Регент оказался рядом с человеком, возраст которого очень трудно было определить: у него было четко выписанное морщинистое лицо с длинной седой бородой; ел он медленно и все, что ел, поливал оливковым маслом.
— Это ключ к здоровью, мой царевич!
— Меня зовут Рамзес.
— А меня Гомер.
— Вы генерал?
— Нет, я поэт. Внешность у меня невзрачная, но зато память блестящая.
— Поэт и рядом с таким солдафоном, как Менелас?
— Ветры нашептали мне, что его корабли направляются в Египет, землю мудрости и писателей; я много путешествовал и теперь хочу остаться здесь доживать свой век и спокойно работать.
— Я выскажусь против того, чтобы Менелас задерживался здесь надолго.
— А кто вы такой?
— Регент.
— Вы довольно молоды… И вы ненавидите греков.
— Я говорил о Менеласе, не о вас. Где вы собираетесь остановиться?
— В каком-нибудь более подходящем месте, чем корабль! Мне там тесно, все вещи приходится держать в трюме, и потом мне не нравится общество матросов. Качка, волны, бури — все это не способствует спокойному размышлению.
— Согласитесь ли вы принять мою помощь?
— А вы говорите на правильном греческом языке.
— Один из моих друзей — дипломат и полиглот; рядом с ним — выучить язык было для меня простой забавой.
— Вы любите поэзию?
— Вы оцените наших великих авторов.
— Если наши вкусы совпадают, думаю, мы сможем хорошо поладить.
Из уст министра иностранных дел Шенар узнал о решении фараона: Менеласу было разрешено остаться на некоторое время в Египте. Пока будут выправляться и ремонтироваться греческие корабли, царь разместится в большом поместье в центре Мемфиса, его солдаты поступят под египетское командование и должны будут соблюдать строжайшую дисциплину.
Старшему сыну фараона предстояло показать столицу Менеласу. В течение нескольких дней, порой мучительных, Шенар пытался втолковать греку азы египетской культуры, но всегда наталкивался на безразличие, граничащее с бестактностью.
Зато величественные монументы поразили Менеласа. При виде храмов он не мог скрыть своего удивления.
— Какие великолепные крепости! Взять их штурмом, думаю, не каждому по зубам.
— Это жилища богов, — пытался объяснить Шенар.
— Богов войны?
— Нет, Птах — покровитель мастеров, тот, кто творит мир словом, а Хатхор — богиня радости и музыки.
— Зачем же им тогда крепости с толстыми стенами?
— Божественная энергия находится в ведении знающих людей, которые стараются поместить ее так, чтобы оградить от мирского; чтобы проникнуть в закрытый храм, нужно быть посвященным в тайны.
— Другими словами, я, царь Лакедемона, сын Зевса и покоритель Трои, я не имею права пересечь порог этих золотых дверей!
— Да, это так… Во время каких-нибудь празднеств, с разрешения фараона вы, вероятно, получите возможность пройти во внутренний двор под открытым небом.
— И какая же тайна мне откроется?
— Великие подношения божеству, которое находится в храме и распространяет свою энергию по всей земле.
— Да что вы!
Шенару пришлось запастись бесконечным терпением; несмотря на то что манеры и речи Менеласа были не слишком утонченны, он почувствовал, что у них есть нечто общее с этим иностранцем с хитрыми глазами. Внутренний голос подсказывал уделить гостю особое внимание, чтобы сблизиться с ним.
Менелас без конца возвращался к тем десяти годам войны, которые закончились взятием Трои. Он оплакивал несчастную участь своих союзников, павших под ударами неприятеля, критиковал поведение Елены и желал, чтобы Гомер, описывая деяния героев, предоставил бы ему хорошее место в том ряду.
Шенар попытался выяснить, как именно пала Троя. Менелас рассказал о жестоких схватках, о храбрости Ахилла и других героев, об их несгибаемой воле отвоевать Елену.
— В столь продолжительной войне, — допытывался Шенар, — военная хитрость тоже должна была сыграть свою роль?
Не слишком охочий на слова, Менелас все-таки решил ответить:
— Улиссу пришла в голову мысль построить огромного деревянного коня, внутри которого спрятались солдаты; троянцы проявили неосторожность, впустив его в свой город. Таким образом нам удалось застать их врасплох.
— Вы, конечно, тоже имеете отношение к этой счастливой находке? — с восхищением спросил Шенар.
— Я говорил об этом с Улиссом, но…
— Он лишь озвучил вашу мысль, я в этом уверен.
Менелас весь надулся от гордости.
— В конечном счете именно так.
Шенар решил посвятить почти все свое время, чтобы завоевать дружбу грека. Теперь у него была новая стратегия, чтобы убрать с пути Рамзеса и снова стать единственным претендентом на египетский трон.
