Моя бабушка просит прощения за то, что вы оказались втянутой в это малоприятное дело. — Их глаза встретились. — Мне очень жаль, — сказал он, и тяжесть вдруг исчезла.
Кейт отвернулась, чувствуя, как перехватывает дыхание.
— Я должна распорядиться, чтобы принесли картину. — Пальцы ее вздрагивали, когда она брала трубку внутреннего телефона.
— Я слышал, вы ведете переговоры относительно Кортланд Парка, — заметил Блэз, прогоняя неизвестно откуда взявшееся напряжение.
— Да. Я как раз вернулась с совещания но этому вопросу, — сказала она, повернувшись к нему.
— Прекрасно. Это был бы мощный рывок вперед.
Кейт не сомневалась в искренности его слов.
— Если получится, то аукцион в Кортланд Парке можно будет сравнить с гонконгским аукционом Доминик.
Зазвонил телефон. Кейт, извинившись, взяла трубку.
— Это звонит мистер Чивли, мисс Деспард.
— Соедините меня, — нетерпеливо сказала Кейт. — Николас?
— Вы разрешили позвонить, и я непременно давно бы сделал это, но мне пришлось уехать из города. Я вернулся лишь сегодня утром и спешу наверстать упущенное.
— Считайте, что наверстали. — Какая-то нотка в голосе Кейт заставила Блэза бросить на нее взгляд.
— Мы можем уговориться на сегодняшний вечер?
— Конечно.
— Я заеду за вами в половине восьмого.
— Я буду готова.
Николас Чивли не мог поверить своей удаче. Его тактика — заставить ее поскучать — сработала.
— У вас есть какой-нибудь излюбленный ресторан?
— Я целиком полагаюсь на вас.
— Я запомню это.
«Не сомневаюсь, что запомнишь», — подумала Кейт.
Она намеренно тщательно подбирала слова, присутствие Блэза Чандлера вдохновило ее на эту невинную импровизацию.
Положив трубку, Кейт извинилась, не переставая удивляться самой себе. Никогда в жизни ей еще не приходилось использовать одного мужчину в игре против другого. «Возьми себя в руки, Кейт Деспард, пока не опозорилась, — сказала она себе строго. — Этого человека тебе не одурачить».
— Как поживает Герцогиня? — спросила она как можно любезнее.
— Во все встревает и жалуется, если не все выходит по ее воле.
Кейт засмеялась.
— Она замечательная женщина. Я ее полюбила.
— Я готов биться об заклад, что вы уже создали общество взаимного обожания. — Голос его звучал сухо, но по какой-то нотке Кейт вдруг догадалась: он вполне осознает, что делает его бабка — при каждой возможности сводит его с Кейт. Забрать Ремингтона, несомненно, мог бы любой из служащих Корпорации, но старая дама послала за ним своего внука.
«Он любит ее, — подумала Кейт, — и потому слушается».
В дверь постучали. Это принесли картину, уже в специальной упаковке для перевозки.
— Хотите взглянуть на нее? — спросила Кейт;
— Не стоит. Я доверяю вашему мнению. — И вдруг Блэз резко спросил:
— Что моя сестра сказала, когда принесла вам картину?
— Что это фамильная собственность, но что она хотела бы продать ее анонимно.
— Могу себе представить. Сколько она хотела, получить?
— Я сказала ей, что картина стоит четверть миллиона фунтов.
Он удивленно поднял брови.
— Высокое искусство, помните? — сказала она с иронией, возвращаясь к их последнему разговору.
— Давайте не будем начинать все сначала, — оборвал ее Блэз.
— К счастью, я узнала картину. Но если бы я не побывала в Колорадо…
— Вы бы заработали комиссионные, только и всего.
— Если бы я не видела картину раньше, я бы продала ее — и чертовски быстро!
Блэз внимательно изучал ее.
— Но вы не жалеете, что дело повернулось таким образом?
— Нет, нисколько. Ремингтоны еще будут, но Агата Чандлер одна.
— Хвала Господу, — сказал Блэз, и Кейт рассмеялась.
— Не придирайтесь, — упрекнула его Кейт. — Вы же не хотели бы, чтобы она была другой. Я бы, по крайней мере, не хотела.
Его темные, как смоль, глаза опять блеснули.
— Да… Я, пожалуй, тоже.
«Но что ты стала другой, я рад», — подумал Блэз.
Кейт осталась все той же острой на язык амазонкой, какую он увидел в тот вечер в лавчонке на Кингс-роуд, но в ней появилось достоинство. В ней появились лоск, изысканность, которые дает только уверенность в себе. «Да, — продолжал размышлять Блэз, — она уже не так рвется в драку и к тому же может привлечь мужчину такого калибра, как Николас Чивли». Блэза задела легкость их телефонного разговора. «Это не для Кейт Деспард, — оскорбление подумал он. — Не ее стиль». И вдруг, как будто кто-то нажал нужную кнопку, его озарило: это было бы вполне в стиле Доминик.
Кейт показалось, что он сердит на нее. Боже, пронеслось у нее в мыслях, что за перемены настроения… Она тоже начала злиться. Блэз очнулся.
