Он снова вернулся в ванную, включил верхний свет и попробовал воду. Горячая. Точно через десять минут, единственная надежная вещь в этой жизни. Он добавил немного холодной, отодвинул липкую жесткую занавеску и стал под душ. Он потянулся за мылом и выругался, когда увидел, что остался один обмылок. Шампунь тоже кончался, он это знал, потому долго там не задержался. Полотенце, которое он сдернул с обратной стороны, попахивало, но по крайней мере, это был его собственный запах. Он наскоро вытерся, бросил полотенце в сырую кучу на полу и вернулся в комнату.
Он полез в холодильник за еще одной банкой пива, но обнаружил только диетическую «кока-колу» и сгнившее яблоко. Нейл захлопнул холодильник и снова бросился на постель. Он закрыл глаза и молил бога, чтобы хоть эта ночь прошла спокойно. Но он знал, что этого не будет.
Некоторое время он дышал ровно; но когда почти совсем заснул, это началось снова. Казалось, что слова входили через его левое ухо, пронизывали мозг и поражали спинной нерв. Это была его шуточная сценка в ночном клубе, и он переживал ее снова и снова, даже против своего собственного желания.
Так продолжалось уже несколько месяцев. Каждый вечер он шел на работу, обслуживал столики в ожидании своего выхода в последнем, третьем отделении. Потом обратно домой, в душ, в постель и, не успев уснуть, снова прослушивал весь текст. Он обычно записывал его на магнитофон, но сейчас в этом не было никакой необходимости. Текст проигрывался у него в голове, бесконечно. Иногда ночи проходили почти совсем нормально и Нейл спал относительно спокойно. Но чаще он кричал, что все не так, вставал, писал и переписывал текст, пока не добивался улучшения, добавляя здесь, убирая там. Потом снова спать, может быть, несколько часов, пока не настало время идти в клуб обслуживать столики, и потом выступать с переделанным текстом. Наконец снова домой для ревю в газетном порядке, как он стал это называть.
По крайней мере, сегодняшнее ревю было удачным. Он прослушал кусок, добавленный им насчет голливудских агентов, и мог слышать смех публики. Да, это получилось неплохо. После нескольких бесплодных месяцев что-то начиналось. Это хорошо, и я могу еще лучше. У меня будет еще один шанс, думал он. Он вытянулся без сил на кошмарном матрасе. Я не собираюсь всю жизнь провести в этой дыре в Энсино, говорил он себе. Когда-нибудь, думал он… когда-нибудь… белье надо постирать.
И он уснул.
11
Подъехав к «Студии Рейли» Джан старалась держаться спокойно. У въезда ее «тойоту» остановил охранник и нашел в списках ее имя.
Как бы вы стали готовиться к случаю, который выпадает раз в жизни? Она отправилась к самому лучшему парикмахеру в Лос-Анджелесе. Вьендра носил обтягивающий коротенький красный халатик и лакированные ботинки одиннадцатого размера. Он посмотрел на тяжелые волосы Джан.
– Что у нас тут? – ухмыльнулся он. – Как насчет короткой стрижки? У вас для этого подходящее лицо.
– Стрижки не надо. Можете ли вы закрасить седину? – спросила она. Белые пряди ярко выделялись на фоне ее темных волос.
– Гм, – задумался он, танцующей походкой обошел вокруг кресла и покачал головой.
– Нет. От краски потускнеют остальные волосы. Нет ничего хуже, чем крашенные черные волосы. У меня другое предложение. Мы подсветим их голубым.
– Голубым? – спросила она, у нее, должно быть, задрожал голос, но он все спокойно объяснил. Голубой только сделает ее серые волосы еще темнее и придаст им блеск. Она решилась попробовать.
Теперь она откидывала волосы перед охранником. Они красиво блестели.
– Проезжайте прямо к зданию номер три, – сказал он. Она въехала на территорию. Когда-то здесь были павильоны звукозаписи, где были отсняты «Я люблю Люси» и другие телевизионные постановки. До этого студия принадлежала «Селзник Интернэшнл Пикчерс». Джан свернула за угол и оказалась прямо перед «Тарой», плантаторским домом из селзниковского фильма «Унесенные ветром». Она раскрыла рот, как голливудская туристка, и тут увидела табличку «Здание 3». Она вспомнила, что Селзник использовал этот дом под свои офисы. Ей предстояло войти туда. Не как туристке, а как настоящей актрисе, так, как входили туда Ингрид Бергман, Оливия де Хавилэнд и Вивьен Ли. Она поближе подъехала на своей арендованной «тойоте» и несколько раз глубоко вдохнула. Руки ее дрожали. Эта роль оказалась немного труднее, чем она ожидала. Она повернула зеркальце в салоне машины и внимательно посмотрела на свое отражение. Она действительно красива, разве что немного бледна. Волосы ее блестели как вороново крыло. Ей вспомнилось, как Пит шептал ей на ухо: «Ты такая красивая. Ты просто очень красивая». Естественно, если бы это было не так, Марти Ди Геннаро никогда бы не пригласил ее.
