Ледяная хватка болью отозвалась в плече и в следующий момент в сердце. Она опустила глаза и увидела схватившую ее повыше локтя руку с длинными толстыми пальцами и ладонью, покрытой до длинных темных ногтей черными вьющимися волосками. Кисть была поглощена тьмой.
Даже сквозь свитер и блузку Магда почувствовала, как омерзительно это прикосновение. Она оглянулась, пытаясь разглядеть мелькнувшее в темноте лицо, однако ничего не увидела и, всхлипывая, старалась высвободиться. Отвращение не позволяло ей дотронуться до державшей ее руки.
Вдруг тьма начала рассеиваться. Бледный овал надвинулся на нее, остановившись в нескольких дюймах. Лицо. Лицо из кошмарного сна.Высокий лоб, тусклые длинные черные волосы больше походили на дохлых змей, намертво вцепившихся в голову. Мертвенно-бледная кожа, впалые щеки и крючковатый нос. Узкие губы обнажали в улыбке желтые зубы, длинные, почти звериные. Но увидев глаза, Магда замерла, перестав вырываться и визжать и почти забыв о держащей ее ледяной руке.
Эти глаза... Большие и круглые, холодные и прозрачные, зрачки — как две черные дыры, ведущие в хаос, лежащий за пределами разума, за пределами самой реальности, черные, как ночное небо, не знавшее ни света солнца, ни даже слабого света луны и звезд. Радужная оболочка была почти такой же темной, как и зрачки, и под взглядом Магды все разрасталась и расширялась, превращаясь как бы в двери, сквозь которые ее влекло в мир ужаса и безумия...
Безумие... Оно манило, влекло к себе. Там тихо, там безопасно,там никого нет. Как прекрасно было войти в эти двери и погрузиться в эти черные озера... Как прекрасно...
Нет!Магда отчаянно сопротивлялась этому желанию, пыталась уйти от этих глаз, но... зачем сопротивляться? Жизнь — не что иное, как болезни и несчастья, вечная борьба, в которой человек обречен на вечный проигрыш... Зачем тогда все это? Ведь все твои деяния в конечном итоге не имеют значения... Зачем? :
Она чувствовала непреодолимое желание приблизиться к этим глазам, желание, которому не было сил сопротивляться. В них она видела мучительное желание, но не просто сексуальное вожделение, а жажду обладать всем ее существом, растворить в себе ее «я». Она была близка к тому, чтобы войти в черные двери. Так легко туда войти...
Она все еще пыталась сопротивляться, что-то внутри сдерживало ее, не позволяло сдаться, заставляло идти против течения... Но желание было таким сильным, а она так устала... да и какое это имеет значение...
Какой-то звук... музыка... и в то же время не музыка... звук у нее в мозгу, абсолютно не музыкальный... немелодичный, сводящая с ума какофония, разбивающая жалкие остатки ее воли... Мир вокруг постепенно исчезал, оставались только глаза... только глаза...
Она зашаталась, раскачиваясь на краю вечности...
...И тут услышала голос отца.
Магда уцепилась за него, как за спасательный канат, медленно выползая из пучины безумия. Отец не звал ее, и это был не румынский язык, но она узнала его голос в окружавшем ее хаосе.
Глаза исчезли. Магда была свободна. Рука отпустила ее.Она стояла, задыхаясь, мокрая, как мышь, слабая и растерянная, ветер, гулявший по комнате, срывал с нее одежду, платок, мешал дышать. И тут она ужаснулась еще больше, потому что глаза смотрели на отца, а он ведь такой слабый!
Но отец спокойно выдержал этот взгляд, не моргнув глазом. Он снова заговорил на каком-то непонятном ей языке. Она увидела в темноте, как леденящая душу улыбка исчезла с мертвенно-бледного лица, и тонкие губы стали еще тоньше, страшные глаза сузились, словно чудовище обдумывало слова отца.
Магда молча смотрела на это лицо, не в силах пошевелиться. Она увидела, как тонкие губы чуть искривились в улыбке.Затем последовал легкий кивок, почти незаметный. Решение было принято.
Ветер пропал, как и не было. Лицо растворилось во тьме.Наступила тишина. Магда с отцом неподвижно, глядели друг на друга, по-прежнему находясь в центре комнаты, а тьма и холод тем временем медленно
исчезали. В камине с треском вспыхнуло пламя, и Магда рухнула бы на пол от страха, если бы не успела ухватиться за ручку коляски.
— С тобой все в порядке? — спросил отец, глядя мимо нее. Он пытался пошевелить пальцами.
— Да-да, все в порядке. — Она постепенно приходила в себя после пережитых событий. — Что это было? Господи, что это было?!
Отец не слушал.
— Я их не чувствую. Совсем не чувствую. Он начал стягивать перчатки.
