Умерло много людей.— Там написано, что за эпидемия? — перебил Каралекис. Ину покачал головой и перевернул страницу.— Нет. Кан говорит, что никогда не видел таких симптомов. Фонтанирующая рвота, обильная геморрагия — изо рта, носа, глаз... Господи! Вы только послушайте: некоторые перед смертью синели. Они становились ярко-синего цвета!Каралекис кивнул в такт своим мыслям, ничуть не удивившись.— Разве такое бывает? — спросил Ину. — Синели перед смертью?— Случается, — пожал плечами Каралекис. — Научное название — цианоз.— Вы знаете, что это? — обернулся к нему Фитч. — Объясните, пожалуйста, поподробнее.Каралекис закатил глаза.— Цианоз возникает от чего угодно.Фитч и Ину недоверчиво на него посмотрели. Наконец Фитч произнес:— Нет, не бывает. При простуде я такого не видел. И при геморрое тоже.— Я не это хотел сказать, — рассмеялся Каралекис. — Видите ли, я не представляю, насколько можно полагаться на ваш источник, мне неизвестен уровень его медицинской подготовки и...— Извините, что перебиваю, — вмешалась Жанин Вассерман. — Мне непонятна одна вещь: при чем здесь уничтожение целой деревни? Всего-то и случилось, что несколько человек заболело.— Видимо, они заболели очень серьезно.— Ну и что?Ину поднял руку, привлекая к себе внимание.— Вот, послушайте, — сказал он, перелистнув несколько страниц. — Здесь сказано: «Они хотели все выжечь».— Откуда мистер Кан узнал, чего хотели солдаты? — ехидно поинтересовалась Вассерман. — Они сами ему сообщили?— Нет, — смутился Ину. — Вы правы, это просто догадка. Но он говорит, что умирал каждый третий его пациент. Затем приехал врач из Пхеньяна. И вскоре деревню уничтожили.— Поэтому он считает, что ее выжгли.— Да, — кивнул Ину. — Как нарыв.— Может быть, они и не собирались останавливать эпидемию? — предположила Жанин Вассерман. — Вдруг они просто хотели ее скрыть?— Зачем ее скрывать? — не понял Фитч.— Экономика рушится на глазах, фабрики закрываются, люди мрут от голода, работы нет и не предвидится, — объяснила Вассерман. — Им не хватает только прослыть рассадником заразы.— По-вашему, из-за этого они способны убить сто невинных человек?Вассерман на секунду задумалась.— Разумеется.Каралекис повернулся к Фитчу, который возмущенно вздохнул.— А что доктор из Пхеньяна сказал об эпидемии?— Он сказал... — Фитч покосился на Жанин Вассерман и поправился: — Нам неизвестно, что он сказал, но, по словам мистера Кана, он возложил вину за эпидемию на неизвестную испанскую женщину.Вассерман презрительно расхохоталась. Фитч заскрежетал зубами.— Я всего лишь передаю то, что там написано!Все замолчали. Вурис высморкался, Каралекис закашлялся, но никто не нашелся, что сказать. Наконец заговорил Ину:— На самом деле здесь написано не совсем это.— А что же? — нетерпеливо спросил Фитч. Ину постучал пальцем по расшифровке.— Он сказал не «испанская женщина», а «испанка». Вот: «Врач сказал, что это из-за „испанки“».— Надо же, это в корне меняет дело! — съязвил Фитч. Ину примирительно поднял руки, показывая, что он всего лишь хотел помочь, и внезапно ощутил на себе встревоженный взгляд Каралекиса.— Что-то не так? — спросил он.— Повторите все, слово в слово, — потребовал тот. Ину снова смутился.— Конечно. Мистер Кан утверждает, что врач сказал... — Его глаза забегали по расшифровке. — Вот, здесь написано: «Врач сказал, что это из-за „испанки“».— Из-за «испанки», — повторил Каралекис.— Да, так и написано.— Может быть, там сказано «женщина из Испании»?— Нет, — покачал головой Ину.Каралекис долго не сводил взгляда с переводчика. Потом он обернулся к Фитчу.— Нужно срочно связаться с Атлантой.— А что там такое? — переспросил Фитч.— Центр контроля инфекционных заболеваний, — объяснил Каралекис. — Эта дрянь может оказаться пострашнее новой мировой войны. Глава 3 Сравнительно скоро «рабочая группа по вопросу Чхучхонни» обзавелась собственным криптонимом (ОФСАЙД) и двумя новыми членами.Первый — доктор Ирвинг Эпштейн — изучал вирусы гриппа в Национальном институте здоровья. Второй, Нил Глисон, скорее имел отношение к ФБР, чем к ЦРУ.Фитча присутствие Глисона раздражало в такой же степени, в какой радовало присутствие Эпштейна, но избавиться от федерала было не в его власти. Работа Глисона заключалась в сотрудничестве с ЦРУ по вопросам возможного применения химического и бактериологического оружия. В принципе предотвращение террористических актов непосредственно подпадало под юрисдикцию бюро. На практике же подключение к работе агента ФБР, по мнению Фитча, могло означать только одно: ФБР все еще не оставило попыток восстановить былые позиции, канувшие в Лету вместе с «холодной войной».