От Оберн-Хауса Ролли направился к реке, сделал на пустынной дороге второй разворот и вновь погнал машину в центр города. Покружив минут двадцать по улицам, он подъехал к заброшенному складу, что стоял на высоком и обрывистом берегу. Здесь он выключил двигатель, снял рубашку и быстро натянул бежевую футболку. На нагрудном кармашке белела полоска ткани с именем Расти. Выйдя из машины, Уэдж небрежно обошел кирпичное здание склада. Едва заметная тропинка вела вниз по склону к зарослям кустов. В скудной тени низкорослого деревца Ролли остановился, смахнул со лба пот. Впереди, метрах в пятнадцати от него, расстилался ухоженный газон. За ним по самому краю обрыва тянулся ряд роскошных особняков. Присев на корточки, Ролли внимательным взором изучил металлическую решетку ограды.
По правую сторону от особняков находилась автомобильная стоянка с единственным перекрытым воротами выездом. Маленький домик у ворот предназначался для охраны: сквозь тонированное стекло смутно виднелась фигура сидящего мужчины. Машин в десять часов утра на стоянке было только три.
Пробраться туда с обрыва будет, пожалуй, безопаснее всего, решил Уэдж. Стараясь не поднимать голову, он двинулся вдоль ограды, обогнул ее и оказался под нависавшим над обрывом ступенчатым дощатым настилом, который, по-видимому, служил владельцам участка общей террасой. Щель между Досками позволила ему определить седьмой, начиная от стоянки, особняк. Подтянувшись, Ролли перебросил свое тело во внутренний дворик.
У кресла-качалки он на мгновение замер и осмотрелся. Вокруг ничто не выдавало присутствия человека. Состоятельные люди привыкли платить хорошие деньги за то, чтобы жизнь их оставалась скрытой от чужих глаз: террасу каждого особняка отделяла от соседней увитая густой зеленью декоративная перегородка.
Стеклянная дверь, что вела из внутреннего дворика в кухню, была заперта, однако справиться с примитивным запором не составило особого труда. После осторожных манипуляций ни алюминиевая пластина, ни механизм под ней ничуть не пострадали. Перед тем как войти, Ролли оглянулся. Это был самый ответственный момент, ведь дом почти наверняка оборудован сигнализацией. Поскольку хозяина нет, система скорее всего включена. Что произойдет, если открыть дверь: замигает у охраны индикатор или же раздастся вой сирены?
Ролли сделал глубокий выдох и потянул прозрачную створку на себя. Сирены не прозвучало. Окинув мимолетным взглядом установленную над дверью телекамеру, он шагнул внутрь.
В домике у ворот тихо прозвучал зуммер. Уиллис, охранник, повернул голову к пульту: в крохотной ячейке под номером 7 вспыхнул ярко-красный огонек светодиода. Ага, особняк миссис Ли Бут. Ничего, сейчас погаснет. Рассеянная хозяйка поднимает такую тревогу не менее трех раз в месяц. Как, впрочем, и ее соседи. Сверившись с журналом, Уиллис отметил, что миссис Бут покинула дом в девять пятнадцать. Однако у нее довольно часто остаются на ночь гости, преимущественно мужчины. Сейчас же к ней приехал племянник.
Прошло сорок пять секунд, ячейка по-прежнему светилась красным. “Странно, – подумал Уиллис и тут же себя успокоил: – Обойдемся без паники. Люди здесь живут за надежной оградой, дома охраняют круглосуточно. На сигнализацию они просто не обращают внимания”.
Протянув руку к телефону, он набрал номер миссис Ли Бут. В трубке зазвучали долгие гудки. Уиллис опустил ее на рычаг, ткнул пальцем в кнопку вызова полиции, достал из ящика стола ключ с биркой номер 7 и быстрым шагом направился к особняку, на ходу расстегивая кобуру.
