https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_kuhni/pod-kamen/
И у него есть тайны — он не был с ней до конца откро-
венным. Возможно ли, чтобы Гленн оказался врагом, а Моласар союзником? Девушка плотнее закуталась в одеяло. Ей ничего не оставалось, как ждать.
Глаза у Магды стали слипаться — от чрезмерной усталости и размеренного дыхания Гленна. Она не могла больше бороться со сном и смежила веки. Лишь на секундочку... чтобы дать отдых глазам...
Клаус Ворманн знал, что он мертв. И в то же время он не умер. Он отчетливо помнил свою смерть. Его задушили с жестокой медлительностью здесь, в темном подвале, освещенном, лишь слабым светом его собственного, упавшего на пол фонарика. Ледяные, пальцы сомкнулись на горле, перекрывая доступ воздуха в легкие, пока кровь не застучала в висках и над ним не сомкнулась тьма. Но не вечная тьма. Пока не вечная.
Странно! Почему сознание не покинуло его? Ворманн лежал навзничь, уставившись в темноту широко открытыми глазами. Он не знал, сколько времени пролежал так. Но это не имело значения. Он лишь способен был созерцать происходящее. Тело казалось чужим. Он не чувствовал ничего, ни жесткой каменистой земли, на которой лежал, ни холодного воздуха, обдувавшего лицо. Ничего не слышал. Не дышал. Не мог двинуться с места — даже пальцем пошевелить. По глазам пробежала крыса, но он не смог даже моргнуть. Он был мертв. И в то же время жив.
Исчезли страх и боль. Капитан не чувствовал ничего, кроме сожаления. Он пришел в этот подвал, желая восстановить свое доброе имя, а нашел лишь ужас и смерть. Свою смерть.
Неожиданно Ворманн осознал, что его куда-то перемещают. Он ничего не ощущал, но понял, что его грубо волокут, ухватив за воротник, по узкому проходу, через темную комнату — на свет.
Ворманн видел все на уровне своего обмякшего тела. Пока его волокли по усыпанному обломками гранита полу, он разглядел уже знакомую стену, ту самую, с надписью на древнем языке. Стена была вымыта, но на камнях еще виднелись коричневые разводы.
Его бросили на пол. Теперь обзор ограничивался лишь куском частично разобранного потолка прямо над ним. Краем глаза он мог видеть, как двигается огромная темная фигура. Вдруг в воздух взвилась змеей толстая веревка, и один ее конец обернулся вокруг балки в разобранном перекрытии, в то время как другой, завязанный петлей, приблизился к его лицу. Тут его снова потащили... ...вверх...
...пока ноги не оторвались от пола, а безжизненное тело не закачалось беспомощно в воздухе. В дверях коридора мелькнул огромный силуэт и исчез, оставив Ворманна болтаться в петле.
Капитану хотелось громко выразить свой протест Всевышнему. Теперь он знал, что хозяин замка, это чудовище, не только убивает солдат, пришедших в его владения, но и старается уничтожить их разум и душу.
И Ворманн понял, что в этой войне ему отведена роль самоубийцы. Солдаты подумают, что капитан покончил с собой, и будут пол-ностью деморализованы. Командир, офицер, их лидер — повесился! Это ли не трусость, это ли не дезертирство!
Все существо капитана восставало против такого поворота событий, но он ничего не мог сделать. Он был мертв.Может быть, это наказание за то, что он закрывал глаза на ужасы войны? Но не слишком ли оно жестоко и не слишком ли высока плата! Висеть здесь, беспомощно наблюдая, как солдаты будут глазеть на него! И последнее унижение — видеть злорадную ухмылку Эриха Кэмпф-фера! Может быть, именно для этого его и оставили болтаться здесь, на грани вечного забвения? Чтобы он стал свидетелем собственного унижения как самоубийцы?
Если бы он мог хоть что-то сделать! Вернуть поруганную честь и — да-да! — поруганное мужское достоинство. Что-нибудь, что наполнило бы его кончину смыслом!
Что-нибудь! Что угодно! Но все, что он мог, — это болтаться в петле, медленно раскачиваясь, и ждать, когда его обнаружат.
Услышав скрежещущий звук, Куза поднял глаза. Каменная, плита, открывающая потайной ход к основанию балки, медленно поворачивалась, а когда остановилась, из темноты раздался голос Моласара!