– Ты и правда красива, – прошептала она своему отражению. – Ты красива. Ты талантлива. Пойди и покажи ему это. Пойди и покажи ему, как ты красива и талантлива. – Она никак не могла унять дрожь в руках. – Не бойся, – сказала она себе. – Смотри на это, как на приключение. – Она глубоко вздохнула. Сама себе не слишком могла помочь, но к ней вернулся отзвук голоса Пита: «Ты так красива». Этому голосу можно было поверить.
Она вышла из машины и по дорожке пошла к «Зданию 3», потом, следуя указаниям администратора, направилась в апартаменты, где находились офисы Марти. Хорошенькая женщина с короткой стрижкой встретила ее у входа. Интересно, где она стриглась, у Вьендры?
– Джан? – спросила она. – Марти ждет вас.
Молча Джан шла за ней по длинному коридору, по которому до нее ходили десятки, сотни, тысячи актеров. Она еще успела сказать себе: «Ты Джан Мур, ты талантлива и красива», как ее ввели в кабинет.
Марти Ди Геннаро сидел свернувшись на большой кожаной софе в окружении спутанных проводов, камер, осветительных приборов. Когда она вошла в комнату, он вскочил и взял ее за руку. Он был такой нервный, маленький, гибкий, что напомнил ей борзую, особенно когда он сделал скачок с софы через всю комнату.
– Садитесь, Джан.
Она опустилась в низкое бежевое кожаное кресло напротив него. Жестом руки он обвел несколько человек, возящихся с аппаратурой.
– Это Билл, Стив и Дино, Джан. Если не возражаете, они будут записывать наш разговор.
Прекрасно, подумала про себя Джан. Интересно, как бы он поступил, если бы я сказала, что возражаю, но это не входило в правила игры. Она почувствовала влажность на ладонях и под мышками. Она знала, что могла бы произвести на него впечатление на прослушивании или даже на первом чтении, но играть роль Джан Мур было не так просто. Она вскинула голову, пожала плечами и улыбнулась.
– Как скажет босс.
Он рассмеялся, это был не смех, а писклявое хихиканье. С тех пор как он снял два фильма, которые ежедневно приносили десять миллионов дохода, почти весь Голливуд стал называть его «боссом».
– Что вам известно о шестидесятых годах, Джан? – спросил Марти.
– Это когда были хиппи и «лучше цветы, чем ракеты»? – в свою очередь спросила она.
– Именно! – воскликнул он с таким воодушевлением, что оно показалось ей неискренним.
– Ну, – продолжала она, – кажется это была эпоха «битлов». – Она быстренько стала соображать, какие знания о шестидесятых годах требуются от двадцатичетырехлетней. И как немного задурить голову Марти. – Кажется, Пол Маккартни стал «битлом» еще до того, как служил в ВВС? – спросила она с невинным видом.
– Ух! – взвизгнул Марти, а один из парней за камерой застонал.
– Сразу чувствуешь себя старым, правда, Дино? – спросил Марти. – Что еще вы можете сказать нам, Джан?
– Ну, – сказала она, уже успев продумать ответ, – Бобби Кеннеди был президентом, пока его не убили. – Она улыбнулась и провела языком по нижней губе. – И, кажется, где-то шла война.
Они не сразу поняли, что она дурачит их.
– О'кей, о'кей. Вы очень сообразительны. – Марти улыбнулся ей. Он встал, обошел ее с левой стороны, где было окно.
Она повернула голову к нему, но камера следила только за ней. Что же, если это была кинопроба, она могла играть перед камерой не хуже, чем перед зрителями в театре «Меллроуз».
– Джан, я дитя шестидесятых, я обожаю это время. Но я уверен, что не только я один, а все те, кто родился в эпоху подъема рождаемости, и те, кто желал бы тогда родиться, но родился позже. Вам известно, что такое ПОП?
– Нет, – призналась она.
– ПОП – это Программа определения популярности тем. Каждый год ИДТ – институт домашнего тестирования – проводит опрос среди телезрителей о степени популярности планируемых телепрограмм. Телеканалы используют эти данные для прогнозирования будущих зрительских симпатий. Проверке подверглась моя идея шоу в стиле шестидесятых. Она набрала самое большое число голосов в самых разных возрастных группах, от шестидесяти – до двадцатипятилетних. Такого никогда еще не было. Я хочу сделать постановку в стиле того периода. Я могу использовать музыку, моды тех лет, я могу включить и политические страсти. Масса возможностей вызвать ностальгические воспоминания, но не только. Можно провести параллели с сегодняшним днем и я думаю, что мне это по плечу. – Он снова подошел к креслу напротив нее. Она кивнула, встряхнула головой, продолжая следить за камерой, и повернулась к нему.
– Вы когда-нибудь видели «Лихого наездника»?
– Конечно. Это первый фильм Джека Николсона.
– Да. Так вот, я хочу в своей работе по-новому взглянуть на эти странствия: обретение себя, обретение Америки. Для этого мне нужны три девушки. Три девушки на мотоциклах.
