Тяжесть сдавила ей грудь. Она отложила брошюрки и сидела, уставившись в окно невидящим взглядом, не отдавая себе отчета в том, что ее лицо как в зеркале отражается в стекле, за которым сгущалась тьма, в то время как внутри вагона горел яркий свет. Поэтому, когда Блэз Чандлер поднял голову от журнала, он с недоумением увидел на этом лице выражение глубокого отчаяния и никак не мог понять его причины.
Вечером Кейт терзали противоречивые чувства. С одной стороны, ей совсем не хотелось уезжать, с другой — у нее уже не было сил выносить присутствие Блэза, вернее, свою реакцию на его присутствие. Она притворилась веселой, заставила себя есть, хотя ей не хотелось, потому что еще больше ей не хотелось, чтобы кто-нибудь что-нибудь заметил. И снова она провела бессонную ночь.
Она встала рано, сходила попрощаться с Хэнком, Генералом и Джедом, который тепло пригласил ее приезжать еще.
— Я бы с удовольствием, — поблагодарила она. — Может, на следующий год…
Герцогине Кейт горячо сказала:
— Спасибо вам за самый прекрасный уик-энд в моей жизни. Я никогда его не забуду.
Старая леди обняла ее.
— Приезжай в любое время, — наставляла ее Агата. — Звони мне, не забывай.
— О, конечно, я буду звонить, — пообещала Кейт.
Она повернулась к Блэзу, стоявшему рядом с бабкой.
Он оставался еще на день.
— Я рада, что мы снова встретились, — непринужденно проговорила Кейт, не зря она целое утро репетировала перед зеркалом. — Спасибо вам за все.
— Не за что, — ответил Блэз, и в его улыбке светилось дружелюбие, а рукопожатие было крепким. — Скоро буду в Лондоне. И вам позвоню.
— Конечно, — безразличным тоном ответила Кейт, — звоните. — «Умоляю», — с тоской добавила она про себя.
Она сидела, прижавшись носом к иллюминатору, а вертолет поднимался над розовым домом, похожим на украшение в центре огромного белого торта. Потом он взял курс на Денвер, где Кейт должна была пересесть на самолет до аэропорта Кеннеди. Она не отрывалась от окна до тех пор, пока дом не исчез из виду. Она глубоко вздохнула.
— И впрямь здорово, — дружелюбно сказал пилот, решив, что ее вздох относится к горному пейзажу.
— Да, — еле слышно проговорила Кейт, — лучше некуда…
Глава 9
— А я уже решил, что ты собираешься принять американское гражданство, — сказал Ролло вместо приветствия, когда встретил ее в Хитроу, чего Кейт не ожидала.
— Нет, не собираюсь, — твердо ответила она, сразу же почувствовав, что Ролло обижен. Вероятно, из-за того, что она не взяла его с собой. — Я уехала утром в пятницу, а сейчас всего лишь вторник. И за эти несколько дней я увидела столько удивительных вещей, сколько не видела за всю жизнь.
Ролло внимательно разглядывал ее.
— Действительно, у тебя какой-то странный вид.
— Даже не знаю, с чего начать…
— Потом. Сначала я должен тебе кое-что сообщить. — По его тону было понятно, что ее ждет нечто потрясающее. — Угадай, кто ко мне «случайно заглянул» в субботу?
Кейт заглянула в серые глаза и увидела в них коварную усмешку.
— Что ей было нужно? — спокойно спросила она.
— Что-нибудь вынюхать, как всегда. Она все время закидывала удочку.
— Но ничего не выловила?
Ролло фыркнул.
— Я спутал ей леску.
— Ты сказал ей, где я?
— Я сказал, что ты встречаешься с клиентом, оставив ее в неведении относительно того, кто он и откуда. — Он острым взглядом обшарил ее багаж. — Ты получила статуэтку?
— Да.
— Ну? — в нетерпении воскликнул Ролло. — И что он сказал? Как себя вел? Он собирается подавать в суд?
— Он наговорил массу гадостей, ужасно буйствовал, но в суд подавать не собирается.
Брови Ролло взлетели высоко вверх.
— Ты сотворила настоящее чудо! Я слышал, что он был готов тебя придушить.
— Одно время мне казалось, что так и будет, — призналась Кейт.
Ролло снова оглядел ее. Она излучала какой-то внутренний свет и одновременно казалась потухшей, как будто этот свет не в силах был достичь чего-то. Или кого-то.
— Так что же удивительного ты увидела? — спросил он с той интонацией, какая была больше уместна в постановках пьес Оскара Уайльда.
— Я видела самую впечатляющую коллекцию американского искусства. Десятки картин Ремингтона. Живопись, графика, бронза. Но это еще не все… Ролло, я не могла поверить собственным глазам.
Серебристые глаза жадно заблестели.
— Ты купила?
— О, нет, это было бы преступлением.
Ролло замер на месте и убрал руку с ее локтя.