— Все готово!
Наконец-то! Ожидание становилось невыносимым. С каждым прошедшим часом у Кузы все меньше оставалось надежды увидеть Моласара нынче ночью. Он никогда не отличался особым терпением, но и нетерпением тоже. Профессор пытался отвлечь себя мыслями о Магде — ведь ее сильно ударили прикладом по голове... Бесполезно. Уничтожение «воеводы Гитлера» вытеснило все прочие мысли. Куза без конца мерил шагами комнату, вдоль, и поперек, и по диагонали, горя желанием приступить к делу, но при этом понимал, что один не может ничего предпринять.
И вот Моласар наконец явился. Куза теперь уже навсегда покинул инвалидную коляску, нырнул в открывшийся проход и сразу почувствовал, как в ладонь ему вложили холодный металлический цилиндр.
— Что?.. — начал было профессор, но тут же сообразил, что это фонарик.
— Возьми, пригодится.
Куза зажег фонарь. Он был немецкого производства, в полном порядке, только стекло слегка треснуло. Чей он? — подумал профессор, но в этот момент Моласар скомандовал:
— Следуй за мной! — и уверенным шагом стал спускаться по винтовой лестнице, примыкающей к внешней стене башни. Он прекрасно обходился без света в этой кромешной тьме, в отличие от профессора, который старался держаться поближе к боярину, тщательно освещая ступеньки. Жаль, что нельзя все рассмотреть здесь как следует. Он давно мечтал исследовать основание башни, но вынужден был довольствоваться рассказами Магды. Однако сейчас на это времени не было. Куза мысленно дал себе слово, когда все закончится, вернуться сюда и все внимательно изучить.
Вскоре они подошли к узкому проходу в стене. Проследовав туда вслед за Моласаром, профессор оказался в подземелье. Моласар ускорил шаги, и Кузе пришлось поднапрячься, чтобы не отставать. Но он и не думал жаловаться, благодаря Бога за то, что вообще может ходить и не бояться, что холод скрючит конечности и кровь перестанет поступать в сосуды. Он даже вспотел! Какое чудо!
Справа виден был .слабый свет, пробивавшийся через пролом из верхнего подвала. Куза посветил налево. Трупы исчезли. Должно быть, немцы отправили их в Германию. Странно только, что саваны остались, небрежно сваленные в кучу.
До профессора донесся шум, перекрывающий звук его собственных торопливых шагов. Какое-то царапанье. Следуя за Моласаром из большой пещеры по узким проходам, Куза заметил, что звук постепенно нарастает. Вдруг Моласар резко свернул налево и остановился, жестом приглашая профессора стать рядом с собой. Скребущий звук заполнил окружающую тишину.
— Приготовься, — бесстрастно произнес Моласар. — Я нашел применение телам мертвых солдат. То, что ты сейчас увидишь, может показаться тебе кощунством, но Это было совершенно необходимо, чтобы достать мой талисман. Я мог бы найти и другой способ, но этот показался вполне подходящим... и приятным.
Куза сильно сомневался, что Моласар мог сделать с телами немецких солдат нечто такое, что хоть как-то задело бы его чувства, но промолчал.
Он проследовал за хозяином замка в полукруглое помещение с грязным полом и ледяным каменным потолком. В середине была выкопана глубокая яма. А царапанье, ставшее совсем громким, не прекращалось. Откуда же идет этот звук? — недоумевал Куза. Он огляделся по сторонам. Луч фонарика отражался от покрытых льдом стен, заполнив все пространство призрачным светом.
Профессор заметил какое-то движение у своих ног и по периметру ямы. Слабое шевеление. Приглядевшись, он ахнул — крысы! Полчища крыс копошились вокруг колодца, теснясь и отталкивая друг друга... возбужденные... выжидающие...
Тут Куза заметил, как существо, гораздо крупнее крысы, взбирается по стене колодца. Шагнув вперед, он направил фонарь прямо вниз — и едва не выронил его. Ему показалось, что перед ним один из кругов ада. Внезапно ослабев, профессор отшатнулся к ближайшей стене и прислонился к ней, чтобы не упасть. Он закрыл глаза и тяжело дышал, как большой пес в жаркий августовский полдень, пытаясь успокоиться, преодолеть подступившую к горлу тошноту.
