Я подумала, что, может, они в акциях или страховке. А кроме того, Никки, вероятно, получала с них проценты. Ты можешь выяснить — куда она их вложила?
Бонилла прищелкнул языком.
— Сделаю.
— Замечательно.
— Ты упомянула о двух пустяках, так что второе?
Эйдриен заколебалась, наконец, отбросив сомнения, сказала:
— Другая проблема состоит в том, что я собираюсь подать в суд на ее психиатра.
Детектив хмыкнул не без скепсиса.
— Все проблемы возникли из-за его некомпетентности, — начала Эйдриен, но Бонилла ее прервал.
— Буду с тобой откровенен, Скаут: людям свойственно болезненно переживать потерю близкого человека, и порой каждый из нас склонен искать виноватого.
— Я не пытаюсь найти виноватого, Эдди. Этот психиатр довел ее до самоубийства.
— Хм, что-то не нравится мне это «довел».
— В тех воспоминаниях, которые якобы возвращались к Никки, не было ни доли правды — сплошная ложь. Я знаю наверняка, потому что и мне в них отводилась роль.
Эдди неодобрительно хмыкнул и поинтересовался:
— Какого рода воспоминания?
Эйдриен пыталась подобрать слова.
— Всякий бред.
— А подробнее?
Она тяжело вздохнула:
— Никки считала, что в детстве ее изнасиловали.
Детектив не ответил, и собеседница поняла, что он подбирает слова. Наконец Эдди отозвался:
— Что ж, такое случается даже в самых благополучных на первый взгляд семьях.
— Сатанисты, — лаконично пояснила она, и Бонилла решил уточнить:
— То есть капюшоны и все такое?
— Да. Капюшоны, свечи и не знаю что еще — какие-то козлиные головы.
— Боже правый.
— Никки считала, что и со мной все это происходило. Только уж поверь — о таком не забывают.
— Ты этого не помнишь?
— Нет, — ответила Эйдриен. — Не помню.
— И потому решила, что психиатр…
— Сам все придумал, — закончила мысль девушка.
— Хм, и для чего, по-твоему, ему это понадобилось?
— Не знаю, но факт остается фактом.
— Да, я уже слышал, — сказал Бонилла и добавил: — Я бы как-то понял, если бы ты избегала разговоров о таких вещах. Скажем, в случае, если бы тебя изнасиловал отец. Ты бы, вероятно, порядком комплексовала. Но не помнить — это уже другое. Насколько я знаю, люди обычно стараются забыть такие вещи, а не наоборот.
— Вот именно.
— Вопрос в следующем: зачем ему это понадобилось? В чем интерес врача?
— Ну, во-первых, Никки оставила ему деньги за помощь, представляешь? А во-вторых, я кое-что раскопала в Интернете. Существует целое движение, связанное с «привитыми» воспоминаниями. В нем участвуют главным образом родители и родственники якобы потерпевших, которые утверждают, что обвинения против них беспочвенны, что психотерапевт намеренно заставляет пациентов верить в придуманный им бред.
— Зачем?
— Потому что тогда у него появляется возможность лечить. Я хочу устроить для этого шулера показательный процесс.
— А я, по всей видимости, должен тебе помочь, так? Каким образом?
— Я хочу, чтобы ты выяснил об этом человеке все: есть ли на него жалобы, не испытывает ли он денежных затруднений, поинтересуйся его репутацией.
— Итак, самое основное: дипломы и кредитоспособность. Я правильно понял?
— Да.
Бонилла замолчал и по недолгому размышлению ответил:
— Я берусь, но только у меня один вопрос.
— Никки завещала мне некоторую сумму. Я могу взять оттуда.
— Это не главное.
— Нет же, я обязательно заплачу.
— Эйдриен, я о другом.
— Эдди, я настаиваю.
Бонилла выждал несколько секунд и сказал:
— Я собирался спросить, сколько ты планируешь потратить на расследование.
Та замялась, внезапно смутившись.
— В тысячу уложимся?
Бонилла рассмеялся.
— Я просто дурачусь! Возьму только на расходы. — Детектив оборвал запротестовавшую собеседницу: — Так что известно о клиенте?
Девушка рассказала то, что знала: имя, адрес, номер телефона.
— Номер карточки соцстрахования?
— Не в курсе, — ответила Эйдриен, — но я видела дипломы.
— Что ты видела?!
— Его дипломы.
— Ты додумалась пойти к нему?
— Угу, — печальный вздох на другом конце провода.
— Зачем? Чтобы дух из него вышибить?
— Да.
— Что ж, больше так не поступай.
— Не буду.
— Пообещай.
— Обещаю.
— Ну, смотри, — предостерег Бонилла. — Ладно, где учился наш ненаглядный?
— В Брауне. А потом защитил докторскую в Висконсине по специальности «клиническая психология».
— В каком году?
— Не помню.
— Не важно. — На линии стало на время тихо. Наконец Бонилла сказал: — Дай мне пару дней.
И повесил трубку.
Глава 12
Дюран ощутил напряжение в воздухе за миг до того, как раздался звонок, и подумал: «Телефон». Затем аппарат зазвонил — и доктор вздрогнул, сам того не ожидая. Хлопнув по кнопке «mute» на пульте — «немой просмотр», он поднял трубку.