— Неудивительно, что вы так сошлись с моей бабкой, — смеясь, сказал Блэз. — Она тоже всегда говорит без обиняков.
Кейт чуть не вздрогнула. Он сравнил ее со своей бабкой — это самый высокий комплимент!
— Передайте ей от меня огромный привет, — с чувством сказала она.
— Бабушка предпочла бы увидеть вас лично.
— Ах, если бы я могла…
— В любое время, когда захотите, — он помолчал. — Мне также ведено сказать вам, что Джед посылает привет.
— Как мило с его стороны. От меня ответные приветы.
— Вы произвели там фурор, — заметил Блэз. — Как правило, Джед сторонится представительниц противоположного пола…
Кейт взвилась ракетою.
— Вы считаете, он не причислил меня к ним?
«А, — подумал Блэз, — значит, стопроцентной уверенности в себе у тебя, милочка, нет? И все-таки быстро же ты учишься», — думал Блэз, не понимая, радует это его или огорчает. Рассердившись на себя за эти мысли, он поднялся и взял картину.
— Я прослежу, чтобы она благополучно вернулась на место, — сказал он сдержанно.
— Вы мне напомнили… существует ли на ранчо какая-нибудь система сигнализации? Если нет, очень страшно оставлять Герцогиню так, окруженную всеми этими сокровищами…
— На ранчо полно людей, которые, не задумываясь, умрут за нее, — ответил Блэз и обернулся к ней. — Но как только вы сказали мне, насколько ценны все эти картины, я тут же поставил сигнализацию. Фотоэлектрический барьер — если его кто-нибудь пересечет, включится свет, сирена, а на участке у местного шерифа раздастся сигнал. На всех окнах и дверях новые замки, а ночью мы спускаем с цепи полдюжины ротвейлеров. Имейте это в виду, если во время ваших будущих визитов захотите прогуляться ночью.
К его изумлению, Кейт залилась краской. Какого черта?.. «Боже, так вот почему Джед передавал ей такие нежные приветы! Она наверняка прогуливалась ночью и, возможно, вместе с Джедом… Кейт Деспард и Джед! — подумал Блэз с раздражением. — Боже, любовь не только слепа, а еще и глуха, и нема!» Блэз стал торопливо прощаться и вышел, твердо решив отказаться от бабкиных поручений — пусть в будущем их выполняет кто-нибудь другой, во всяком случае, те, что связаны с Кейт Деспард.
Кейт спрятала лицо в горячих ладонях. Она прочитала в его взгляде сначала удивление, затем… неодобрение? И она догадалась… Блэз решил, что она ходила на ночное свидание к Джеду. Джед! Ей хотелось засмеяться, но на глазах выступили слезы. «Это к тебе, болван, к тебе ходила я! Все дело в тебе!»
— Почему ты не сказал мне, — без всяких вступлений начала Доминик, — что у твоей бабушки великолепная коллекция американского искусства?
Блэз взглянул на жену.
— С каких пор моя бабушка стала темой наших с тобой разговоров?
Доминик положила нож и вилку.
— Я говорю о коллекции, продажа которой могла бы принести удачу нью-йоркскому филиалу «Деспардс».
Если бы ее продавала я, разумеется — Моя бабка не собирается расставаться со своей коллекцией. Кстати, а откуда тебе известно о коллекции?
Доминик поднесла бокал к губам.
— Перестань. Не делай вид, что ты не знаешь, как твоя ненаглядная сестрица стянула картину и собиралась продать ее через лондонский «Деспардс». Она мне рассказала.
— Мне казалось, вы с Консуэло не разговариваете.
— Ей так хотелось поделиться со мной… — пожала плечами Доминик.
— И тогда ты, конечно, поведала ей, что Кейт посещала ранчо?
Улыбка появилась на губах Доминик.
— Ну, разумеется.
— Ты зря тратила время. Герцогиня заметила отсутствие картины. Она знает свои холсты до последнего квадратного дюйма, хотя любит делать вид, что они не важны для нее. Не беспокойся, картина уже вернулась на законное место.
— Значит, «Деспардс» упустил возможность продать ее.
— Ее и не собирались продавать.
Прелестные брови Доминик поднялись вверх.
— Она отказалась?
— Она не торгует краденым. — Блэз спокойно посмотрел на жену. — Какова бы ни была Кейт Деспард, ее нельзя назвать нечестной. В этом она вполне дочь своего отца.
— А я — нет? — спросила Доминик бархатным голосом.
Но это не тронуло Блэза.
— Что ж, надо признать, ты — нет.
— Да, ты настоящий юрист! — сказала Доминик, вскинув голову истинно французским движением. — Иногда мне кажется, законность значит для тебя больше, чем чувство.
— Правда? — спросил Блэз таким Тоном, что она сердито сказала:
— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Почему ты не рассказал мне о коллекции на ранчо?
— Если бы ты приняла хоть одно из многочисленных приглашений приехать, ты бы увидела все своими глазами.
— Я бы приехала, если бы знала.
— Не сомневаюсь, — сказал Блэз.
Доминик взглянула на него из-под густых ресниц.
