– Следом за ним я спрошу осужденного, не хочет ли он что-нибудь сказать.
По знаку Наджента стоявший у восьмигранника беззвучно закрыл тяжелую металлическую дверцу и опечатал ее. – Открывайте!
Дверца пошла назад, и через минуту узник получил свободу.
– Кролика!
Один из помощников бросился к автобусу. Спустя несколько мгновений проволочную клетку с кроликом установили в деревянное кресло. Те же двое повторили манипуляции с ремнями. Жертва была готова. Дверь камеры вновь закрыли и опечатали, и Наджент подал сигнал палачу. Тот опрокинул пластиковую канистру с серной кислотой в горловину трубы, потянул за рычаг. Послышалось негромкое бульканье, и жидкость хлынула в эмалированный таз, что стоял под креслом. Наджент приблизился к оконцам в стенках камеры. Во избежание утечки смертоносного газа рамы были обильно покрыты техническим вазелином.
К потолку камеры поднялось едва видимое облачко пара. Поначалу кролик никак не реагировал, однако долго ждать эффекта наблюдателям не пришлось. Зверек встревоженно повел носом и шевельнулся. В следующее мгновение по его тельцу прошла судорога. Кролик попытался подняться и тут же завалился на бок, лапы его слабо дергались. Секунд через двадцать он затих. Все это длилось не более минуты. Наджент с улыбкой взглянул на часы: – Порядок. Продолжайте!
Нажав кнопку на пульте, палач открыл клапан в потолке камеры. Послышался приглушенный шум вентиляции.
Присутствовавшие при казни кролика вышли на улицу. Открыть дверцу камеры можно было лишь по истечении четверти часа. Полковник вновь ступил внутрь, его помощники курили у порога и негромко смеялись.
Коридор отсека “А” проходил футах в пятидесяти от камеры. Сквозь его раскрытые под потолком окна до Сэма Кэйхолла доносились приглушенные мужские голоса. Шел одиннадцатый час вечера, свет в отсеке был уже погашен, но все четырнадцать заключенных внимательно вслушивались в неясные звуки.
Двадцать три часа в сутки приговоренный проводит в крошечном пространстве шесть на девять футов. Он привык различать малейший шорох, ловить перестук каблуков, фиксировать разницу в интонациях речи охранников, ему казался музыкой далекий стрекот газонокосилки. Глухое клацанье двери камеры смерти он распознавал без ошибки.
Просунув по локоть руки сквозь решетку, Сэм поднял голову к окнам. Он знал: там, в пятидесяти футах, шла репетиция. Репетиция его казни.
ГЛАВА 40
Между автострадой номер 49 и ухоженным газоном перед зданиями тюремной администрации тянулась поросшая травой полоса земли, примечательная тем, что когда-то по ней проходила колея железной дороги. Теперь едва приметная насыпь служила местом сборищ противников смертной казни, которые небольшими группками прибывали к Парчману за два-три дня до очередной экзекуции. Протестанты устраивались на раскладных стульях, втыкали в землю древки плакатов, по вечерам зажигали свечи, пели церковные гимны, читали молитвы и вытирали слезы, когда казнь становилась свершившимся фактом.
Администрация Парчмана давно к этому привыкла. Неожиданное происшествие выбило всех из колеи лишь однажды, за несколько часов до того, как был казнен насильник и убийца Тедди Доил Микс. Печальное, почти торжественное бдение десятков, если не сотен людей прервала толпа прибывших на университетских автобусах студентов, которые с юношеским азартом потребовали лишить негодяя жизни. Они пили пиво, на полную мощность включали магнитолы и радиоприемники, выкрикивали возмутительные лозунги и угрожали по-своему разобраться с мирными протестантами. Чтобы восстановить порядок, администрации тюрьмы пришлось вызвать охрану.
Следующим после Микса должен был стать Мэйнард Тоул. При подготовке к его казни участок на противоположной стороне автострады администрация отвела для приверженцев высшей меры. Во избежание недоразумений неподалеку встали лагерем две роты Национальной гвардии.
Подъехав утром в пятницу к воротам Парчмана, Адам обнаружил у дороги семерых куклуксклановцев в белых балахонах. Трое расхаживали с плакатами вдоль обочины, четверо других устанавливали вместительную бело-голубую палатку. На земле тут и там лежали алюминиевые стойки и веревки, возле пластиковых стульев высились картонные коробки с бутылками пива. Похоже, эти люди собирались провести здесь не один день.
Остановив машину у ворот, Адам минут двадцать наблюдал за их действиями. Вот, значит, с кем связали его узы родства. Вот в чьих рядах числились предки его деда. Интересно, нет ли среди членов Клана тех, что мелькали в кадрах переписанной на видеокассету старой кинохроники? Может, он увидит знакомое лицо?
Холл распахнул дверцу и медленно двинулся в сторону палатки. Возле коробок он остановился. Плакаты в руках троицы требовали свободы для политического узника Сэма Кэйхолла. “Казните настоящих преступников! Верните нам Сэма!” – кричали броские надписи. “Почему я не испытываю к ним никакой симпатии?” – подумал Адам.