— Мистер Дюран?
Голос принадлежал женщине, вежливый, официальный. Наверное, опять что-нибудь продают, хотя держит дистанцию — вряд ли.
— Да?
— Это Эйдриен Коуп.
«А— а… — Дюран сник и подумал: — Эта женщина себя не контролирует, не принимай близко к сердцу», — а сам ответил:
— Добрый день. — И затем, после короткой паузы: — Чем могу быть полезен?
— Я бы хотела зайти и поговорить, если не откажете в любезности.
В любезности? Он вспомнил, как эта фурия ворвалась в квартиру и раскричалась, когда де Гроот сидел в соседней комнате. «Ах ты, подлец! Ты ее убил!»
— Не знаю, — сказал Дюран. — Не думаю, что это хорошая мысль.
— Я всего на несколько минут, — пообещала та. — Мне бы хотелось поговорить о Никки.
Доктор внутренне содрогнулся.
— Просто не уверен, что мы чего-нибудь этим добьемся.
— Прошу вас. Я ненадолго, мне правда станет легче.
Психиатр задумался, тишина становилась напряженной. Может, она хочет извиниться за свое поведение или расспросить его о проблемах сестры? Если они переговорят, возможно, ее душевная рана заживет. «Тем, кто потерял близкого человека, — подумал Дюран, — всегда тяжело. Они склонны обвинять в трагедии себя и нуждаются в утешении».
— Всего на пару минут, — настаивала собеседница.
Врач тяжело вздохнул:
— Приходите.
— Замечательно. Когда вам удобнее? — Голос вновь звучал официально, с профессиональной деловитостью.
— Сейчас взгляну, — ответил Дюран и открыл ежедневник, где записывал время сеансов с клиентами. — Можно встретиться завтра днем. В два часа вас устроит?
В тот вечер он заказал на ужин пиццу с четырьмя видами сыра и артишоками, собираясь съесть ее во время документального фильма телесети Пи-би-эс о кубке Америки по парусному спорту.
Просматривая программу, Дюран чувствовал почти физическую общность с командой; он пригнул голову, когда парусник достиг буя и начал разворачиваться. Движения команды казались впечатляюще быстрыми и плавными на судне, которое так резко кренилось, что вода заливала корму.
Пицца лежала на тарелке нетронутой — регата захватила все внимание Дюрана. Брызги пены вздымались под выступающим носом судна, хлопали вялые паруса и тут же натягивались, когда яхта ловила ветер. Джеффа пронзило столь страстное желание быть там, что он не смог бы вымолвить ни слова, если бы с ним заговорили. Его наполняло какое-то особое чувство. К своему удивлению, психотерапевт обнаружил, что повторяет движения матросов, как бы предугадывая их. «Как собака, которая бегает во сне», — подумал он.
«Откуда берется столь странное чувство?» — удивлялся Джеффри. Все было так знакомо: плеск и журчание воды, движения команды, канаты, паруса, привкус соли и искристое небо. Дюран в точности знал, что делает команда и что сделает в следующий момент до того, как это на самом деле происходило. Он предвидел каждое перемещение галса, точный момент, когда менялась инерция корпуса, ветер наполнял паруса, и яхта бросалась вперед.
Джеффри не мог припомнить, чтобы он хоть раз ходил под парусом и, несмотря на это, ощущал себя бывалым матросом: информация хранилась в мозгу, как на жестком диске компьютера, и ошибка исключалась. Однако ничего конкретного он вспомнить не мог. Когда Дюран пытался выудить из памяти хоть единственный миг, проведенный в море, его разум сковывало так же крепко, как море держит корабль, поймавший ветер. Паруса натягивались, и лодка успокаивалась, плывя по ветру.
«Так и я, — думал Дюран. — Моя голова в кандалах». В такие минуты он вспоминал — то ли в шутку, то ли всерьез — о реинкарнации. Откуда, как не из прошлой жизни, пришли к нему навыки управления судном? «Переселение душ объяснило бы многое, — размышлял Дюран, — но не такое». Действительно, объяснить жизнь после смерти легко. Труднее дать ответ на незамысловатый, но опустошающий вопрос, который психиатр беспрестанно задавал себе: «Как случилось, что я так одинок на свете? Почему я даже не могу вспомнить — управлял ли яхтой и каково было в объятиях матери? Я словно черновой набросок самого себя…»
Махнув рукой на обманчивую «лестницу Иакова» собственной психики и невеселых мыслей, он переключил программу. По Эм-ти-ви показывали спортивную программу, да и клиентов в ближайшие пару часов он не ждал.
Когда на следующий день в дверях появилась сестра Нико, Дюран, к своему удивлению, заметил, что она не одна.
Рядом с ней, покачиваясь на каблуках, стоял невысокий человек в стиле ретро. Казалось, ему чуть больше или чуть меньше пятидесяти. Спутника Эйдриен Коуп отличали стриженные с лазерной точностью короткие баки и пронзительный взгляд бусинок-глаз. Даже не глядя на его руки, психотерапевт мог бы поручиться, что пальцы визитера желты от никотина.