В колодце находились мертвецы, все десять, в черной и серой не: мецкой форме — и все они двигались! Даже тот, без головы!
Куза открыл глаза. В царящем здесь адском полумраке он увидел, как один из мертвецов подполз словно краб к краю ямы, выбросил наружу горсть земли и опять сполз на дно,
Профессор с трудом оторвался от стены и подошел к яме, чтобы взглянуть еще раз. Похоже, им не нужны были глаза, поскольку они не глядели на руки, скребя холодную твердую почву. Мертвые суставы двигались с трудом и неуклюже, как бы сопротивляясь той силе, которая принуждала их к действию. Однако мертвецы трудились без устали, в полной тишине и на удивление эффективно, несмотря на очевидную скованность движений. Шарканье обутых в сапоги ног, звуки скребущих по промерзшей земле ногтей эхом разносились по подвалу, отражаясь от стен и потолка, а яма тем временем становилась все глубже и шире...
Внезапно звук пропал, исчез, как будто его и не было. Мертвецы прекратили двигаться и замерли в полной неподвижности.
И тогда Куза услышал голос Моласара:
— Мой талисман лежит на дне, до него осталось несколько дюймов земли. Ты должен его достать.
— А они не могут? — От одной только мысли, что придется спуститься вниз, Кузе стало тошно.
— Они слишком неуклюжи.
— А вы не могли бы спуститься туда сами? — Куза умоляюще смотрел на Моласара. — А потом я отнесу его куда угодно.
Глаза Моласара гневно сверкнули.
— Это часть твоей задачи! Самая простая! Столько поставлено на карту, а ты гнушаешься замарать руки?!
— Нет-нет! Конечно нет! Вот только... — Профессор снова глянул на мертвецов.
Моласар проследил за его взглядом. Он не издал ни звука, не сделал ни единого жеста, но все мертвецы дружно повернулись и полезли из ямы наверх. Выбравшись, они встали по периметру. Крысы засуетились вокруг неподвижных ног. Моласар вновь посмотрел на Кузу.
Не дожидаясь повторного приказа, профессор перелез через край и соскользнул вниз: Пристроив фонарик на камень, он начал отгребать землю в самом центре колодца. Ни холод, ни грязь теперь не доставляли еще никакого удобства. Преодолев первое чувство брезгливости
от того, что он роет ту же землю, что и мертвецы, профессор обнаружил, что ему даже нравится снова владеть своими руками, независимо от того, какую он выполняет работу. И этим он обязан Моласару. Как приятно погружать пальцы в почву и ощущать в ладонях комья земли! Профессор окончательно развеселился и заработал еще быстрее.
Вскоре руки наткнулись на какой-то предмет, и он вытащил на поверхность квадратный сверток, длиной и шириной около фута и толщиной в несколько дюймов. Сверток был тяжелый, очень тяжелый. Он сорвал верхний слой полусгнившей материи и развернул вторую обертку из мешковины.
Перед ним лежал блестящий металлический, предмет. У Кузы перехватило дыхание — в первый момент ему показалось, что это крест. Но это невозможно! Предмет лишь походил на крест и в точности повторял необычную форму тех непонятных крестов, которыми украшены стены замка. И все же ни один из них не шел ни в какое сравнение с этим. Потому что это был оригинал, образец, по которому были сделаны остальные «кресты». Верхняя часть вертикальной планки была округлой, почти цилиндрической формы и, за исключением глубокого паза на торце, казалась сделанной из чистого золота. Поперечина, похоже, была из чистого серебра. Профессор быстро, но внимательно осмотрел предмет сквозь мощные линзы своих бифокальных очков, однако не обнаружил ни символов, ни надписей.
Талисман Моласара — ключ к его могуществу. Куза вдруг преисполнился благоговением. Предмет действительно обладал силой — профессор даже чувствовал, как эта сила вливается в его руки. Он поднял его над головой, чтобы показать Моласару, и ему показалось, что талисман светится — или это луч фонаря отразился от блестящей поверхности?
— Я нашел его!
Он не мог видеть со своего места Моласара, но заметил, что ожившие мертвецы отошли назад, едва он поднял крестовидный предмет над головой.
— Моласар! Вы слышите меня?