– Что нужно? – обратился к нему с вопросом один из троицы. Шестеро других внимательно прислушивались к разговору.
– По правде говоря, не знаю.
– Чего тогда вылупился?
– Нельзя?
Куклуксклановцы взяли Адама в кольцо. Балахоны их были абсолютно одинаковыми, из белоснежного нейлона, с нашитыми на груди и спине красными крестами. Утром, в девять часов, все эти люди уже исходили потом.
– Кто ты такой, черт побери?
– Внук Сэма.
Враждебность в глазах семерки сменилась чем-то похожим на сочувствие.
– Значит, ты на нашей стороне, – с облегчением сказал первый.
– Нет. Я не с вами.
– Ну да, он же заодно со сворой этих евреев из Чикаго, – пояснил кто-то у Адама за спиной.
– А вы что здесь делаете? – поинтересовался Адам.
– Хотим спасти Сэма. У тебя-то, судя по всему, не выходит.
– Он попал сюда из-за вас.
Молодой парень с красным, покрытым бисеринками пота лицом сделал шаг вперед:
– Наоборот. Это мы попали сюда из-за него. Когда Сэм расправился с теми вонючими иудеями, меня и на свете еще не было. Здесь мы для того, чтобы выразить протест. Сэма осудили политики.
– Если бы не Клан, дед был бы сейчас на свободе. А где же ваши капюшоны? Мне всегда казалось, что вы предпочитаете скрывать лица.
Семерка молчала. Что делать? Как-никак перед ними внук Сэма Кэйхолла, их кумира. В конце концов, этот адвокатишка пытался сохранить ему жизнь.
– Думаю, вам лучше уехать, Сэму вы здесь не нужны.
– Да пошел-ка ты! – презрительно бросил краснорожий.
– Очень убедительно. И все-таки убирайтесь. Мертвый Сэм значит для вас куда больше, чем живой. Дайте ему умереть с миром и получите великолепного мученика.
– Мы не сделаем отсюда ни шагу.
– Даже если вас попросит сам Сэм?
– Даже в этом случае. – Парень оглянулся на товарищей. – Мы устроим тут хорошую заварушку.
– Понятно. И попадете в газеты. Вот что вам нужно, так? Клоуны в идиотских костюмах всегда привлекают внимание толпы.
Метрах в двадцати за спиной Адама захлопали дверцы автомобиля. Повернув голову, он увидел на стоянке у ворот двух репортеров. В руке одного был фотоаппарат, другой доставал из сумки видеокамеру.
– Ну, давайте же, парни! Улыбайтесь! Ловите момент!
– Уноси ноги! – угрожающе процедил краснорожий. Адам повернулся и зашагал к “саабу”. Репортер с видеокамерой бросился ему наперерез:
– Мистер Адам Холл? Адвокат Сэма?
– Да, – не останавливаясь, бросил Адам.
– У меня всего два вопроса.
– А у меня ни одного ответа. Но вон те молодые люди сгорают от желания пообщаться.
Он рванул на себя дверцу машины, сел за руль, повернул ключ зажигания. Охранница у ворот прикрепила к ветровому стеклу “сааба” карточку с номером, и через минуту Адам въехал на территорию тюрьмы.
* * *
На пороге Семнадцатого блока его, как всегда, обыскали.
– Что там? – спросил Пакер, указывая на пластиковый автомобильный холодильник, который Адам держал в левой руке.
– Эскимо, сержант. Не желаете порцию?
– Я взгляну, если вы не против.
Он приподнял крышку. Пересыпанные кубиками льда, в холодильнике лежали шесть брикетиков мороженого. Пакер опустил крышку и махнул рукой в сторону “гостиной”:
– С сегодняшнего дня ваши встречи будут проходить здесь. Они оба ступили в комнату.
– Почему?
Адам осмотрелся: металлический стол, три стула, телефон и кондиционер.
– Таков порядок. Накануне Большого дня администрация допускает некоторое послабление режима. Тут осужденный принимает гостей, временной лимит для него уже не существует.
– Какая забота!..
Положив кейс на стол, Адам снял трубку телефона. Пакер отправился за Сэмом.
Любезная дама из канцелярии суда в Джексоне известила Адама, что Верховный суд штата Миссисипи буквально четверть часа назад отклонил протест мистера Холла по поводу патологических изменений в психике его клиента.
– Я этого ожидал. Будьте добры направить копии решения суда факсом в мой офис в Мемфисе, а также мистеру Лукасу Манну в Парчман.
Затем он позвонил Дарлен:
– Срочно вышли новую петицию в федеральный суд, ее копии – в апелляционный и Верховный суд страны на имя Ричарда Олэндера.
Связавшись по телефону с Олэндером, Адам поставил его в известность об отосланной бумаге и узнал, что Верховный суд США отказался удовлетворить жалобу на неконституционность казни в газовой камере.
Дверь распахнулась, и в “гостиную” вошел Сэм. Руки его были свободны. После обмена приветствиями он опустился на стул и, вместо того чтобы закурить сигарету, достал из сумки-холодильника эскимо.