44
В своем саду в беседке из виноградных лоз Шенар устраивал настоящие пиры Менеласу. Грек любовался темно-зелеными ветвями, с которых свисали тяжелые гроздья; кроме того, он наедался до отвала крупным синим виноградом. Рагу из голубей, жареная говядина, перепела в медовом соусе, свиные почки и ребрышки, приготовленные с тончайшими приправами, не могли не поразить гостя своим изысканным вкусом. Он без устали любовался юными танцовщицами, гибкие тела которых были едва прикрыты легкими одеяниями, флейты и арфы завораживали его слух.
— Египет прекрасная страна, — признал он, — я бы даже предпочел его полю битвы.
— Вы довольны вашими покоями?
— Настоящий дворец! Когда вернусь, закажу своим архитекторам построить мне такой же.
— Слуги?
— Выполняют малейшие мои желания.
По просьбе Менеласа ему доставили чашу из гранита, которую наполняли теплой водой, и грек мог без конца принимать ванны. Его египетский управляющий считал эту процедуру не отвечающей правилам гигиены и слишком расслабляющей; как и его соотечественники, он предпочитал душ. Однако ему приходилось подчиняться приказаниям Шенара; каждый день массажистка натирала маслами тело великого героя, все покрытое шрамами.
— Не слишком-то они покладистые, ваши девушки! У меня рабы не столь строптивы. После ванны они удовлетворяют меня так, как только я пожелаю.
— В Египте нет рабов, — уточнил Шенар, — все они мастера, которым платят.
— Нет рабов? Вот тот прогресс, которого пока еще не знает ваша великая держава!
— Да, нам не помешали бы люди вашей закалки.
Менелас отодвинул перепела в меду, поданного на блюде из алебастра; последние слова Шенара отбили у него аппетит.
— Что вы хотите этим сказать?
— Египет — богатая и сильная страна, это правда, но, сдается мне, ею можно управлять с большей проницательностью.
— Разве вы не старший сын фараона?
— Неужели эта родственная связь должна была бы ослепить меня?
— Сети — это подавляющая личность; даже Агамемнон не пользовался такой властью, как он. Если вы вздумали строить заговоры против него, откажитесь; провал обеспечен. Этот царь обладает сверхъестественной силой; я не трус, но все же боюсь встретиться с ним взглядом.
— Кто говорит о том, чтобы строить заговоры против Сети? Весь народ почитает его. Но фараон тоже человек, и поговаривают, что в последнее время у него не все в порядке со здоровьем.
— Если я правильно понял ваши обычаи, после его смерти на трон должен взойти регент; какая бы то ни было война за наследство исключена.
— Царствование Рамзеса погубит Египет. Мой брат не способен управлять.
— А вы, противопоставляя себя ему, неужели вы пойдете против воли вашего отца?
— Рамзес воспользовался им. Если вы согласитесь быть моим союзником, будущее вам улыбнется.
— Будущее? Но я собираюсь как можно скорее вернуться к себе! Даже если Египет принимает меня и кормит лучше, чем я мог бы вообразить, я здесь всего лишь гость без всяких прав. Забудьте ваши бессмысленные мечтания.
Нефертари показала Елене гарем Мер-Ура. Прекрасная блондинка с белой кожей была поражена великолепием земли фараонов. Разбитой и уставшей, ей, наконец-то, выпало счастье отдохнуть, прогуливаясь в садах и наслаждаясь звуками музыки; изысканное времяпрепровождения, которое вот уже несколько недель дарила ей царица Туйа, действовало как лекарство. Но недавняя новость опять повергла ее в ужас: два греческих корабля уже были приведены в порядок. Близилось время отъезда.
Сидя на берегу пруда, покрытого лилиями и лотосами, она плакала, не в силах сдержать слез.
— Извините меня, Нефертари.
— Разве в вашей стране вас не почитают как царицу?
— Менелас, конечно, соблюдает приличия; он постарается доказать, что он, настоящий воин, смел с лица земли целый город и перебил все его население, чтобы вернуть свою жену и смыть нанесенное ему оскорбление. Но моя жизнь там превратится в ад; смерть была бы милее.
Нефертари не стала произносить бесполезных слов, она постаралась отвлечь красавицу, раскрыв ей секреты искусства ткацкого дела. Увлеченная этим занятием, гречанка проводила в мастерских целые дни напролет, расспрашивая самых опытных ткачих, и сама принялась за изготовление роскошных нарядов. Она ловко работала руками и быстро сумела снискать уважение лучших мастериц. Эти работы позволили ей забыть о Трое, о Менеласе и неотвратимом возвращении вплоть до того вечера, когда переносной трон Туйи появился на пороге гарема.
Елена метнулась в свои покои и бросилась на кровать вся в слезах; присутствие великой царской супруги означало конец ее счастливых дней, которые никогда уже больше к ней не вернутся. Она пожалела, что ей недостало мужества покончить с собой.
