Одним словом, выкладывайте все. Заранее никогда не знаешь, какие сведения могут оказаться полезными.— Он ничем не проявлял себя во время моего дежурства, — сказал Мальдонадо, — за исключением того дня, когда произошёл случай со щенком. Вы понимаете, о чём я говорю?— Да, — ответил я, — нам об этом рассказали в кемпинге.— Всё, о чём я слышал, произошло уже после смерти Клода, — продолжат Мальдонадо, — так что полностью доверять этим слухам нельзя. Ведь если вы покажете людям детскую фотографию Адольфа Гитлера или Джеффри Дамера, то большинство из них глубокомысленно кивнут и скажут: «Да, старина Джефф всегда был парнем со странностями…» Но случай со щенком превратил парнишку в настоящего парию.— Охотно верю, — заметил Пинки.— Вот после этого события я и взял его на заметку. Люди вспомнили обстоятельства, при которых утонул его брат, и у них снова возникли разного рода вопросы. Ты помнишь это, Сэм?— В то время, Макс, меня здесь ещё не было, — ответил Харами, вскинув брови. — Я прибыл сюда в восемьдесят шестом сразу после университета. Поэтому знаю о Байроне лишь то, что произошло после смерти его отца.— Ах да, верно, — согласился Мальдонадо. — Итак, следующим заметным событием после убийства щенка была смерть Мэри. Её убил рак яичников.— Да, мы слышали, что она умерла.— Верно. Байрону тогда было пятнадцать. Мэри была замечательной женщиной. Некоторые считали, что после её смерти у него окончательно съехала крыша. Ведь она молилась на своего сына. Так или иначе, но Мэри умерла, а примерно через год Клод получил травму. На нефтяной платформе случилась авария, парень так сильно повредил позвоночник, что ему пришлось несколько месяцев провести в инвалидном кресле. Байрон должен был «заботиться» о Клоде после выписки из больницы. — Журналист изобразил рукой в воздухе вопросительный знак.— Гримаса судьбы, — заметил Харами.— Можно сказать, что сынок позаботился об отце по полной программе, — добавил Мальдонадо.Официантка подала соус и устрицы, и за столом на некоторое время воцарилась тишина. Спустя несколько минут Мальдонадо вернулся к рассказу.— Так на чём я остановился? — спросил он.— Клод оказался в инвалидном кресле, и Байрон должен был о нём заботиться.— Точно! Тем временем старина Клод постепенно поправлялся после операции. Спондилёз, кажется? — вопросительно взглянул на Харами журналист.— Верно, — ответил врач.— А однажды, без всякой видимой причины, ему вдруг стало плохо. Он в этот момент сидел в кресле-каталке перед ящиком и в компании своего приятеля Бутса смотрел автомобильные гонки.— В тот день я дежурил в приёмном покое «скорой помощи» в Новой Иберии, — вмешался Харами. — Я тогда был интерном в больнице. Мой английский и сейчас далёк от совершенства, а в то время он вообще никуда не годился. — Врач скорбно покачал головой. — Клод, когда его доставили в госпиталь, уже почти не мог говорить.— Ну и положеньице, — улыбнулся Мальдонадо. — Он не мог говорить, и ты не мог говорить.— Но с ним был его приятель по фамилии Бутс, — продолжал Харами. — Вот этот самый Бутс и поведал мне, как всё произошло. Они следили за гонками, подкрепляясь пивом. «Выпили море», — сказал Бутс. Всё шло тихо-мирно, и вдруг Клод говорит приятелю, что комната… как это… — Харами покрутил рукой над головой, — кружится?— Вращается, Сэм, — подсказал Мальдонадо.— Да, верно. Вращается. Клод почувствовал головокружение, а затем вдруг начал кричать, что у него немеет во рту и болит живот. Бутс тут же позвонил девятьсот одиннадцать.— Они прибыли в кратчайшее время! — заметил Макс. — Наверняка это был рекорд. Несмотря на пробки и светофоры, карета «скорой» прибыла в госпиталь мгновенно.— Верно. Это произошло очень быстро. В противном случае Клод был бы объявлен «мёртвым по прибытии», а я бы никогда не сообразил, что с ним произошло. Но, так или иначе, его доставили в больницу, и я никак не мог понять, что он хочет сказать, потому что к этому времени он был способен лишь невнятно бормотать. Но фельдшер, медсестра и Бутс смогли мне кое-что перевести и рассказали, как всё происходило. Вначале у Клода началось головокружение. Затем онемели губы и язык. Бутс рассказал, что некоторое время Клод ощущал себя страшно счастливым, а затем впал в грусть. Бутс сказал буквально следующее: «Казалось, док, что на его голову опустилась грозовая туча». В карете «скорой помощи» у него началась рвота. А в приёмном покое он пробормотал, что его тело деревенеет с каждой минутой всё больше и больше.Явилась официантка с основным блюдом. Тарелки стояли на предплечье её согнутой в локте руки, и она раздала их нам так, словно сдала карты.