывал путь гребцам.
Рамзес почувствовал, что он проникает в другой мир, не имеющий ничего общего с долиной. Здесь не было и следа присутствия человека; заросли папируса, раза в четыре выше человеческого роста, порой закрывали солнце. Если бы его кожа не была покрыта толстым слоем жирного крема, царевича быстро сожрала бы армия насекомых, кружение которых создавало оглушительный шум.
Пройдя сквозь болотистый лес, челнок вынырнул на темную гладь лесного озера, в центре которого плавали два островка.
— Святые города Пе и Деп, — пояснил фараон.
— Города? — удивился Рамзес.
— Они предназначены для душ праведников; их крепость — сама природа. Когда жизнь возникла из Океана всех начал, она появилась, как холм из-под воды;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42