— Да. — Казалось, голос доносится откуда-то из глубины тоннеля. — Теперь моя сила в твоих руках. Тщательно оберегай ее, пока не спрячешь в надежном месте.
Куза покрепче сжал талисман, ощущая при этом радость.
— Когда я должен покинуть замок? И как выберусь?
— Примерно через час, как только я покончу с немцами. Теперь они все поплатятся за то, что посмели занять мой замок.
Кто-то барабанил в дверь комнаты, и громко звал его. Кажется, сержант Остер... Похоже, он в истерике. Однако майор Кэмпффер предпочел не рисковать. Вскочив с кровати, он схватил «люгер» и раздраженно крикнул:
— Кто там? — За эту ночь его беспокоили уже второй раз. В первый раз — из-за этой бесполезной вылазки через мост по инициативе жида, а теперь снова. Он глянул на часы: уже почти четыре. Скоро рассвет. Что там могло случиться в такое время? Разве что еще кого-нибудь убили.
— Это сержант Остер, господин майор!
— Ну, что на этот раз? — рявкнул Кэмпффер, открывая дверь, но, едва глянув на совершенно белое лицо сержанта, понял, что произошло нечто ужасное. Хуже, чем смерть.
— Капитан, господин майор... Капитан Ворманн...
— Он убит? «Ворманн? Офицер?» — метнулась мысль.
— Он покончил с собой, господин майор!
Кэмпффер в шоке некоторое время молча взирал на сержанта, ему стоило огромных усилий выйти из ступора, пока наконец произнес:
— Подождите здесь.
Кэмпффер закрыл дверь, быстро натянул бриджи и сапоги, набросил китель и, даже не застегнувшись, вернулся к двери.
— Отведите меня туда!
Следуя за Остером мимо разобранной стены замка, Кэмпффер вдруг понял: то, что Клаус Ворманн покончил с собой, дурной знак. Лучше бы его просто убили. Ворманн не походил на человека, склонного к самоубийству. Конечно, с годами люди меняются, но все же Кэмпффер не мог себе представить, что подросток, в одиночку обративший в бегство целую роту англичан в прошлую войну, теперь уже зрелый мужчина, вдруг решил покончить с собой в разгар нынешней войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
венным. Возможно ли, чтобы Гленн оказался врагом, а Моласар союзником? Девушка плотнее закуталась в одеяло. Ей ничего не оставалось, как ждать.
Глаза у Магды стали слипаться — от чрезмерной усталости и размеренного дыхания Гленна. Она не могла больше бороться со сном и смежила веки. Лишь на секундочку... чтобы дать отдых глазам...
Клаус Ворманн знал, что он мертв. И в то же время он не умер. Он отчетливо помнил свою смерть. Его задушили с жестокой медлительностью здесь, в темном подвале, освещенном, лишь слабым светом его собственного, упавшего на пол фонарика. Ледяные, пальцы сомкнулись на горле, перекрывая доступ воздуха в легкие, пока кровь не застучала в висках и над ним не сомкнулась тьма. Но не вечная тьма. Пока не вечная.
Странно! Почему сознание не покинуло его? Ворманн лежал навзничь, уставившись в темноту широко открытыми глазами. Он не знал, сколько времени пролежал так. Но это не имело значения. Он лишь способен был созерцать происходящее. Тело казалось чужим. Он не чувствовал ничего, ни жесткой каменистой земли, на которой лежал, ни холодного воздуха, обдувавшего лицо. Ничего не слышал. Не дышал. Не мог двинуться с места — даже пальцем пошевелить. По глазам пробежала крыса, но он не смог даже моргнуть. Он был мертв. И в то же время жив.
Исчезли страх и боль. Капитан не чувствовал ничего, кроме сожаления. Он пришел в этот подвал, желая восстановить свое доброе имя, а нашел лишь ужас и смерть. Свою смерть.
Неожиданно Ворманн осознал, что его куда-то перемещают. Он ничего не ощущал, но понял, что его грубо волокут, ухватив за воротник, по узкому проходу, через темную комнату — на свет.
Ворманн видел все на уровне своего обмякшего тела. Пока его волокли по усыпанному обломками гранита полу, он разглядел уже знакомую стену, ту самую, с надписью на древнем языке. Стена была вымыта, но на камнях еще виднелись коричневые разводы.
