Мы помогаем молодым матерям.
– Такая работа должна здорово действовать на нервы.
– Это как посмотреть. Милости прошу. – Она распахнула перед Адамом дверь кабинета. – Заходи.
На стенах висели красочные плакаты: упитанный розовощекий мальчуган с аппетитом поглощает овсяную кашу, другой – пухлой ручонкой указывает на бутылочки с необходимыми всякому младенцу витаминами. Третий плакат настойчиво убеждал посетителя в достоинствах современных контрацептивов. Опустившись на стул, Адам осмотрелся.
– Женщины поступают к нам из приютов, так что можешь представить, какие инструкции по уходу за ребенком они там получают. Мужей ни у одной нет. Оберн-Хаус основали лет двадцать назад монашки, чтобы учить бедных девочек воспитанию полноценных детей.
Адам кивнул на плакат с контрацептивами:
– Или способам предотвратить их появление.
– Да. Планировать семью – не наша задача, но напомнить об осторожности никогда не помешает.
– Может, стоит не только напоминать?
– Может. Шестьдесят процентов младенцев нашего округа рождаются вне брака, и цифра эта растет из года в год. Все чаше молодые матери оставляют своих младенцев прямо на улице. Просто сердце не выдерживает. Многие крохи лишены малейшего шанса.
– Кто вас финансирует?
– Только частный бизнес, и не слишком-то щедро. Мы постоянно боремся за выживание. Бюджет наш более чем скромен.
– Сколько здесь консультантов вроде тебя?
– Около дюжины. Некоторые приходят на полдня два-три раза в неделю, некоторые – по субботам. Мне проще, я независима и провожу в этих стенах весь день.
– Сколько часов в неделю?
– Не знаю. Никто не подсчитывал. Прихожу примерно в десять, ухожу, когда стемнеет.
– За спасибо?
– Да. Вы, юристы, называете это pro bono.
– У юристов все по-другому. Безвозмездно мы работаем для того, чтобы как-то оправдать собственные гонорары и немного помочь обществу. Денег у нас в любом случае достаточно, ты же понимаешь.
– Понимаю. Работа pro bono приносит вам удовлетворение.
– Как ты нашла это место?
– Не помню. Дело-то уже давнее. Я состояла членом клуба ценителей чая. Раз в месяц мы обсуждали способы помощи нуждающимся. Однажды на заседание пригласили монашку, и она рассказала нам об Оберн-Хаусе. Клуб решил взять его под свою опеку. Потянулась ниточка, которая и привела меня сюда.
– Тебе не платят ни цента?
– Фелпс набит деньгами, Адам. Я даже жертвую нашему заведению довольно приличные суммы. Ежегодно в “Пибоди” проходит благотворительный банкет, являются состоятельные господа в смокингах, пьют шампанское. Я заставляю Фелпса надавить на своих приятелей, и те раскошеливаются. В прошлом году мы собрали более двухсот тысяч долларов.
– Как тратятся средства?
– Кое-что уходит наверх. У нас два штатных сотрудника на окладах. Здание обходится недорого, но поддерживать его в порядке тоже чего-то стоит. На оставшиеся деньги закупаем детское питание, медикаменты, литературу. Финансов вечно не хватает.
– Тебя здесь считают боссом?
– Нет. Существует администратор, ему платят. Я, как ты сказал, лишь консультант.
Адам окинул взглядом плакат за ее спиной: безобидно лежащий на женской ладони огромный оранжевый презерватив. Из газетных статей он знал, что, несмотря на шумную телевизионную рекламу, специальные уроки в школах и призывы известных рок-звезд, подростки упрямо избегают пользоваться этим простым, но эффективным средством защиты. При мысли о каждодневных беседах с пятнадцатилетними матерями на темы предохранения от беременности ему едва не стало дурно.
– Восхищаюсь тобой, – сказал он, поворачиваясь к занятому овсянкой крепышу.
Ли молча кивнула. В глазах ее читалась усталость.
– Пойдем-ка поедим чего-нибудь.
– Где?
– Все равно. Где угодно.
– Сегодня я виделся с Сэмом. Проговорили часа два. Ли откинулась на спинку стула, размеренным движением забросила ноги на стол. Одета она была, как обычно, в изрядно полинявшие джинсы и легкую хлопчатобумажную рубашку.
– С этого дня я официально представляю его интересы.
– Он подписал соглашение?
– Да. Подготовил его собственноручно, на четырех страницах. Теперь все зависит от меня.
– А не страшно?
– Я в ужасе, но надеюсь справиться. После обеда встретился с репортером из “Мемфис пресс”. До них уже дошел слух о том, что Сэм Кэйхолл приходится мне дедом.
– Что ты ему сказал?
– Отрицать этого я не мог, согласись. Его весьма интересовала вся семья, но в подробности я не вдавался. Парень наверняка будет копать.
– Обо мне тоже шла речь?
– О тебе не прозвучало ни слова, однако что-то он выудит, уверяю. Мне очень жаль, Ли.
– Жаль чего?