— Должен ли я понимать это так, — произнес он со зловещим спокойствием, — что ты напала на коллекцию экстра-класса и не приобрела ее для «Деспардс»?
Кейт прямо встретила его взгляд.
— Именно так.
— Ты что, с ума сошла? — прогремел Ролло.
— Не больше, чем ты, — ответила она, сохраняя полное самообладание.
— Опять ты изображаешь из себя святую Кэтриону.
— Это ты все время кого-нибудь из себя изображаешь по привычке, — мягко произнесла Кейт.
Ролло метнул в нее грозный взгляд, но она не покраснела и не опустила глаз.
— Чья коллекция? — спросил он.
— Она принадлежит бабке Блэза Чандлера.
Ролло едва ли не первый раз в жизни потерял дар речи.
— Агате Чандлер! — вымолвил он наконец.
— А что, разве у него есть другая бабка?
Ролло со свистом выпустил воздух из легких, как будто открылся предохранительный клапан.
— Моя дорогая Кейт, ты можешь, конечно, иметь самые высокие принципы относительно продажи произведений искусства, но, как только эта пожилая леди сыграет в ящик, падчерица Чарльза презрит все эти принципы, и, если это случится в ближайший год, тебе конец.
Ради Бога, о чем ты только думала?
— Я сказала ей, что коллекция должна стать достоянием народа Америки, — ответила Кейт.
Ролло закрыл глаза и трагически прошептал:
— Я должен сесть. Сейчас упаду в обморок.
Однако сесть было не на что.
— То же самое я сказала Блэзу Чандлеру, — добавила Кейт.
Ролло застонал.
— Нет, ты действительно сумасшедшая, — произнес он слабым голосом. — Ну, и что он ответил?
Блэз тогда ответил ей удивленным взглядом и сказал:
— Я вас не понимаю…
— И никто, кажется, не понимает, — настойчиво продолжала Кейт. — У вас в доме потрясающая коллекция американского искусства, которую необходимо сохранить. Она должна принадлежать нации. Ее нельзя продавать по частям, чтобы выручить больше денег. Это прошлое вашей страны!
— Американцам больше по душе настоящее.
— Может быть, но тем не менее они завидуют богатому наследию моей страны. Зачем тогда швыряться собственным?
— Довольно часто мы именно так и поступаем, — согласился Блэз, к некоторому ее удивлению. — Но, продавая наследство, мы зарабатываем на жизнь. Можете вы поклясться, что никогда не продадите своего?
— Думаю, что не продам. Аукционный дом — это не просто гигантская утроба, в которую с одного конца поступают вещи, а из другого идут деньги. В Англии вы не имеете права продать коллекцию без разрешения правительства.
Блэз засмеялся, но в его бархатном голосе прозвучала сталь:
— Вряд ли это грозит нашей стране.
— Тем больше оснований позаботиться о том, чтобы дом и все, что в нем находится, превратились в Чандлеровский музей американского искусства.
Он долго смотрел на нее, пронизывая взглядом насквозь, и наконец спросил:
— И вы уже говорили об этом с моей бабушкой?
— Да.
— Тогда вы должны знать, что окончательное решение остается за ней. Этот дом значит для нее очень много, она ни за что не расстанется с ним, пока жива… — В его глазах вдруг появилось странное выражение. — Значит, вы думаете, что я или моя жена можем…
— Не сомневаюсь, что она может, — смело ответила Кейт, разом сжигая все мосты.
— Моя жена не знает, что представляет собой дом и что в нем находится. Она ни разу здесь не была, — сказал Блэз совершенно спокойно.
Кейт подавила в себе желание сказать ему, что ей это уже известно от Агаты.
— Сейчас не знает, но когда Герцогини здесь не будет… — И снова она, не дрогнув, приняла вызов, который прочла в черных глазах.
— Как вы считаете, сколько стоит коллекция? — спросил он.
— Бог знает… По самой грубой оценке одна живопись потянет не меньше чем на десять миллионов долларов. Но ведь вас деньги не интересуют?
— Меня нет, а ее да.
— Я никогда не считала, что стоит продавать только ради выгоды, — с гордостью заявила Кейт. — Во всяком случае, когда речь идет о таких коллекциях. Пусть ваш дом останется тем же чудом, что и сейчас. Пусть американцы видят его и гордятся наследием предков. Вещи для продажи я могу найти где угодно, но нельзя разрушать нечто редкое и достойное восхищения.
И снова она поймала на себе оценивающий взгляд, словно Блэз пытался понять, какие скрытые мотивы ею руководят. Наконец он сказал;
— Не сомневаюсь, что бабушка все это тщательно обдумает.
И это было все.
Теперь она сказала Ролло:
— Он ответил, что они с бабушкой об этом подумают.