Его бросили на пол. Теперь обзор ограничивался лишь куском частично разобранного потолка прямо над ним. Краем глаза он мог видеть, как двигается огромная темная фигура. Вдруг в воздух взвилась змеей толстая веревка, и один ее конец обернулся вокруг балки в разобранном перекрытии, в то время как другой, завязанный петлей, приблизился к его лицу. Тут его снова потащили... ...вверх...
...пока ноги не оторвались от пола, а безжизненное тело не закачалось беспомощно в воздухе. В дверях коридора мелькнул огромный силуэт и исчез, оставив Ворманна болтаться в петле.
Капитану хотелось громко выразить свой протест Всевышнему. Теперь он знал, что хозяин замка, это чудовище, не только убивает солдат, пришедших в его владения, но и старается уничтожить их разум и душу.
И Ворманн понял, что в этой войне ему отведена роль самоубийцы. Солдаты подумают, что капитан покончил с собой, и будут пол-ностью деморализованы. Командир, офицер, их лидер — повесился! Это ли не трусость, это ли не дезертирство!
Все существо капитана восставало против такого поворота событий, но он ничего не мог сделать. Он был мертв.Может быть, это наказание за то, что он закрывал глаза на ужасы войны? Но не слишком ли оно жестоко и не слишком ли высока плата! Висеть здесь, беспомощно наблюдая, как солдаты будут глазеть на него! И последнее унижение — видеть злорадную ухмылку Эриха Кэмпф-фера! Может быть, именно для этого его и оставили болтаться здесь, на грани вечного забвения? Чтобы он стал свидетелем собственного унижения как самоубийцы?
Если бы он мог хоть что-то сделать! Вернуть поруганную честь и — да-да! — поруганное мужское достоинство. Что-нибудь, что наполнило бы его кончину смыслом!
Что-нибудь! Что угодно! Но все, что он мог, — это болтаться в петле, медленно раскачиваясь, и ждать, когда его обнаружат.
Услышав скрежещущий звук, Куза поднял глаза. Каменная, плита, открывающая потайной ход к основанию балки, медленно поворачивалась, а когда остановилась, из темноты раздался голос Моласара!
— Все готово!
Наконец-то! Ожидание становилось невыносимым. С каждым прошедшим часом у Кузы все меньше оставалось надежды увидеть Моласара нынче ночью. Он никогда не отличался особым терпением, но и нетерпением тоже. Профессор пытался отвлечь себя мыслями о Магде — ведь ее сильно ударили прикладом по голове... Бесполезно. Уничтожение «воеводы Гитлера» вытеснило все прочие мысли. Куза без конца мерил шагами комнату, вдоль, и поперек, и по диагонали, горя желанием приступить к делу, но при этом понимал, что один не может ничего предпринять.
И вот Моласар наконец явился. Куза теперь уже навсегда покинул инвалидную коляску, нырнул в открывшийся проход и сразу почувствовал, как в ладонь ему вложили холодный металлический цилиндр.
— Что?.. — начал было профессор, но тут же сообразил, что это фонарик.
— Возьми, пригодится.
Куза зажег фонарь. Он был немецкого производства, в полном порядке, только стекло слегка треснуло. Чей он? — подумал профессор, но в этот момент Моласар скомандовал:
— Следуй за мной! — и уверенным шагом стал спускаться по винтовой лестнице, примыкающей к внешней стене башни. Он прекрасно обходился без света в этой кромешной тьме, в отличие от профессора, который старался держаться поближе к боярину, тщательно освещая ступеньки. Жаль, что нельзя все рассмотреть здесь как следует. Он давно мечтал исследовать основание башни, но вынужден был довольствоваться рассказами Магды. Однако сейчас на это времени не было. Куза мысленно дал себе слово, когда все закончится, вернуться сюда и все внимательно изучить.
Вскоре они подошли к узкому проходу в стене. Проследовав туда вслед за Моласаром, профессор оказался в подземелье. Моласар ускорил шаги, и Кузе пришлось поднапрячься, чтобы не отставать. Но он и не думал жаловаться, благодаря Бога за то, что вообще может ходить и не бояться, что холод скрючит конечности и кровь перестанет поступать в сосуды. Он даже вспотел! Какое чудо!