— День добрый, — сказал Дюран, открыл дверь и отошел в сторону, пропуская посетителей.
Эйдриен удостоила его мимолетным взглядом и вошла вместе со следующим за ней по пятам спутником. Удивительно, как сильно она походила на Нико и в то же время… Две сестры — как Беляночка и Розочка, и Эйдриен, несомненно, отводилась роль первой. Когда Дюран видел свою пациентку в последний раз, она была в короткой юбочке и обтягивающем топе. Ее сестра — совсем другое дело. Она носила строгое зеленое платье до середины икр, мягкий воротник-хомут закрывал подбородок. Выглядело так, будто Нико решила поиграть в переодевание и изображала свою детсадовскую воспитательницу.
Дюран закрыл дверь, повернулся к гостям и с удивлением принял конверт, который протягивал ему мужчина.
— Что это?
— Исковое заявление, — ответил тот.
— Что?
— На вас подали в суд.
— В чем меня обвиняют?
Человек с бакенбардами усмехнулся и бросил косой взгляд на Эйдриен.
— А вы сами-то как думаете? — не без иронии поинтересовался он.
Дюран повернулся к Эйдриен, щеки которой моментально залились румянцем, хотя он не смог бы с уверенностью сказать, от чего именно: от смущения или переполнявшей ее ненависти.
— Я сужусь с вами, — сказала она.
— А в чем вы меня обвиняете? — поинтересовался Дюран.
— Я обвиняю вас в умышленном причинении эмоционального расстройства и мошенничестве. — Она кивком указала на конверт и пояснила: — Здесь жалоба и повестка явиться в суд. У вас есть двадцать дней на ответ.
— О, ради Бога! — воскликнул психотерапевт, не в силах поверить своим ушам.
— Это еще не все, — продолжала Эйдриен. — Мы были в полиции. Они хотят с вами побеседовать.
Доктор покачал головой:
— Послушайте, я знаю, что горе делает с людьми, но поймите, у вашей сестры были очень серьезные проблемы.
— Да. А теперь очень серьезные проблемы у вас, — отрезал мужчина с бакенбардами. — Или скоро возникнут, потому что вы попадете за решетку.
— Какая нелепость, — проговорил Дюран.
— Ничего подобного. Вы — мошенник, — заявила сестра покойной.
— И мы можем это доказать, — подтвердил ее спутник.
Дюран закрыл глаза, покачал головой и устремил взгляд на Эйдриен.
— Я сделал для вашей сестры все, что мог.
— Знаете, — вмешался спутник сестры Нико, — не исключено, что вы близки к истине, только это сейчас не важно. Вопрос стоит следующим образом: вы шарлатан и нарушили закон.
— Какой закон?
— Карандаш под рукой? Записывайте: Глава 33, Раздел 2, 3310 точка 1. Советую заглянуть.
— Куда заглянуть? — спросил Дюран.
— В Уголовный кодекс округа Колумбия. Вы практикуете в сфере здравоохранения без лицензии. Нехорошо.
Дюран повернулся к мистеру с бакенбардами и впервые пристально посмотрел на него. Казалось, он был сплошная кость и хрящ, один из тех жилистых мужчин, которые мальчишками лезут в каждую драку — и с возрастом не отказываются от этого пристрастия.
— Не производит впечатления, — проговорил врач. — Зато мне интересно, кто вы такой?
Человек довольно улыбнулся — наконец-то ему удалось привлечь внимание к своей персоне, — сунул руку в карман, извлек визитку и протянул ее собеседнику:
Эдвард Бонилла,
«Бонилла и компаньоны». Частные расследования.
Скромного формата карточка изобиловала номерами: телефон, факс, мобильный и пейджер. В правом верхнем углу — эмблема детектива: банальный отпечаток пальца под банальным увеличительным стеклом — претензия на юмор, догадался Дюран.
— Мистер Бонилла — частный детектив, — объяснила Эйдриен. — А я юрист. Так что сами можете догадаться, чем это для вас может обернуться: мы вас посадим.
Дюран покачал головой, не веря своим ушам.
«Посадить меня?!»
— Послушайте, — начал он, — я понимаю ваши чувства, но вы не правы на мой счет и ошибаетесь, утверждая, что у меня нет лицензии. Она висит на стене в кабинете, рядом с дипломами.
Бонилла глумливо усмехнулся.
— Дайте-ка я вам кое-что покажу, — сказал он, помахивая кожаной папкой для бумаг. — Не против, если мы на минутку присядем?
Дюран указал на диван в гостиной. Усевшись, Бонилла с особой торжественностью открыл папку и выложил ее содержимое на журнальный столик.
— Первое, что я сделал, — сказал он, вытаскивая из стопки несколько листов бумаги, — навел справки в Медицинском совете округа. — Детектив нацепил на нос толстенные очки и вперил взгляд в документы. — Когда я назвал вашу фамилию, угадайте, что меня первым делом спросили? Кто вы: психотерапевт или психолог — в этом огромная разница! Как выяснилось, любой врач может практиковать как психотерапевт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67