– Звучит заманчиво, – сказала она. Господи, ей никогда не приходилось ездить ни на чем солиднее мопеда Нейла. Она положила ногу на ногу, улыбнулась в камеру и сказала: – Как жаль, что я не оделась в свою спортивную форму.
Марти улыбнулся:
– У меня полно идей. Я хочу, чтобы это шоу отличалось от всех других. Мы будем снимать простой камерой – никаких видеозаписей. Мы будем много выезжать для съемок. Эти девушки проедут по всей Америке. Я буду использовать «мазки», «подкат» и двигающуюся камеру. Это будет необычный телесериал. Я уже подписал контракт с лучшими техническими специалистами в этой области.
Джан кивнула, хотя не имела ни малейшего представления, что могут означать «мазки» и «подкат».
– Какой косметикой вы пользуетесь?
Она захлопала глазами, растерялась. Почему он спрашивает об этом? Неужели заметен шрам на лице? Что-то такое, что только он, знаменитый режиссер, смог увидеть в отличие от других?
– Самой обычной. «Ланком», кажется…
– Не возражаете подписать контракт-обязательство пользоваться косметикой только определенной фирмы?
– Нет, – она изо всех сил старалась ничем не выдать своего облегчения.
– Эй, Дино, – сказал Марти. – Как мы выглядим?
– Прекрасно, босс, – сказал Дино.
Джан еще раз ослепительно улыбнулась в камеру.
– Итак, что дальше? – спросила она.
Марти дал ей десяток ничем не скрепленных страниц.
– Не хотите ли почитать вот это? Роль Кары.
Она взяла сценарий. Молодая девушка рассказывает другой о своем бывшем дружке, о родителях, об обществе, о жизни. Немного сентиментально, но трогательно. Все это прикрывает тонкий налет грубости, которая необходима молодым для того, чтобы их не считали детьми.
Она подняла глаза.
– О'кей. Кто будет читать со мной?
– Я буду давать вам реплики за камерой, – сказал Марти. Итак, она начала. Она сделала голос немного потоньше, чтобы он звучал моложе, зато еще острее подчеркивал грубость. Монолог об отце она прочитала очень быстро – почти скороговоркой, – как будто ей надо было сказать это вслух, но она не хотела, чтобы ее услышали. Она закончила сцену – там, где она спрашивает: «Ты понимаешь, что я хочу сказать?» – шепотом и прямым взглядом в камеру. Она знала, что читала хорошо. По-настоящему хорошо. Но, может, этого было недостаточно?
«Дорогой доктор Мур, вы прекрасно вылечили мое тело, чему я теперь так рада, но каковы вы в качестве психиатра? У меня так много новостей, что я не знаю, с чего начать.
Я очень рада, что вы получили вырезки, – я стараюсь не обращать слишком внимания на то, что пишут критики, но та, которая из «Таймс», упоминает много народу из Лос-Анджелеса, включая Марти Ди Геннаро. Нет, это не мои фантазии. Он зашел за кулисы и наговорил массу комплиментов, но это было только начало! Он просил меня сделать пробу, а вчера он предложил мне одну из главных ролей в его новом телесериале.
О'кей. Я знаю, что вы скажете мне: неужели вы так намучились и потратили столько сил только для того, чтобы стать очередной Ванной Уайт? Но доктор Мур – Брюстер – ведь речь идет о Марти Ди Геннаро. А сериал в самом деле нечто совершенно новое. Он называется «Трое в пути», и я видела отрывки сценария. Это что-то особенное. Три девушки (да, я вполне гожусь на роль девушки!) едут по стране на мотоциклах. Весь фокус в гениальных диалогах и операторской работе – ракурсы, затемнения. Это настоящее искусство.
О Господи, я сейчас перечитала написанное. Может показаться, что я совсем сошла с ума. Знаете, я ужасно волнуюсь, ведь дело еще не закончено. Марти (подумать только, я называю Марти Ди Геннаро просто «Марти») сказал, что ему нужно собрать всех трех героинь, чтобы увидеть, как мы смотримся все вместе, и что моему агенту надо приступить к работе над контрактом! Когда я сказала, что у меня нет агента, он чуть не упал в обморок! (Сколько восклицательных знаков наставила я в этом письме! Боюсь, что я превысила свою норму.) Тогда он сказал, что пристроит меня к Саю Ортису, его собственному агенту. Сай Ортис! (Это мой последний восклицательный знак.) Это самый влиятельный агент в этой области.
Однако, до меня дошли слухи и о том, что Сай Ортис отъявленный негодяй и что он выкидывает любого, кто не обеспечивает ему постоянного успеха. Не то, что ваш мистер Роджерс. Впрочем, среди здешнего народа не слишком много мистеров Роджерсов.
Кстати, я присматриваю себе собственное жилище – буду арендовать, конечно, – и Рокса Грили (которая занимается недвижимостью для кинозвезд) нашла для меня очаровательное бунгало с двумя спальнями, выходящее к морю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119