Ролли Уэдж стремительно нырнул в домик охранника. Ящик все еще был выдвинут из стола. Ролли опустил в карман брюк кожаный мешочек под номером 7, после секундного размышления добавил к нему мешочки 8 и 13 – вместе с листком кодов сигнализации.
Пусть копы ломают головы!
ГЛАВА 26
Сначала они отправились на кладбище – отдать долг памяти усопшим. Кладбище располагалось на двух небольших холмах неподалеку от городской черты Клэнтона. Холм, что находился чуть левее, перечеркивали ровные дорожки, по обеим сторонам которых высились величественные усыпальницы с выбитыми в граните именами досточтимых горожан. Захоронения на втором холме были гораздо скромнее, хотя и выглядели вполне прилично. С течением времени жители Клэнтона отвыкли от излишней помпезности. В тени раскидистых дубов пламенели азалии. Дорожки были выложены плиткой, трава – подстрижена.
Субботний день выдался ясным и безоблачным, легкий ветерок гнал прочь скопившуюся в воздухе за ночь влагу.
У могилы матери Ли опустилась на колени, положила в изголовье букетик цветов. Стоя за спиной тетки, Адам не сводил глаз с надгробного камня:
АННА ГЕЙТС КЭЙХОЛЛ
3 СЕНТЯБРЯ 1922 – 18 СЕНТЯБРЯ 1977
“Умерла в пятьдесят пять лет, – подумал он, – мне тогда исполнилось всего тринадцать”.
Камень был невысоким, на одно имя, и это уже казалось необычным. Люди, являвшиеся спутниками при жизни, предпочитали, как правило, держаться рядом и после смерти, во всяком случае, здесь, на Юге.
– Когда мамы не стало, отцу было пятьдесят шесть, – сказала тетка, беря Адама за руку и делая шаг в сторону дорожки. – Я просила его выбрать участок побольше, для двоих, но он отказался. Видимо, чувствовал, что еще поживет, рассчитывал найти вторую жену.
– Помню, ты говорила, особой любви бабушка к нему не испытывала?
– Сэма она любила, но по-своему. Все-таки родители прожили вместе почти сорок лет. Хотя близкими друг другу они действительно никогда не были. С возрастом я начала понимать: маме не хотелось находиться с ним рядом. Простая деревенская девушка, она вышла замуж очень рано, родила двоих детей и вечно сидела с ними дома, считая себя обязанной во всем потакать мужу. В те времена такое считалось нормой. Думаю, настоящего счастья она не знала.
– Может, ее пугала мысль пролежать рядом с Сэмом до скончания времен?
– Может. Эдди надеялся, что отец и мать оформят развод, и тогда он похоронит обоих в разных концах кладбища.
– Разумно.
– И он не шутил.
– Как много ей было известно о деятельности Сэма в Клане?
– Даже не представляю. Дома на эту тему не говорили. Помню, после ареста мать долго чувствовала себя оскорбленной. Некоторое время пряталась от репортеров у Эдди, то есть у вас.
– И не присутствовала ни на одном из процессов.
– Да. Сэм запретил ей появляться в суде. У мамы были проблемы с давлением, этим-то предлогом он и воспользовался.
Двигаясь по узкой дорожке, оба оказались в старой части кладбища. Ли подняла руку:
– На противоположном холме, вон там, под деревьями, хоронят чернокожих.
– Как? Даже сейчас?
– Ну да. Не помнишь? “Ниггер должен знать свое место”. Местные жители до сих пор приходят в ужас от мысли, что рядом с их предками вдруг будет лежать человек с иным цветом кожи.
Адам недоверчиво покачал головой. Под толстыми сучьями дуба у самой вершины холма оба опустились на траву. Вдалеке внушительно поблескивал купол окружного суда.