— Да, здесь умеют готовить тушёного лангуста, — вздохнул Мальдонадо и углубился в свою тарелку.Харами не сразу приступил к своей каракатице по-лаосски.— Я — уроженец Японии, — сказал он, — и пациент по имени Клод Бодро, — шлёпнул он ладонью по лбу, — заставил мой разум помутиться.Я не понимал, куда он клонит и какое отношение имеет Клод Бодро к его японскому происхождению. Пинки бросил на меня недоуменный взгляд.— Я смотрел на пациента, — продолжал Харами, — и твердил себе: этого просто не может быть. Я снова перебрал все симптомы. Боли в области живота. Парестезия. Афония. Эйфория. Депрессия. Паралич…— Простите, — прервал я его, — что такое парестезия?— Парестезия… это когда у вас по коже «бегают мурашки». Афония — утрата речи.— Итак, у него были эти симптомы… — сказал я.— Да. Потом он перестал двигаться, ему стало трудно дышать. Говорить он и вовсе не мог. Я прибегнул к интубации, велел промыть желудок и предписал внутривенные вливания. Мы дали ему активированный уголь.— Док понял, что парня отравили.— Но ничего не помогло, — взволнованно продолжил Харами. — Через два часа Клод умер.— И доктор на свидетельстве о смерти начертал: «Остановка дыхания. Отравление ядом фугу».— Фугу?! — изумился Пинки. — Вы принимаете эту отраву, поедая одну из ваших рыб?— В Японии, — добавил я.Харами кивнул и отхватил кусок каракатицы.— В этом — вся загвоздка! — возликовал Мальдонадо. — Позже я написал статью на эту тему. Понимаете, подобного рода смерть постигает лишь японских гурманов. Сумасшедшие! Играют в игру, которую смело можно назвать кулинарной русской рулеткой.— Верно, — согласился Харами.— Смертельный риск обостряет вкус, поэтому каждый год примерно пятьдесят японских едоков утыкаются физиономией в тарелку, сражённые насмерть изумительно вкусным сашими. Рыба-собака, или по-иному фугу, слывёт весьма дорогим деликатесом. Её единственным, но довольно серьёзным недостатком является яд, который содержится в её коже, печени.— Ваша жизнь полностью зависит от искусства шеф-повара, — вставил Харами, — и иногда случается…— Достаточно крошечного кусочка этих запретных органов, чтобы вы отправились в иной мир.— Тетродотоксин, — вздохнул Харами.— Приёмный покой, куда доставила Клода карета «скорой», находится в Луизиане, — сказал Мальдонадо. — Большинство наших врачей не смогли бы поставить правильный диагноз. А Сэм в своих выводах не сомневался.— У человека по имени Клод Бодро проявились все симптомы в их классическом виде. Я знал, что не ошибаюсь. Я не изменил мнения и после того, как вскрытие не обнаружило в желудке покойного следов рыбы-собаки. Там вообще не оказалось никаких морепродуктов.— В брюхе Клода нашли лишь немного чипсов, — пояснил Мальдонадо, — и пиво. В заключении патологоанатома было сказано, что Сэм ошибся.— Я был уверен в своей правоте, — сказал Хамадо. — Начальство хотело, чтобы я изменил запись в свидетельстве о смерти, но назвать причину смерти Клода Бодро мои оппоненты не смогли.— Им пришлось провести анализ, — снова перехватил инициативу Мальдонадо, — хотя бы для того, чтобы заткнуть Сэму рот. И каково же было их удивление, когда оказалось, что кровеносная система Клода перенасыщена тетродотоксином.— Но в желудке яда не оказалось, — вставил я.— Полиция пребывала в полном недоумении, — продолжал Мальдонадо. — Как можно отравиться рыбой фугу, не съев рыбу? Копы стали спрашивать, существуют ли иные, кроме фугу, источники яда?— Я не знал ответа, — сказал Харами, — и судмедэксперт направил запрос в Атланту, в Центр по контролю и профилактике заболеваний. Вскоре оттуда пришёл ответ. Оказалось, что калифорнийский тритон и восточная саламандра также являются источниками тетродотоксина.— Но что из этого следовало? — вновь принял эстафету Мальдонадо. — Ведь Клод Бодро не принимал в пищу ни тритонов, ни саламандр. Он съел лишь немного чипсов. Как же яд попал в его кровь? К этому времени патологоанатом был заинтригован не менее сидящего с нами Сэма. Исследования продолжились. Возник вопрос, не получил ли он отраву через лёгкие? Исключать этого было нельзя, и тут выяснилось, что порошок тетродотоксина используется в некоторых ритуалах вуду. Адепты культа называют этот порошок «прахом зомби».— Мы решили, что напали на след, — сказал Харами. — Медэксперт извлёк останки усопшего и провёл необходимые анализы. Однако в носовой полости Бодро и в дыхательных путях следов токсина не оказалось. Настоящая головоломка! Мы провели ещё один хроматографический анализ, целиком сосредоточившись на кровеносной системе. И на этот раз, — энергично кивнул Харами, — мы нашли ответ. В крови Бодро, помимо тетродотоксина, обнаружились следы диметилсульфоксида и латекса. Мы только руками развели, — закончил он с улыбкой.