Справа виден был .слабый свет, пробивавшийся через пролом из верхнего подвала. Куза посветил налево. Трупы исчезли. Должно быть, немцы отправили их в Германию. Странно только, что саваны остались, небрежно сваленные в кучу.
До профессора донесся шум, перекрывающий звук его собственных торопливых шагов. Какое-то царапанье. Следуя за Моласаром из большой пещеры по узким проходам, Куза заметил, что звук постепенно нарастает. Вдруг Моласар резко свернул налево и остановился, жестом приглашая профессора стать рядом с собой. Скребущий звук заполнил окружающую тишину.
— Приготовься, — бесстрастно произнес Моласар. — Я нашел применение телам мертвых солдат. То, что ты сейчас увидишь, может показаться тебе кощунством, но Это было совершенно необходимо, чтобы достать мой талисман. Я мог бы найти и другой способ, но этот показался вполне подходящим... и приятным.
Куза сильно сомневался, что Моласар мог сделать с телами немецких солдат нечто такое, что хоть как-то задело бы его чувства, но промолчал.
Он проследовал за хозяином замка в полукруглое помещение с грязным полом и ледяным каменным потолком. В середине была выкопана глубокая яма. А царапанье, ставшее совсем громким, не прекращалось. Откуда же идет этот звук? — недоумевал Куза. Он огляделся по сторонам. Луч фонарика отражался от покрытых льдом стен, заполнив все пространство призрачным светом.
Профессор заметил какое-то движение у своих ног и по периметру ямы. Слабое шевеление. Приглядевшись, он ахнул — крысы! Полчища крыс копошились вокруг колодца, теснясь и отталкивая друг друга... возбужденные... выжидающие...
Тут Куза заметил, как существо, гораздо крупнее крысы, взбирается по стене колодца. Шагнув вперед, он направил фонарь прямо вниз — и едва не выронил его. Ему показалось, что перед ним один из кругов ада. Внезапно ослабев, профессор отшатнулся к ближайшей стене и прислонился к ней, чтобы не упасть. Он закрыл глаза и тяжело дышал, как большой пес в жаркий августовский полдень, пытаясь успокоиться, преодолеть подступившую к горлу тошноту.
В колодце находились мертвецы, все десять, в черной и серой не: мецкой форме — и все они двигались! Даже тот, без головы!
Куза открыл глаза. В царящем здесь адском полумраке он увидел, как один из мертвецов подполз словно краб к краю ямы, выбросил наружу горсть земли и опять сполз на дно,
Профессор с трудом оторвался от стены и подошел к яме, чтобы взглянуть еще раз. Похоже, им не нужны были глаза, поскольку они не глядели на руки, скребя холодную твердую почву. Мертвые суставы двигались с трудом и неуклюже, как бы сопротивляясь той силе, которая принуждала их к действию. Однако мертвецы трудились без устали, в полной тишине и на удивление эффективно, несмотря на очевидную скованность движений. Шарканье обутых в сапоги ног, звуки скребущих по промерзшей земле ногтей эхом разносились по подвалу, отражаясь от стен и потолка, а яма тем временем становилась все глубже и шире...
Внезапно звук пропал, исчез, как будто его и не было. Мертвецы прекратили двигаться и замерли в полной неподвижности.
И тогда Куза услышал голос Моласара:
— Мой талисман лежит на дне, до него осталось несколько дюймов земли. Ты должен его достать.
— А они не могут? — От одной только мысли, что придется спуститься вниз, Кузе стало тошно.
— Они слишком неуклюжи.
— А вы не могли бы спуститься туда сами? — Куза умоляюще смотрел на Моласара. — А потом я отнесу его куда угодно.
Глаза Моласара гневно сверкнули.
— Это часть твоей задачи! Самая простая! Столько поставлено на карту, а ты гнушаешься замарать руки?!
— Нет-нет! Конечно нет! Вот только... — Профессор снова глянул на мертвецов.
Моласар проследил за его взглядом. Он не издал ни звука, не сделал ни единого жеста, но все мертвецы дружно повернулись и полезли из ямы наверх. Выбравшись, они встали по периметру. Крысы засуетились вокруг неподвижных ног. Моласар вновь посмотрел на Кузу.