– Жаль, если они докопаются до правды. Тебя заклеймят дочерью Сэма Кэйхолла, убийцы, расиста, антисемита и члена Ку-клукс-клана, самого древнего старика, когда-либо переступавшего порог газовой камеры. Тебя выживут из города.
– Случались вещи и похуже.
– Это какие?
– Брак с Фелпсом Бутом.
Адам рассмеялся, да и у самой Ли губы дрогнули в улыбке. Сквозь распахнутую настежь дверь в кабинет ступила средних лет дама и сообщила тетке, что уходит домой. Вскочив, Ли скороговоркой представила ей своего племянника, Адама Холла, адвоката из Чикаго, который приехал ненадолго погостить. Удовлетворенная услышанным, дама скрылась.
– Напрасно ты так, – с легким упреком произнес Адам.
– Почему?
– Потому что завтра мое имя появится в газете: Адам Холл, адвокат из Чикаго и внук?
У тетки непроизвольно приоткрылся рот, однако она тут же взяла себя в руки и пренебрежительно пожала плечами. Тем не менее Адам успел заметить мелькнувший в ее глазах страх. “Ну и дура же я!” – сказала себе Ли. В то же мгновение губы ее выговорили:
– Плевать! – Она подхватила сумочку. – Пошли искать ресторан.
* * *
Небольшое итальянское бистро оказалось совсем неподалеку. В уютном семейном ресторанчике стояло всего несколько столиков. Устроившись в темном уголке, они заказали напитки: Ли попросила чаю со льдом, Адам предпочел минеральную воду. Когда официант отошел, тетка подалась вперед и тихо сказала:
– Должна кое о чем сообщить тебе. Он молча кивнул.
– Я – алкоголичка.
Глаза Адама сузились, взгляд стал неподвижным. За последние два вечера они вместе выпили три или четыре бутылки.
– Уже лет десять, – пояснила Ли, склонившись над столиком, хотя от ближайшего посетителя их отделяло метров пять. – Причин тому имелось достаточно, и некоторые тебе вполне понятны. Я прошла курс лечения и около года стойко держалась. Затем еще один курс, а потом, пять лет назад, третий. Мне сейчас очень трудно.
– Но ты же пила вчера.
– Да. И позавчера тоже. А сегодня вылила в раковину все спиртное и выбросила бутылки с пивом. В доме нет ни капли.
– Меня это полностью устраивает. Надеюсь, не я тебя совратил?
– Нет. Но мне нужна твоя помощь, о'кей? Ты проживешь здесь пару месяцев, и у нас наверняка будут тяжелые времена. Могу я на тебя рассчитывать?
– Конечно. Зря ты не сказала с самого начала. К спиртному я равнодушен, мне все равно, есть оно на столе или нет.
– Алкоголизм – странная штука, Адам. Иногда я смотрю, как люди пьют, и это нисколько меня не волнует. А потом вижу на экране рекламу пива, и просто в дрожь бросает. Раскрываю журнал, читаю про любимую марку вина, а голова уже кружится, тошнота подступает. Настоящая пытка!
Официант принес напитки, но к бутылке минеральной Адам боялся даже прикоснуться. Усилием воли заставил себя опрокинуть ее горлышко в стакан со льдом, неуверенно помешал прозрачные шарики ложкой.
– В семье такое уже бывало? – спросил он, ожидая услышать утвердительный ответ.
– Не думаю. Когда мы были маленькими, Сэм любил украдкой пропустить стаканчик, но от детей выпивку всегда держали взаперти. Моя бабка отличалась пристрастием к спиртному, зато мать за всю жизнь капли в рот не взяла. Бутылки я ни разу в доме не видела.
– Как же ты сама умудрилась?
– Потихоньку. Оставив родителей, я ужасно захотела попробовать, ведь для нас с Эдди выпивка всегда оставалась под запретом. Потом встретила Фелпса, а уж его семейство трезвенниками не назовешь. Поначалу это было как приобщение к свободе, но позже стало проклятием.
– Сделаю все, что в моих силах, Ли. Мне искренне жаль.
– Жалеть не о чем. Сидя с тобой за бутылкой вина, я наслаждалась, но пора и честь знать. Три раза сорваться с катушек – вполне достаточно. Меня слишком легко завести, Адам. Я начинаю твердить себе: от пары рюмочек ничего не случится. Как-то месяц выпивала всего по бокалу вина в день, и все оставалось в норме. Потом стала наливать еще половину, потом – целый, потом – в лечебницу. Я алкоголичка, и тут медицина бессильна.
Адам поднял стакан, чокнулся с ней.
– За катушки. Мы удержимся на них вместе. – Оба сделали по глотку.
Задав несколько вопросов официанту, почти мальчику, они обошлись без меню. По словам юноши, шеф-повар заведения готовил лучшие в городе равиоли и всего за десять минут. Естественно, совет был принят.
– Я часто задумывался над тем, как ты убиваешь такую кучу свободного времени, только не решался спросить, – сказал Адам.