Сегодня Блэз в странном настроении. Вопреки обыкновению, приехав, он не отправился с нею в постель, а вместо этого больше часа говорил по телефону, написал кучу писем и отправил множество телеграмм. К этому времени ужин — Доминик запланировала ужин вдвоем при свечах, чтобы привести его в нужное расположение духа, — был готов. Она хотела отвоевать утраченные позиции, сказать, как она была не права по отношению к его бабке, исповедаться и признать свою вину. Но он был все так же резок и нисколько не смягчился, и, если бы она не тормошила его своими вопросами, сидел бы молча. Доминик не помнила, чтобы он когда-нибудь раньше был таким сдержанным. Крохотный звоночек тут же подал ей сигнал тревоги. Если он почему-либо остыл к ней, она сумеет вновь разжечь его жар. Она не собиралась дать Блэзу ускользнуть, не сейчас же, когда у него в руках ключ от возможного аукциона, который вместе с гонконгским мог бы дать ей возможность обогнать Кейт настолько, что дальнейшая борьба потеряла бы для Кейт всякий смысл.
Теперь Доминик понимала, что ей надо забыть о наказании, которое она надумала для Блэза. Она собиралась дать ему понять, что он виноват перед ней, и не думала, что ситуация повернется против нее. Не показывая Блэзу своего беспокойства, она болтала о том и другом, не обращая внимания на его равнодушный взгляд, на его бесстрастный голос. К тому же его бокал оставался полным, и Доминик решила пустить в ход все свое очарование. Когда она наклонилась, чтобы подлить Блэзу вина, ее грудь коснулась его плеча, волосы упали ему на лицо, запах духов смешался с ароматом кларета. А когда они перешли в гостиную, в огромных — от пола до потолка — окнах которой виднелась потрясающая панорама ночного Нью-Йорка, она прижалась к нему на огромном честерфилдовском диване.
Но и после отличного ужина Блэз не торопился привлечь ее к себе, обхватить ладонями ее грудь, теребя сосок пальцами, за чем обычно следовали поцелуи, одежда разлеталась по полу, а они предавались страстному, неудержимому сексу. Вместо этого он потянулся к «Нью-Йорк тайме». Мельком заглянув в газету, Доминик отметила про себя, что у Корпорации Чандлеров денег больше, чем у Французского банка! И вдобавок бесценная коллекция американского искусства… Доминик ни капли не сомневалась, что, узнав, каковы цены, его бабка откажется от продажи. Она практичная старуха, сохранившая, наверное, и свой первый заработанный доллар… разве что теперь его не найти среди этих миллиардов. Боже, а какое богатство она таскает на себе! Увешана драгоценностями, как рождественская елка игрушками, презрительно подумала Доминик. Но Блэз очень решительно сказал, что при жизни бабки ничего не будет продано. Какая жалость! Это был бы сокрушительный удар по надеждам Кейт Деспард. А если бы Доминик все же удалось заполучить помимо гонконгского еще и этот аукцион!..
Ну что ж, ведь бабка Блэза уже очень стара. Значит, это только вопрос времени. Все, что нужно, — очень аккуратно поработать над Блэзом. Доминик не сомневалась, что ей это удастся. Блэз не из тех, кем легко манипулировать, но в одном отношении он податливее глины в руках скульптора. В их сексуальных отношениях ведущая роль принадлежала ей, она умела околдовать его своим телом и теми наслаждениями, которые оно могло принести. Блэз не был сверхсексуальным мужчиной, но в Доминик было нечто, заставлявшее его мгновенно отзываться. Она не обманывала себя и не называла это «нечто» любовью, но очень точно оценивала силу своей сексуальной притягательности для Блэза.
— Как идут дела у малышки Деспард? — небрежно спросила Доминик, поближе подвигаясь к Блэзу, при этом длинная серебристая юбка взметнулась, как бы невзначай высоко обнажив ногу.
— Не так хорошо, как у тебя, — Блэз был по-прежнему сдержан.
— Ну, это понятно. У нее есть в запасе что-нибудь приличное?
— Ты всегда узнаешь все раньше меня. Лучше расскажи мне об этом сама.
— Я знаю далеко не все. Ну, к примеру, у нее сейчас великолепная картина Веласкеса, которая может стоить миллионов пять, но какая именно, я пока не знаю.
— Меня занимает только то, что уже продано, я вижу лишь цифры и не могу принимать во внимание, что она надеется или должна получить. Мое дело — суммы банковского счета.
Доминик изобразила обиду, — Я знаю, что папа назначил тебя судьей в этом деле, но ты безусловно мог бы быть откровенным со мною, со своей женой!
— Не могу именно потому, что ты моя жена. — Блэз обернулся и посмотрел на нее. — И ты это прекрасно знаешь.
Доминик справилась со своим гневом и не рванулась с места, как ей хотелось.
— Неудивительно, что папа назначил тебя душеприказчиком… Он всегда говорил, что больше всего ценит в тебе твою честность. — И примирительно добавила:
— Я понимаю, ты сердит на меня, ведь я сказала твоей сестре, что Кейт Деспард наверняка узнала картину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74