– Верховный суд ответил отказом, – прошептал Адам, не отводя от уха телефонной трубки.
Сэм мягко улыбнулся и начал перебирать принесенные с собой конверты.
– В суде штата тоже ничего не вышло. – Адам нажал на рычаг и принялся набирать другой номер. – Иного я и не ждал. Сейчас моя секретарша шлет факс федеральному суду.
Трубку на противоположном конце провода сняли, и клерк апелляционного суда в Новом Орлеане сообщил, что жалоба на неквалифицированные действия предыдущего защитника пока не рассматривалась.
– Не самое удачное начало дня, – вынужден был признать Адам.
– Из Джексона утром в программе новостей заявили, будто я обратился к губернатору с просьбой о помиловании. Врут, подлецы. Так поступить ты не мог.
– Спокойно, Сэм. Это обычная рутина.
– В заднице я видел твою рутину. Мне казалось, мы обо всем договорились. А Макаллистер с экрана распространялся о том, какую боль причинит ему предстоящее слушание. Я же предупреждал тебя, Адам.
– В данную минуту Макаллистер – наименьшее из зол, Сэм. Просьба о помиловании – чистой воды формальность. Мы не обязаны присутствовать на слушании.
Кэйхолл удрученно кивнул. Злости он не испытывал, по сути, ему было глубоко безразлично, что еще предпринял его адвокат. Какая теперь разница? Желание поскандалить было сейчас лишь данью принципам, не более. Неделю назад Сэм устроил бы Адаму настоящий скандал.
– Сегодня ночью они тренировались. Придушили в газовке, по-видимому, крысу. Если судить по их довольным голосам, тренировка закончилась успешно. Мерзавцы. Надо же – генеральная репетиция.
– Мне искренне жаль, Сэм.
– Знаешь, чем пахнет цианид?
– Нет.
– Корицей. Запах чувствовался даже у нас – эти придурки позабыли закрыть в коридоре окна.
Адаму было трудно понять, фантазии это или горькая правда. Камера после экзекуции подвергалась тщательной вентиляции, и газ никак не мог попасть в соседний отсек. Похоже, Сэм наслушался историй, которые в ходу у охранников. Тюремный фольклор.
Сидя на краешке стола, Адам не сводил глаз с жалкого старика, с его тонких, как спички, рук и сальных волос. Грех, великий грех убивать это беспомощное существо. После совершенного дедом преступления миновали годы, в душе он давно и не один раз умер. Что даст обществу его казнь?
– Мне очень жаль, Сэм. Прости, но есть вопросы, которые необходимо обсудить.
– Сегодня у ворот опять торчали люди из Клана? Вчера я видел их по телевизору.
– С полчаса назад мне попались на глаза семеро, во всей красе, только без капюшонов.
– Когда-то я тоже носил белый балахон. – В тоне Кэйхолла прозвучала нотка гордости. Так боевой ветеран рассказывает новобранцам о своих подвигах.
– Знаю. Именно поэтому ты оказался на Скамье и считаешь сейчас немногие оставшиеся часы. Этих фанатиков тебе следовало бы ненавидеть.
– Ненависти к ним у меня нет. Равно как и у них нет права находиться здесь. Они меня бросили. За решетку меня засадил Доган, а ведь, давая на суде показания, он являлся великим магом штата Миссисипи. Даже адвокатам моим Клан не заплатил ни цента.
Чего ты ожидал от кучки головорезов? Верности? Преданности?
– Но я-то был им предан.
– А в результате? Ты должен заявить, что не считаешь себя больше членом Клана. Потребуй, чтобы они убрались отсюда.
Сэм аккуратно положил стопку конвертов на соседний стул.
– Я сделал это за тебя, – сказал Адам.
– Когда?
– Тридцать минут назад. Обменялся парой слов с их главарем. Им плевать на твою жизнь, Сэм. Казнь дает им возможность погреться в лучах твоей славы. Они намерены превратить тебя в свое знамя, в факел, который будет гореть долгие годы. С твоим именем на устах они примутся жечь кресты, организуют паломничество к твоей могиле. Ты нужен им мертвым, Сэм.
– У вас вышла разборка? – заинтересовался Кэйхолл.
– Так, по мелочи. Ты решил что-нибудь насчет Кармен? Ей необходимо время на сборы.
Сэм глубоко вдохнул, с шумом выдохнул.
– Я бы очень хотел посмотреть на нее. Только предупреди девочку, пусть не пугается меня.
– Выглядишь ты прекрасно.
– Господи Всеблагий, благодарю. А Ли? – Что Ли?
– Как у нее дела? Понимаешь, ведь нам приносят газеты. Ее имя упоминалось в воскресенье, а потом и во вторник, что-то вроде “пьяной леди за рулем”. Надеюсь, она не в тюрьме?
– Нет. В клинике. – Фраза прозвучала так, будто Адам точно знал, в какой именно клинике находится тетя.
– Она может прийти?
– Ты этого хочешь?
– Наверное, да. Скажем, в понедельник. Там видно будет.
– Хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72