– Одно время у меня имелось конкретное занятие. Когда Уолт, сын, подрос и отправился в школу, я почувствовала жуткую скуку. Фелпс подыскал мне работу в компании приятеля. Высокий оклад, приятные люди в офисе. Моя личная секретарша знала мои обязанности лучше, чем я. Через год мне все надоело. Я вышла замуж за мешок с деньгами, Адам, я не должна работать. Мать Фелпса испытывала ужас от того, что я получаю зарплату.
– Чем же целыми днями заняты богатые дамы?
– О, они несут очень тяжкое бремя. Прежде всего им нужно убедиться, что муж отправился в офис. Затем составляется четкий план действий. Необходимо отдать распоряжения прислуге и проконтролировать их исполнение. Поход по магазинам разделен на два этапа: утренний и послеобеденный. Утром озабоченная хозяйка делает несколько звонков торговцам на Пятую авеню, чтобы заказать недостающие в доме продукты. Во второй половине дня в автомобиле с шофером она отправляется за покупками лично. Ленч отнимает почти все время до вечера: готовятся к нему обстоятельно, а за столом проводят не менее двух часов. За редкими исключениями, к трапезе приглашают небольшую компанию таких же беспокойных и мятущихся душ. Но нельзя забывать и о социальных обязанностях состоятельной дамы. Не менее трех раз в неделю она ходит на чаепитие в дома друзей, где собеседницы со смиренной прожорливостью клюют крошки бисквита и щебечут о брошенных родителями младенцах. К возвращению мужа его половина успевает почистить перышки и встречает своего ненаглядного счастливой улыбкой. Рука об руку оба следуют к бассейну, чтобы выпить первый за день мартини. В это время прислуга уже заканчивает готовить ужин.
– А как же секс?
– Для секса хозяин чувствует себя слишком усталым. К тому же у него наверняка есть любовница.
– Фелпс так и живет?
– Видимо, да. Причем он не может пожаловаться на нехватку утех плоти. Я рожала ему сына, я старилась, а он всегда находил в банке смазливую и сговорчивую блондинку, каждую неделю – новую. Зайди в его цитадель – глазам не поверишь: отборные самки с высокой грудью, холеными ногтями, длинноногие и в коротеньких юбочках. Сидят за столами, воркуют по телефону, ждут его призывного взгляда. За залом для заседаний совета директоров есть небольшая спальня. Говорю тебе, он – животное.
– Значит, ты отказалась от суровой юдоли богатой женщины и покинула мужа?
– Да. Видишь ли, для богатой женщины я была не совсем правильной. Я ненавидела свое счастье. Какое-то время подобная жизнь казалась мне интересной, но я в нее так и не вписалась. Другая группа крови, наверное. О моей семье сливки мемфисского общества и не слыхивали.
– Смеешься?
– Клянусь. Чтобы стать в этом городе богатой женщиной с будущим, нужно вести род от потомственных денежных тузов и чтобы прадед нажил состояние на хлопке. Я им не подходила.
– И все же ты показываешься в обществе.
– Нет. Иногда я выхожу к людям, но делаю это только ради Фелпса. Ему важно иметь супругу примерно одних с ним лет, с благородной сединой в волосах, мать его сына, которая великолепно смотрится в вечернем платье с бриллиантами и умеет поддержать ни к чему не обязывающую беседу с его приятелями. Раза три в год мы появляемся на балах. Я – часть декорации, Адам.
– А по мне, Фелпс с большей охотой сделал бы женой одну из блондинок.
– Ошибаешься. Его семья этого никогда не допустит, да и в бизнес вложено слишком много денег. Фелпс пыль готов сдувать с родственничков. Вот оставят его родители наш бренный мир, тогда он, может быть, развернется.
– Тебя они, наверное, не переносят?
– Еще бы. Но по иронии судьбы лишь благодаря им наш брак до сих пор не распался. Развод для них хуже землетрясения.
Улыбнувшись, Адам покачал головой:
– Абсурд. Чистой воды абсурд.
– Согласна, но пока этот абсурд работает. Я счастлива, Фелпс тоже. У него есть его прелестницы, я общаюсь с тем, кто мне по вкусу. Ни у него, ни у меня не возникает никаких вопросов.
– А как Уолт?
Ли осторожно поставила бокал на край стола, взгляд ее ушел в сторону.
– Что – Уолт?
– О нем ты даже не упомянула.
– Знаю. – Ли по-прежнему смотрела в пространство.
– Понятно. Еще один скелет в шкафу?
Она повернулась к племяннику, в глазах – невысказанная печаль: куда ты лезешь, мальчик?
– Насколько мне известно, другого брата, пусть двоюродного, у меня нет.
– Он тебе не понравился бы.
– Само собой, ведь он тоже в некотором роде Кэйхолл.
– Нет. Он до мозга костей Бут. Не знаю почему, но Фелпс страстно хотел сына. Я родила ему мальчика. Однако Фелпс все время пропадал в банке, на сына у него не оставалось времени. Пару раз брал Уолта с собой в загородный клуб, пытался научить играть в гольф. Из его попыток ничего не вышло: Уолт терпеть не мог спорта. Потом оба отправились в Канаду поохотиться на фазанов, а по возвращении домой неделю не Разговаривали друг с другом. Уолт не был неженкой, но и атлетом его никак не назовешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72