Его жалоба придала Магде сил. Она выпрямилась и покатила коляску к огню, который уже полыхал вовсю. После пережитого Магда все еще чувствовала страшную слабость, но какое это сейчас имело значение? А как же она? Почему она всегда на втором месте? Почему всегда должна быть сильной? Хоть бы потерять сознание, чтобы кто-нибудь о ней позаботился, стал бы за ней ухаживать, помогать... Усилием воли она прогнала эти мысли. Дочь не должна так думать, когда отец нуждается в помощи.
— Вытяни руки, папа! Здесь нет горячей воды, поэтому придется воспользоваться теплом от камина.
При свете огня Магда видела, что руки отца стали мертвенно-белыми, как у этого... этой твари. Кисти напоминали обрубки с жесткой грубой кожей и кривыми ногтями. На подушечке каждого пальца вид-, нелись следы гангрены. Неужели это руки отца? Магда помнила, какими изящными они были, живыми, с длинными ловкими пальцами. Руки ученого. Руки музыканта. Казалось, они жили своей жизнью. А теперь превратились в мумифицированную карикатуру.
Согревать руки надо было постепенно. Дома на этот случай у нее всегда был припасен горшок с горячей водой. Резкое падение температуры вызывало у отца спазм кровеносных сосудов в пальцах. Доктора называли это феноменом Рейно. А поскольку действие никотина было таким же, старику пришлось отказаться от любимых сигар. Если же ткани были слишком долго лишены кислорода, если приступы учащались, начиналась гангрена. До сих пор отцу везло: очаги Поражения были незначительными, и с гангреной врачи справлялись. Но так не могло продолжаться вечно.
Она наблюдала, как отец, протянув руки к огню, вращает кистями медленно, насколько позволяют больные суставы. Сейчас отец ничего не чувствует — настолько сильно руки замерзли и одеревенели. Но как только восстановится кровообращение, он ощутит нестерпимую боль, как от ожогов.
— Посмотри, что они с тобой сделали! — гневно вскричала Магда, глядя, как пальцы отца постепенно из белых становятся синими.
Отец вопросительно глянул на нее.
— Бывало и хуже.
— Знаю! Но этого не должно было быть вовсе! Что они пытаются с нами сделать?
— Они?
— Нацисты! Они играют с нами! Экспериментируют над нами! Я не знаю, что здесь произошло на самом деле... Все выглядело весьма реалистично, хотя казалось нереальным. Не могло быть реальным! Они загипнотизировали нас, одурманили наркотиками, играли со светом...
— Все это было на самом деле, Магда, — мягко возразил отец с некоторым изумлением, поскольку не сомневался в том, что в глубине души Магда и сама в это верила, только не хотела признаться. — Все это так же реально, как запрещенные книги. Я знаю...
Он скрипнул зубами — кровообращение восстановилось, и пальцы стали пунцовыми. Изголодавшиеся по кислороду ткани теперь наказывали отца страшной болью, выбрасывая скопившиеся в них токсины. Магде казалось, что она тоже ощущает эту дикую боль, настолько часто ей приходилось видеть отца в таком состоянии.
Когда боль немного утихла, профессор снова заговорил, с придыханием, словно выбрасывая слова:
— Я говорил с ним на старославянском... сказал, что мы не враги... сказал, чтобы он нас оставил в покое... и он ушел.
Он поморщился от боли, затем пристально посмотрел на.Магду. Голос его звучал тихо и хрипло:
— Это он, Магда! Я знаю! Это он! Магда не ответила. Она тоже знала.
Глава 15
Замок
Среда, 30 апреля
06 час. 22 мин.
Капитан Ворманн решил бодрствовать всю ночь напролет, но не выдержал. Он сел к окну, выходящему на двор, с «люгером» на коленях, хотя очень сомневался, что девятимиллиметровый парабеллум поможет при встрече с тем существом, которое обитало в замке. Однако бессонные ночи, компенсированные лишь кратким дневным сном, подточили силы, и он уснул.
Внезапно капитан проснулся, как от толчка, и не сразу сообразил, где находится. На мгновение ему показалось, что он в Ратенау, и сей-час Хельга внизу готовит на кухне яичницу с колбасой, а мальчики уже давно встали и пошли доить коров. Но это был всего лишь сон.
Увидев, что небо светлеет, Ворманн вскочил со стула. Очередная ночь Миновала, а он жив. Он пережил еще одну ночь. Однако радость была недолгой. Значит, умер кто-то другой. Где-то на территории замка лежит окровавленный труп, и теперь остается лишь его найти.
Засунув «люгер» в кобуру, он вышел из комнаты. Все тихо. Ворманн сбежал вниз по лестнице, потирая на бегу глаза и похлопывая себя по пухлым щекам, чтобы окончательно проснуться. Едва он спустился на первый этаж, как открылась дверь в комнату, где находились евреи, и в коридор вышла девушка.
Капитана она не замечала. С озабоченным лицом она несла куда-то металлический горшок. В глубокой задумчивости прошла мимо капитана во двор и свернула к подвалу. Ворманн сперва насторожился, но тут же сообразил, что в подвале стоят цистерны со свежей водой и девушка, уже бывавшая здесь не раз, это знает.