– Девчонкой я очень любила играть здесь, – сказала Ли. – Каждый год Четвертого июля городские власти устраивают фейерверк. Лучше всего смотреть именно отсюда. Пушки, из которых стреляют, стоят в парке. Утром мы неслись на велосипедах в город смотреть парад, купаться в бассейне и просто валять дурака. После захода солнца, когда темнело, мы пробирались сюда, рассаживались по надгробиям и с нетерпением ждали первого залпа. Взрослые мужчины не выходили из машин, сидели и тянули из горлышек кто пиво, а кто и виски. Их жены с младенцами на руках поднимались к нам. А потом мы, оглашая кладбище дикими воплями, мчались вниз.
– Эдди тоже?
– Конечно. Он был хорошим братом. Иногда, правда, приставал как банный лист, но не часто. Знаешь, мне его здорово не хватает. В конце концов, пути наши с ним разошлись, и все же, приезжая сюда, я всегда думаю об Эдди.
– Мне его тоже не хватает.
– Мы сидели с ним на этом самом месте вечером того дня, когда он окончил школу. Я уже два года жила в Нэшвилле, но приехала, потому что он просил. Мы купили бутылку дешевого вина, по-моему, Эдди в тот день впервые узнал вкус спиртного. Никогда не забуду. Сидели возле могилы Эмили Джейкоб, прикладывались к бутылке, пока она не опустела.
– Какой тогда шел год?
– Наверное, шестьдесят первый. Эдди говорил, что запишется в армию, хотел уехать подальше от отца. Я была против, мы еще долго спорили.
– Он не показался тебе растерянным?
– Восемнадцать лет, чего ты хочешь? Конечно, он растерялся, как всякий выпускник. Эдди считал, что если он останется здесь, то неизбежно превратится во второго Сэма, в еще одного Кэйхолла с капюшоном на голове. Из Клэнтона он готов был бежать сломя голову.
– Однако первой бежала ты.
– Да. Но я всегда чувствовала себя намного сильнее брата. У меня сердце разрывалось от боли: и что ему неймется, мальчишке? В общем, мы пили и говорили о том, можно ли удержать в узде собственную жизнь. – Эдди держал ее в узде?
– Сомневаюсь, Адам. Отец пугал нас обоих. Отец и кипевшая в нем родовая ненависть. Есть вещи, которых, я надеюсь, ты никогда не узнаешь. Я сумела как-то выбросить их из головы, а Эдди – нет.
Поднявшись, тетка взяла племянника за руку и потянула за собой по дорожке в сторону нового кладбища. Возле участка с несколькими покосившимися надгробиями она остановилась.
– Здесь покоятся твои прапрадеды вместе со всеми своими братьями и сестрами, пять или шесть поколений Кэйхоллов.
Адам насчитал восемь. Под слоем пыли на гранитных плитах кое-где угадывались линии букв.
– В сельской местности их могил больше. Род Кэйхоллов обитал неподалеку от Кэрауэя, это милях в пятнадцати отсюда. Многие похоронены возле крошечных деревенских церквей.
– Ты бывала там?
– Пару раз. Некоторые умерли еще до того, как я хоть что-нибудь о них узнала.
– Почему твоя мать лежит в другом месте?
– Потому что она так захотела. Почувствовав приближение смерти, сама указала, где рыть могилу. К Кэйхоллам она себя не причисляла и всю жизнь прожила как Гейтс.
– Умная женщина.
Смахнув с плиты травинки, тетка провела пальцами по буквам, которые составляли имя Лидии Ньюсом Кэйхолл, скончавшейся в 1961 году в возрасте семидесяти двух лет.
– Хорошо ее помню. – Ли вновь опустилась на колени. – Воистину добродетельная была женщина. Лидия в гробу бы перевернулась, если бы узнала, что третий ее сын сейчас ждет казни.
– Мужа тоже помнишь?
Надпись чуть ниже первой свидетельствовала о том, что первым в 1952 году здесь был погребен шестидесятичетырехлетний Натаниэл Лукас Кэйхолл.
Лицо тетки стало замкнутым и холодным.