Не дожидаясь повторного приказа, профессор перелез через край и соскользнул вниз: Пристроив фонарик на камень, он начал отгребать землю в самом центре колодца. Ни холод, ни грязь теперь не доставляли еще никакого удобства. Преодолев первое чувство брезгливости
от того, что он роет ту же землю, что и мертвецы, профессор обнаружил, что ему даже нравится снова владеть своими руками, независимо от того, какую он выполняет работу. И этим он обязан Моласару. Как приятно погружать пальцы в почву и ощущать в ладонях комья земли! Профессор окончательно развеселился и заработал еще быстрее.
Вскоре руки наткнулись на какой-то предмет, и он вытащил на поверхность квадратный сверток, длиной и шириной около фута и толщиной в несколько дюймов. Сверток был тяжелый, очень тяжелый. Он сорвал верхний слой полусгнившей материи и развернул вторую обертку из мешковины.
Перед ним лежал блестящий металлический, предмет. У Кузы перехватило дыхание — в первый момент ему показалось, что это крест. Но это невозможно! Предмет лишь походил на крест и в точности повторял необычную форму тех непонятных крестов, которыми украшены стены замка. И все же ни один из них не шел ни в какое сравнение с этим. Потому что это был оригинал, образец, по которому были сделаны остальные «кресты». Верхняя часть вертикальной планки была округлой, почти цилиндрической формы и, за исключением глубокого паза на торце, казалась сделанной из чистого золота. Поперечина, похоже, была из чистого серебра. Профессор быстро, но внимательно осмотрел предмет сквозь мощные линзы своих бифокальных очков, однако не обнаружил ни символов, ни надписей.
Талисман Моласара — ключ к его могуществу. Куза вдруг преисполнился благоговением. Предмет действительно обладал силой — профессор даже чувствовал, как эта сила вливается в его руки. Он поднял его над головой, чтобы показать Моласару, и ему показалось, что талисман светится — или это луч фонаря отразился от блестящей поверхности?
— Я нашел его!
Он не мог видеть со своего места Моласара, но заметил, что ожившие мертвецы отошли назад, едва он поднял крестовидный предмет над головой.
— Моласар! Вы слышите меня?
— Да. — Казалось, голос доносится откуда-то из глубины тоннеля. — Теперь моя сила в твоих руках. Тщательно оберегай ее, пока не спрячешь в надежном месте.
Куза покрепче сжал талисман, ощущая при этом радость.
— Когда я должен покинуть замок? И как выберусь?
— Примерно через час, как только я покончу с немцами. Теперь они все поплатятся за то, что посмели занять мой замок.
Кто-то барабанил в дверь комнаты, и громко звал его. Кажется, сержант Остер... Похоже, он в истерике. Однако майор Кэмпффер предпочел не рисковать. Вскочив с кровати, он схватил «люгер» и раздраженно крикнул:
— Кто там? — За эту ночь его беспокоили уже второй раз. В первый раз — из-за этой бесполезной вылазки через мост по инициативе жида, а теперь снова. Он глянул на часы: уже почти четыре. Скоро рассвет. Что там могло случиться в такое время? Разве что еще кого-нибудь убили.
— Это сержант Остер, господин майор!
— Ну, что на этот раз? — рявкнул Кэмпффер, открывая дверь, но, едва глянув на совершенно белое лицо сержанта, понял, что произошло нечто ужасное. Хуже, чем смерть.
— Капитан, господин майор... Капитан Ворманн...
— Он убит? «Ворманн? Офицер?» — метнулась мысль.
— Он покончил с собой, господин майор!
Кэмпффер в шоке некоторое время молча взирал на сержанта, ему стоило огромных усилий выйти из ступора, пока наконец произнес:
— Подождите здесь.
Кэмпффер закрыл дверь, быстро натянул бриджи и сапоги, набросил китель и, даже не застегнувшись, вернулся к двери.
— Отведите меня туда!
Следуя за Остером мимо разобранной стены замка, Кэмпффер вдруг понял: то, что Клаус Ворманн покончил с собой, дурной знак. Лучше бы его просто убили. Ворманн не походил на человека, склонного к самоубийству. Конечно, с годами люди меняются, но все же Кэмпффер не мог себе представить, что подросток, в одиночку обративший в бегство целую роту англичан в прошлую войну, теперь уже зрелый мужчина, вдруг решил покончить с собой в разгар нынешней войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49