Глисон не слишком вмешивался в работу. У него были дела и поважнее: дважды в месяц он срывался из Вашингтона в Амман на встречи с американскими наблюдателями от ООН, которые проводили инспекции в Ираке. Неудивительно, что из-за постоянных перелетов Глисон мучился от нарушения суточного ритма, которое скрывал под маской безразличия и модными черными очками.Для него эта рабочая группа была всего лишь одной из многих, которые он посещал на правах «наблюдателя» (в свободное время, когда не находился в очередной командировке).— Считайте меня уснувшей на стене мухой, — предложил он Фитчу. — Я вам мешать не буду.В общем, так и вышло: его долговязая фигура маячила повсюду, но встревал в разговор он редко.Эпштейн выглядел его прямой противоположностью. Этот упитанный коротышка за шестьдесят предпочитал полосатые льняные костюмы времен собственного детства, непременно в комплекте с галстуком-бабочкой и подтяжками. Неожиданное, пусть и временное, приобщение к «тайному миру» привело его в бесконечный восторг, хотя он и старался не слишком это демонстрировать. Эпштейн с наслаждением растолковывал всем желающим особенности вируса гриппа вообще и штамма «испанского» гриппа в частности. Как он объяснил, «испанкой» этот грипп прозвали потому, что больше всего от него пострадали жители Испании. В мультфильмах двадцатых годов нередко рисовали стройную женщину в манящей позе — под кружевной мантильей прятался ухмыляющийся череп.Вооружившись картами Азии и лазерной указкой, вирусолог, захлебываясь от восторга, объяснял, что грипп — это очень хрупкий вирус, который постоянно мутирует. По особенностям гемагглютинина...— Чего?! — Голос принадлежал Фитчу, но ответа ждали все. Вернее, почти все.— Гемагглютинин — это поверхностный антиген, — объяснил Каралекис. — Основная характеристика вируса.Фитч раздраженно фыркнул.— По поверхностным антигенам, — продолжил Эпштейн, — вирус разделяют на три основных типа: HI, H2 и НЗ. На самом деле подтипов больше, я назвал основные.Фитч нахмурился — он не любил подобных лекций, — но Жанин Вассерман предостерегающе похлопала его по плечу.— В рамках каждого подтипа, — продолжал Эпштейн, — ежегодно происходит антигенный дрейф, результатом которого является разнообразие известных нам штаммов. Таким образом...— Таким образом, — перебил Вурис, — грипп — это не одна болезнь, а вагон и маленькая тележка.— Я бы не стал упрощать, — поморщился Эпштейн, — но если хотите, можно и так. В частности, именно поэтому мы вынуждены разрабатывать новую вакцину каждый год, с появлением нового пандемического штамма.Эпштейн озарил слушателей обаятельной улыбкой, но Фитч на нее не купился.— Док, вы все время употребляете такие слова, что мы...— Он имеет в виду доминантный штамм, распространяющийся по всему миру, — объяснил Каралекис.— Вроде эпидемии, — перевел Вурис.— Нет-нет, — покачал головой Эпштейн, — пандемия и эпидемия совершенно разные вещи. Пандемия всегда глобальна. А эпидемия — нет. Например в Чхучхонни произошла исключительно локальная вспышка — эпидемия.— Следовательно, это проблема Северной Кореи, и ничья больше, — отметил Глисон.Каралекис нахмурился.— Разумеется, — протянул он, — если только...— Если вирус не выйдет за ее пределы, — закончил за него Эпштейн. Двое врачей обменялись понимающими улыбками.Вурис заерзал в кресле.— И некоторые эпидемии хуже других, да? В зависимости от... как его там? Штамма?— Вот именно, — ответил Эпштейн. — Степень вирулентности штаммов очень разнится. Иногда вирус становится избирательным. Например, «испанский» грипп чаще всего поражал молодежь: детей и взрослых до тридцати лет.— Почему? — вмешалась Вассерман.— Не знаю, — покачал головой Эпштейн.Фитч опять нахмурился, однако на помощь Эпштейну пришел Каралекис:— Этого не знает никто.— Почему?— Потому что он не изучен.— Что, грипп? — не поверил Фитч.— Мы имеем в виду штамм «испанки», — объяснил Эпштейн. — Его никто не изучал.— Но почему?— Потому что все вирусы субмикроскопические. Для исследований требуется электронный микроскоп, который изобрели только в тридцать седьмом, то есть... когда же? Почти двадцать лет после пандемии «испанки».— То есть его никто не изучал? — уточнил Фитч.Каралекис кивнул.— В том числе и корейцы?Эпштейн с Каралекисом переглянулись, и наконец Эпштейн сказал:— В том числе и северные корейцы.— Выходит, — не унимался Фитч, — тот тип из Пхеньяна...— Врач, — поправила его Вассерман.— Не важно. Значит, тот врач из Пхеньяна мог только догадываться, что это «испанка».— Ну... — засомневался Каралекис.— Да что тут думать? — воскликнул Фитч. — Вы же сами сказали...— Все не так просто, — вздохнул Эпштейн.