Нефертари очень ласково попросила ее следовать за ней.
— Царица желает видеть вас.
— Я никуда отсюда не пойду.
— Туйа не любит ждать.
Елена покорилась. В который раз она опять оказывалась сама себе не хозяйка.
Сноровка египетских плотников удивила Менеласа. Слухи о том, что египетские корабли могли находиться в плавании целыми месяцами, казалось, были обоснованны, поскольку судостроительные верфи Мемфиса восстановили и укрепили греческие корабли в невероятно короткие сроки. Царь Лакедемона видел огромные баржи, способные выдержать целый обелиск, быстроходные парусники и военные укрепления, которые он не пожелал бы брать приступом. Сила египетского устрашения была не пустым звуком.
Он постарался отогнать эти мрачные мысли, радуясь, что, наконец, можно готовиться к возвращению. Эта остановка в Египте позволила ему восстановить силы; его солдат хорошо выхаживали и кормили, экипажи были готовы к отплытию.
Победным шагом Менелас направился во дворец великой царской супруги, где остановилась Елена после своего возвращения из гарема Мер-Ура. Нефертари встретила его и провела к супруге.
Одеяние Елены, на которой по египетской моде было длинное платье из льна на завязках, показалось ему почти непристойным; к счастью, никакой другой Парис не собирался выкрасть ее! Нравы фараонов запрещали подобные действия, тем более что женщины здесь явно были гораздо независимее, чем в Греции. Они не сидели в заточении в гинекее, могли свободно передвигаться, не пряча лицо, противостояли мужчинам и даже могли занимать высокие посты — странные и прискорбные обычаи, которые Менелас ни за что не хотел бы занести на свою землю.
При приближении своего мужа Елена позволила себе не встать и осталась сидеть, увлеченная своим занятием за ткацким станком.
— Это я, Елена.
— Я вижу.
— Разве ты не должна была меня приветствовать?
— С какой стати?
— Но… я твой муж и хозяин!
— Единственный хозяин здесь — это фараон.
— Мы отправляемся в Лакедемон.
— Я еще не закончила свою работу.
— Поднимайся и следуй за мной.
— Ты поедешь один, Менелас.
Царь кинулся на свою жену и попытался схватить ее за запястье. Кинжал, внезапно появившийся у нее в руке, заставил его отступить.
— Не приближайся, иначе я позову на помощь; в Египте насилие карается смертью.
— Но… ты моя жена, ты принадлежишь мне!
— Царица Туйа доверила мне управление ткацкой мастерской; это счастье, которого, как мне кажется, я достойна. Я буду делать платья для придворных дам, а когда мне это наскучит, мы поедем. Если ты слишком торопишься, езжай, я тебя не держу.
Менелас изломал два меча и три копья о мельничный жернов булочника. Его ярость напугала слуг; не появись вовремя Шенар, полиция забрала бы буяна. Старший сын фараона предусмотрительно держался на расстоянии, пока гнев воинственного грека не утих; когда, наконец, тот утомился рубить и колоть, Шенар принес ему кружку крепкого пива.
Царь Лакедемона жадно выпил все до капли и уселся на мельничный жернов.
— Эта стерва… Что она еще выдумала?
— Я понимаю ваш гнев, но все это бесполезно. Елена свободна в своем выборе.
— Свободна, свободна! Цивилизация, которая предоставляет столько свободы женщинам, должна быть уничтожена!
— Вы останетесь в Мемфисе?
— А разве у меня есть выбор? Если я вернусь в Лакедемон без Елены, меня поднимут на смех; мой народ станет презирать меня, а какой-нибудь из моих офицеров перережет мне горло, пока я буду спать. Мне нужна эта женщина!
— Дело, которое доверила ей Туйа, не просто предлог; царица высоко ценит мастерство вашей супруги.
Менелас ударил кулаком по жернову.
— Будь проклята эта Елена!
— Криком здесь не поможешь. Теперь у нас общие интересы.
Грек внимательно прислушался.
— Если я стану фараоном, я отдам вам Елену.
— Что я должен делать?
— Помочь мне убрать с дороги Рамзеса.
— Сети может прожить до ста лет!
— Девять лет царствования измотали моего отца; отдавая себя без остатка Египту, он растрачивает драгоценные силы. И вам еще раз повторяю, что нам понадобится время; когда будет объявлено о том, что трон опустел на время траура, нам придется действовать умело и быстро. Подобная стратегия должна быть тщательно разработана.
Убитый этим известием, Менелас весь сгорбился.
— Сколько еще надо будет ждать?
— Нам повезет, поверьте; но нам еще предстоит исполнить несколько щекотливых дел.
Опираясь на руку Рамзеса, Гомер отправился осматривать свое новое жилище, особняк в двести квадратных метров, окруженный садом и находящийся в трехстах метрах от одного из крыльев дворца, предназначенного для регента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42