– Злобный старикашка. Он вполне мог бы гордиться своим сыном. Нэт, как его все звали, был убит на похоронах.
– Убит на похоронах?
– Я не оговорилась. По традиции похороны здесь служат поводом для шумных застолий. В дом умершего приходят все, кому не лень, садятся за стол, едят и пьют. Господи, как они пьют! Жизнь в сельской местности всегда считалась несладкой, поэтому поминальный ужин и сейчас часто заканчивается дракой. Заносчивый Нэт не поделил что-то с соседом по столу, тот кликнул на помощь приятеля, и вдвоем они насмерть забили обидчика деревянными ножками от стула.
– А где в то время был Сэм?
– Сэм участвовал в схватке. Ему тоже изрядно досталось: переломы, сотрясение мозга. Хорошо помню похороны; Сэм лежал в больнице и прийти на них не смог.
– Но за отца отомстил.
– Конечно.
– Каким образом?
– Несколько лет спустя те двое вышли на свободу. Доказать, конечно, ничего не удалось, но месяца через полтора они пропали. Изуродованное тело одного нашли в соседнем округе, а второй как в воду канул. Полиция допрашивала Сэма и его брата, однако дело так и осталось нераскрытым.
– По-твоему, это он?
– Естественно. С Кэйхоллами тогда не связывались. Люди их сторонились. – Ли отошла от могил; оба двинулись дальше по дорожке. – Вот тебе вопрос, Адам: где мы будем хоронить Сэма?
– Думаю, на том холме, рядом с чернокожими. Смерть примиряет всех.
– С чего ты решил, что они его примут?
– Примут.
– Я серьезно.
– Эту тему мы с ним еще не обсуждали.
– Захочет ли он вообще быть похороненным здесь, в округе Форд?
– Не знаю. Говорю же, эту тему мы не обсуждали. Пока еще остается надежда.
– Есть шанс?
– Небольшой. Во всяком случае, стоит попытаться.
Выйдя с кладбища, они зашагали по тихой, обсаженной дубами улочке. На аккуратных домиках блестела свежая краска, возле цветочных клумб с достоинством прогуливались кошки, в креслах-качалках дремали старики.
– Здесь прошло мое детство, Адам.
Ли сунула руки в карманы, глаза ее повлажнели.
– Оно было счастливым?
– Трудно сказать. Мы никогда не жили в городе, а я мечтала вот о таком домике и чтобы рядом стояли всякие магазины. Городские ребята смотрели на нас свысока, но это так, пустяки. Я играла тут с друзьями, мы носились по улицам, лазали по деревьям. Было хорошо. Воспоминания о нашей ферме далеко не такие приятные.
– Из-за Сэма?
Подметавшая крыльцо пожилая женщина в цветастом платье повернула к ним голову. У дорожки, что вела к дому, Ли остановилась.
– Доброе утро, миссис Лэнгстон, – мягко приветствовала она хозяйку.
Не сводя с лица тетки пристального взгляда, миссис Лэнгстон прислонила к стене метлу.
– Я – Ли Кэйхолл, вы должны меня помнить.
Адам невольно посмотрел по сторонам. Ему не хотелось, чтобы имя деда услышали посторонние. Но улица была пуста. Если миссис Лэнгстон и узнала Ли, то догадаться об этом не представлялось возможным. Женщина сухо кивнула, как бы говоря: поздоровалась и иди себе с Богом, нечего глаза пялить.
– Приятно было встретиться, – сказала Ли, готовясь сделать шаг. Миссис Лэнгстон поспешила скрыться в доме. – Я дружила с ее сыном, когда училась в школе. – Тетка качнула головой.
– Не очень-то она обрадовалась.
– Она всегда производила впечатление особы довольно странной. А может, просто не хотела говорить с одним из Кэйхоллов. Боялась соседей.
– Наверное, нам лучше сохранять здесь инкогнито.
– Пожалуй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72