— Почему?— Потому что в его распоряжении были пациенты. Он наблюдал симптомы, ход заболевания.— И на этом основании, — заключил Каралекис, — он сравнил заболевание с «испанкой».Воцарилось молчание, которое нарушила Жанин Вассерман.— Нет, — заявила она. — Он ничего не сравнивал. Он прямо сказал: «испанка», и точка.Вурис закатил глаза.— Ну да, если верить переводчику... если верить врачу. Если верить перебежчику! — Он сделал паузу и оглядел собравшихся. — Я один такой подозрительный или...Нил Глисон одобрительно фыркнул, затем глянул на часы. Поднявшись, он с фальшивой гримасой сожаления объявил:— Все это очень интересно, но мне к двум часам на кораблестроительный завод, так что... В общем, держите меня в курсе. — С этими словами Глисон взял куртку и удалился.Вассерман, казалось, не заметила его ухода. Она оперлась локтями на стол и хмуро оглядела оставшихся.— Послушайте, кое-что не дает мне покоя. Наверное, и всем нам... Реакция корейцев.— Разумеется.— Насколько я понимаю, эпидемию гриппа не остановить, просто перебив заболевших...— Почему? — вмешался Вурис.— Потому, — отрезал Эпштейн.— Вектор не один, — объяснил Каралекис.— Вот именно.Вурис посмотрел сначала на одного врача, потом на второго:— Какой еще вектор?— Вектор распространения.— А какие есть еще? — встрял Фитч.— Кроме людей? Крысы. Утки, — ответил Каралекис. — Дикие утки разносят грипп очень далеко.— Во время сезонных миграций, — добавил Эпштейн.— Вот и я о том же, — кивнул Каралекис.— Первый удар нового штамма практически всегда приходится по Китаю, — добавил Эпштейн.— Почему? — поинтересовался Вурис.— Огромные популяции водоплавающих птиц, высокая плотность населения...— Причин очень много, — отметил Каралекис. — И тем лучше для нас. За то время, которое вирус добирается до Штатов — примерно год, — мы успеваем разработать необходимую вакцину.Жанин Вассерман многозначительно кашлянула.— Давайте вернемся к теме. Итак, реакция корейцев — и ее неадекватность.Врачи недовольно нахмурились — они наслаждались своей дискуссией.— Во-первых, меня озадачила их уверенность в том, что это именно «испанка».Эпштейн и Каралекис хотели ответить, но Фитч предостерегающе поднял руку.— Корейцы не могут не знать, — продолжала Вассерман, — что уничтожением Чхучхонни эпидемию остановить нельзя и что болезнь будет распространяться другими путями.Врачи переглянулись. Наконец Эпштейн милостиво кивнул, признавая разумность довода.— Таким образом, их поступок совершенно нерационален, если только не предположить, что они были полностью уверены в том, что у этой эпидемии нет других векторов. Что это разовая вспышка.— Гм, — вытянул губы Каралекис. — Понимаю, к чему вы клоните.Эпштейн озадаченно захлопал глазами и стал похож на пухлого мальчика, которого мама нарядила в папин костюм.— К чему? — переспросил он.— Мисс Вассерман, — ответил Каралекис, хмурясь, — намекает на то, что произошла некая случайность и инцидент в Чхучхонни был... попыткой скрыть ее.— Вы имеете в виду утечку из лаборатории?— Да. Иначе...— Иначе они бы понимали, что вспышка болезни им неподвластна, — закончил за него Фитч. — Им пришлось бы просто смириться.— Разве такое возможно? — встревожился Эпштейн. — Есть данные, что северные корейцы исследуют грипп?— Да, — кивнул Каралекис. — Есть. У них самая мощная в мире программа создания бактериологического оружия. Поскольку там нет наших наблюдателей, мы не знаем, где расположены лаборатории. Но программа существует, и именно Северная Корея добилась в этой области поразительных успехов.— Почему? — удивился Эпштейн.— Потому что исследование бактериологического оружия не нуждается в крупных финансовых вложениях. К примеру, ядерная программа требует сотни миллионов, только чтобы развернуться. В то же время с сибирской язвой, тифом и холерой можно работать и в гараже — достаточно домашней пивоварни. Дорогостоящие ракеты тоже становятся не нужны — хватит и банального аэрозольного баллончика.— Я дам доктору Эпштейну нашу брошюру, — вмешался Фитч. — Скажите лучше, разве такое могло случиться, даже если рядом с Чхучхонни и есть лаборатория?— Всякое бывает, — пожал плечами Каралекис. — Может, у них пробирка разбилась?— Страна «третьего мира», — поморщился Вурис. — Наверняка у них такое сплошь и рядом.— Конечно, если это несчастный случай, — продолжал Каралекис, — и если это действительно «испанка»...— То что? — не выдержал Фитч.— То возникает очень интересный вопрос, не так ли?— Еще бы! — взбудораженно воскликнул Эпштейн.Фитч непонимающе посмотрел сначала на одного врача, потом на другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34