Ворманн вышел во двор и стал наблюдать за ней. Было что-то эфемерное в этом зрелище: девушка, освещенная солнцем, идет по вымощенному булыжником двору, окруженному мрачными серыми стенами, со множеством металлических крестов, а над ее свежими следами клубится легкий туман. Похоже на сон... Интересно, а ведь под всеми ее одеждами скрыта неплохая фигурка... Изящная и естественная походка с плавно покачивающимися бедрами ему тоже понравилась. И мордашка вполне симпатичная, особенно хороши громадные карие глаза... Если бы она сняла косынку и распустила волосы, то была бы просто красавицей.
В другое время и при других обстоятельствах ей пришлось бы туго в подобном окружении — пять взводов солдат, изголодавшихся по женскому телу. Но им сейчас не до нее: они боятся темноты и смерти.
Ворманн собрался было пойти за девушкой следом, чтобы убедиться, что ей действительно ничего не нужно, кроме свежей воды, но увидел, что к нему мчится сержант Остер.
— Капитан, капитан!
Ворманн вздохнул и приготовился выслушать новости.
— Ну, кого на сей раз мы потеряли?
— Никого! — Сержант помахал списком личного состава. — Я поименно проверил — все живы-здоровы!
Ворманн не спешил радоваться — он уже обжегся на этом недавно, но в душе у него все же затеплилась надежда.
— Вы уверены? Это точно?
— Так точно! Я проверил всех, кроме господина майора. И евреев. Ворманн невольно взглянул на окно Кэмпффера. Неужели?..
— Я решил проверить офицеров в конце; — извиняющимся тоном пояснил Остер.
Ворманн кивнул. Он почти не слушал сержанта. Неужели? Неужели жертвой этой ночи стал Эрих Кэмпффер? Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ворманн никогда не думал, что способен так возненавидеть другое человеческое существо, как он возненавидел Кэмпффера за последние два с половиной дня.
Со смутным чувством тревожного ожидания Ворманн неохотно двинулся к резиденции эсэсовца. Если Кэмпффер действительно мертв,, мир станет лучше и чище. А он, Ворманн, как старший по чину после
Кэмпффера уже к полудню уведет отсюда своих людей. Эсэсовцы могут либо идти с ним, либо оставаться здесь и умирать, дожидаясь прибытия нового офицера СС. Но он ни секунды не сомневался, что они -тоже охотно уедут.
Если же, паче чаяния, Кэмпффер остался жив, то и это обстоятельство имеет свою положительную сторону: впервые с момента их приезда сюда это будет ночь без смертей. Отлично! Сей факт сильно поднимет моральный дух людей. И возможно, появится крошечная надежда покончить с этим нависшим над ними проклятием.
Ворманн шел через двор, сержант топал следом за ним.
— Вы считаете, это евреи сделали? — спросил Остер.
— Что сделали? — нахмурился Ворманн.
— Ну, что этой ночью никто не умер...
Ворманн остановился и уставился в стену куда-то между головой Остера и окном Кэмпффера. Похоже, Остер не сомневался, что штурм-баннфюрер жив.
— Что вы говорите, сержант? Каким образом они могли это сделать? Остер моргнул.
— Не знаю... Но люди в это верят... Во всяком случае, мои, то есть, я хотел сказать, наши солдаты в это верят. Ведь, в конце концов, до их появления здесь мы каждую ночь теряли кого-то. Может быть, они что-то нашли в тех книгах, которые мы откопали?
— Может быть. — Ворманн открыл дверь в задней секции замка и взбежал на второй этаж.
Интригующе, но маловероятно. Старый, еврей с дочкой вряд ли могли так быстро что-нибудь обнаружить. Старый еврей... Похоже, я начинаю излагать, как Кэмпффер, подумал Ворманн. Вот ужас!
Подходя к комнате Кэмпффера, Ворманн дышал как паровоз. «Слишком много ем и мало двигаюсь», — вновь повторил про себя капитан. Он было потянулся к ручке, как дверь распахнулась, и на пороге возник Кэмпффер собственной персоной.
— А, Клаус! — произнес он с притворной радостью. — Мне послышалось, что сюда кто-то идет.
Кэмпффер поправил черную офицерскую портупею на груди и кобуру на бедре. Убедившись, что все в ажуре, он вышел в коридор.
— Как приятно видеть тебя в добром здравии, — сказал Ворманн. Кэмпффер, пораженный столь явной ложью, остро глянул на капитана, потом на Остера.
— Ну, сержант, кто на этот раз?
— Простите, не понял, господин майор?
— Погиб! Кто погиб этой ночью? Кто-нибудь из моих или из ваших? Я хочу, чтобы еврея с дочкой повели к трупу и чтобы они...
— Извините, господин майор, но этой ночью никто не погиб. Брови Кэмпффера изумленно взлетели вверх, и он повернулся к Ворманну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49