Мы с Пинки вопросительно посмотрели друг на друга.— ДМСО — сильнейший растворитель, — пояснил Мальдонадо. — Байрон растворил в нём тетродотоксин и намазал этим дьявольским составом шины кресла-каталки своего папочки. Когда старина Клод перемещался из комнаты в комнату, смертельный коктейль из яда фугу и диметилсульфоксида перемещался прямым ходом с шин в его кровеносную систему.— Трансдермальная система доставки, — заметил Харами.— Точно так действует и никотиновый пластырь, — подсказал Пинки.— Вычислить, что это мог сделать только Байрон, не составило никакого труда, — произнёс Мальдонадо. — Все знали, что он постоянно ошивался на кладбище с колдуном вуду. У него и получил яд. А ДМСО он заказал по какому-то толстенному каталогу. Парень даже не пытался замести следы. Этого и не требовалось. Ему не повезло. Не повезло чудовищно. Если бы карета «скорой помощи» не прибыла в рекордно короткое время. Если бы в приёмном покое дежурил любой другой доктор штата Луизиана… Если бы его интерес к вуду не был так широко известен… — закончил Мальдонадо, воздев руки.— Гусь изжарился, — засмеялся Харами. — И зажарил его я. Именно поэтому я так нервничал, когда его отпустили. Ну разве можно было выпускать подобного человека? Человека, который убил своего отца так хитро и так изуверски. Такие люди никогда не становятся лучше. И вот что мы теперь видим… — Он обратил на меня сострадательный взгляд: — Я вам очень сочувствую. Надеюсь, вы найдёте своих сыновей. Когда они пропали?— Тридцать первого мая.— Надеюсь, что вы их найдёте, — повторил он и отвёл глаза в сторону.Мне стало ясно, что особых надежд на счастливый исход Сэм не питает. Глава 37 Когда мы катили назад в Морган-Сити, «путевой консьерж» Пинки подал голос. Водителю не нужно было поднимать трубку, поскольку связь шла через аудиосистему «БМВ».— Пинки слушает.— Мистер Штрайбер?— Это ты, Иез, моя прекрасная леди из Плакемина?— C'est moi. — У меня в машине Алекс Каллахан, поэтому, прошу тебя, воздержись от непристойностей.— Привет, мистер Каллахан. Вообще-то я звоню из-за вас.— Привет, Иезавель. В чём дело?— Мистер Штрайбер попросил меня найти судебное решение об освобождении Байрона Бодро. Сделать этого я, естественно, не смогла, поскольку решение вознеслось вместе с пламенем в небеса, когда сгорел суд. Но я нашла нечто такое, что лишь самую малость уступает по значению этому решению.— Что же это?— Не что, а кто. Медицинская сестра, работавшая в психиатрической лечебнице все восемь лет, пока там был Байрон. Знает о нём буквально все.— Иезавель, ты просто чудо!— Точно. Но, честно говоря, это было совсем не сложно, — ответила Иезавель. — Я просто спросила папу, тот спросил у своей подружки, а та — у своего визажиста. В конце концов я добралась до этой личности.— Кто она? У тебя есть номер её телефона?— Дело в том, что женщина боится Байрона и просила меня не называть её имени. Я ей обещала.— Иезавель…— Имени я не скажу, так что можешь не пускаться в уговоры. Хороший репортёр не раскрывает свои источники. В наших местах никто не станет с вами говорить, если вы кого-нибудь когда-нибудь сдали.— Но ты же не репортёр, Иез.— Но буду им. А сейчас я тренируюсь. Выкладывайте, вас интересует, что я откопала, или нет? Если нет, скажите сразу, ибо я намерена смотреть «Секс в большом городе». Начало через десять минут.— Мы очень хотим это узнать, — заторопился я.— Но вы должны мне заплатить, даже если источник информации останется для вас неизвестным. У меня на поиски ушло добрых три часа.— Согласен, — ответил я.— Замётано. Впрочем, постойте. Насколько безопасно вести разговор по телефону?— Но ты же сказала, что не собираешься раскрывать свой источник.— Верно. Значит, о'кей. Находясь в Серном порту, Байрон был чем-то вроде трудовой пчёлки. — Её голос заметно изменился: похоже, она читала свои записи. — Во-первых, он окончил школу и получил аттестат. Ему было восемнадцать лет. Ведь он бросил учёбу, не так ли? Шесть лет спустя он получил диплом бакалавра по психологии. Учёба, само собой, была заочной. Двумя годами позже он получил степень магистра, написав работу «Молитва и эффект плацебо». В лечебнице он вёл класс Библии. Байрон имел целую кучу разных хобби, и врачи, руководившие трудовой терапией, ставили его в пример. Одним из его хобби было оригами. Если вы не знаете, что это такое, то я вам скажу. Это изготовление из бумаги разных зверушек. Кроме того, он учился на фокусника, хотя мисс Ма… хм… мой источник утверждает, что Байрон знал кучу карточных фокусов и других трюков ещё до того, как попал в психушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59