— Подумают! — фыркнул Ролло. — Как только до его жены дойдет, о чем они думают, она мгновенно примчится туда. Искусство — это большой бизнес, Кейт. Ради Бога, держи язык за зубами. Если проболтаешься, тебе конец: не только я, но и все остальные будут знать, что Кейт Деспард осталась сентиментальной простушкой, размазней, готовой пищей для акул, которыми полон рынок искусства. — Потом он добавил свысока:
— Это, дорогуша, совсем не то, на что надеялся твой отец, когда передавал тебе королевскую мантию. Он вручил ее тебе в таком состоянии, что она могла бы служить еще долгие годы. А если дело так пойдет и дальше, то очень скоро она превратится в тряпку для мытья посуды.
Пока Кейт была в Америке, Ролло занимался любимым делом: распространял слухи и собирал информацию. Если бы искусство вынюхивания входило в олимпийскую программу, Ролло оказался бы чемпионом. Он чуял труп, как бы глубоко он ни был зарыт, и с наслаждением откапывал скелет. Сейчас он направил свои усилия на «Деспардс», его нос был готов поймать легчайший запах измены, даже если для маскировки применялись самые дорогие духи или лосьоны после бритья.
Для такого дела он годился как нельзя лучше. По рождению — а он был незаконнорожденный сын довольно знатного человека — он имел доступ к аристократическим кругам, а по образованию — не Итон, конечно, поскольку, как грубо заметил его настоящий папаша, там учились «его собственные сыновья», но Хэрроу, который кончал его официальный отец, — имел право называть «старина» выпускников привилегированных учебных заведений. Деятельность в театре, кино и на телевидении, а также то обстоятельство, что он когда-то вел колонку искусства в популярном еженедельнике, сблизили его с четвертым сословием. И, наконец, через «Деспардс» он познакомился с миром искусства — начиная с больших аукционных домов и кончая мелкими, подчас темными дельцами — и сделался там заметной фигурой. Все эти миры накладывались один на другой, как кольца в символе Олимпийских игр, и Ролло легко перемещался из одного в другой, роняя там и сям нужное словцо, а дальше слух распространялся без его усилий.
Он лениво прогуливался по своим орбитам с таким видом, будто все на свете знает, и тогда те, кто не знал, старались показать, что им тоже кое-что известно, при этом они всегда открывали больше, чем им хотелось.
Ролло Беллами не любили, но все соглашались, что с ним лучше не ссориться. Руки у него были не короче памяти (под стать носу, как говорили злопыхатели), а от его языка лучше было держаться подальше. Кроме того, он был знаком абсолютно со всеми, а ведь никогда не знаешь, кто может пригодиться.
На этот раз он начал с одного американского еврея, который однажды пытался продать ему кхмерскую фигурку, якобы совершенно нереставрированную, но зоркий глаз Ролло безошибочно определил, что рот вырезан заново. И вот они сидели за выпивкой и легко перебрасывались фразами по поводу великолепной бенинской головы. Ролло сообщил, что он только что познакомился с одним нуворишем из Техаса, которому посоветовали вкладывать деньги в искусство. Этот техасец хотел бы приобрести именно такую голову-Все знают, что бенинскую бронзу, особенно после начала конфликта между Нигерией и Великобританией, продать не так-то просто, поэтому в ответ на услугу делец обронил, что Пирс Ланг не так давно сказал старому Уилфриду Шелби — а тот довел до сведения остальных, — что неопытная дочь Чарльза Деспарда мало что смыслит в организации аукционов и, чтобы получить приличную цену, лучше обращаться к ее сводной сестре.
Этот маленький успех заставил Ролло — после того, как он пообещал прислать американца, — перейти в следующий круг, где «старина», поджав губы, объяснил ему, что молодой Ланг совсем не то, что был его отец. Мало того, что он играл и всегда был по уши в долгах, ходили слухи, что он подделывает чеки. Тогда Ролло двинулся дальше и побеседовал с продюсером Би-би-си, который, сверившись со списками карточных клубов, подтвердил, что Пирс Ланг — крупный игрок и что он живет не по средствам. И Ролло вырулил на орбиту известного дизайнера по интерьерам, с которым у него когда-то была связь и который, как ему приходилось слышать, не остался равнодушен к золотым кудрям Пирса Ланга. Под деликатным нажимом Ролло дизайнер открыл, что Пирс бисексуал и что он черпает не одной, а обеими руками из озера наслаждений.
К возвращению Кейт Ролло уже было известно не только то, кто шпионил, а также — почему, как и для кого. Поэтому из аэропорта он повез ее не в «Деспардс», а в собственную уютную квартирку на Ройял-авеню, за которую он не платил, потому что его настоящий отец передал ее во владение его матери на девяносто девять лет вместе с доходом от инвестированного капитала, составлявшего ничтожную, по мнению Ролло, сумму — тысячу фунтов в год. Однако этого хватало на оплату счетов за телефонные разговоры, вдобавок он знал, что у него есть крыша над головой.
Он приготовил ростбиф, открыл бутылку вина, но вместо того, чтобы рассказывать, замкнулся в оскорбленном молчании. Раньше Кейт принималась молить его о прощении, а он милостиво уступал. Однако на этот раз ничего подобного не произошло:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74