Я поймал себя на том, что, отвечая, задерживаю дыхание. Я старался дышать ровно, но ничего не мог с собой поделать.— Это не играет никакой роли, — улыбнулся оператор, заметив мои потуги.На этом всё закончилось. Мне вручили запечатанную в фольгу салфетку, чтобы стереть с рук остатки геля, я опустил рукав рубашки и приготовился сесть в полицейский автомобиль и отправиться домой.Но уехать мне не удалось. В кабинете в сопровождении молодого афроамериканца возник Шоффлер. Он представил мне своего спутника — парня звали Прайс, — и мы втроём отправились в стеклянную клетушку молодого детектива. На мониторе его компьютера между водорослями лавировала какая-то тропическая рыбка. Единственную непрозрачную стену кабинетика украшала по меньшей мере дюжина фотографий маленького смеющегося мальчика.— Скажите, Алекс, — начал Шоффлер, — вы не могли бы повторить свой рассказ ещё раз с самого начала? Я хотел бы, чтобы детектив Прайс услышал все из ваших уст. Он выделен мне в помощь.Я в ответ лишь пожал плечами. Смысла я в этом не видел, но почему бы и не рассказать?— Пожалуйста.— Дело в том, что детектив Прайс получил специальную подготовку по… по технике ведения допросов и обладает особым талантом проникать в тайники памяти. Надеюсь, вы вспомните какие-то факты, которые помогут нам найти ваших детей.— Дадите какой-то ключ, — произнёс приятным баритоном Прайс. — Только этого мы и хотим.Вся их болтовня была чистым дерьмом, и мы трое прекрасно это понимали. Шоффлер надеялся найти противоречия в моей версии событий. Это означало, что он всё ещё сомневается…— Всё, что вам угодно, — сказал я.За стеклом кабинета возникла массивная женщина с огромными круглыми серьгами в ушах.— Привет, Джейсон! Рей, мне нужна твоя подпись. — Дама поманила Шоффлера пальчиком с ярко-красным ногтем. — Не пожалуешь ко мне, как однажды сказал паук мухе?Шоффлер оторвался от фотографии на стене кабинета.— Замечательный мальчишка, — разочарованно вздохнул он и добавил: — Прости, Джеф, но меня зовут.— А как насчёт билета? — спросил я.— Какого?— Билета на ярмарку. Я вам его показывал. И кажется, даже отдал.— Да.— На нём указано время прихода. Один взрослый и двое детей.Детектив покачал головой с таким выражением, словно хотел сказать: «Опомнись, Алекс». Но вслух он произнёс:— Алекс, неужели вы не видите, что вашему билету грош цена? Вы могли купить билет на одного взрослого и тридцать ребятишек… Вы понимаете, что я хочу сказать?К своему немалому изумлению, я вдруг смутился. * * * Акустика.Лиз и я с рюкзаками за плечами выглядели заправскими туристами. В Лондоне мы отправились в собор Святого Павла и поднялись на «Галерею шёпота» под куполом храма. В путеводителе упоминалась сия аномалия. Составители утверждали, что если повернуться лицом к стене и произнести что-то тихим голосом, то этот шёпот можно будет услышать на противоположной стороне галереи, если на его пути не окажется никаких препятствий. Лиз настояла на эксперименте, и мы, заняв позиции на противоположных сторонах огромного купола, выждали, пока на галерее между нами не осталось ни одного человека. Я до сих пор помню, какое потрясение испытал, когда в моих ушах прозвучал её голос.— Найди меня в отеле, — прошептала она призывно, — и я обещаю, что мы прекрасно проведём время.Я слышал её так, словно она стояла рядом, в то время как её крошечная фигурка едва виднелась в сотне ярдов от меня.Вот и сейчас, благодаря какому-то акустическому фокусу, я слышал голос детектива Прайса, хотя практически не видел его в шумном, кишащем людьми помещении участка.— Нет. Именно это я вам и твержу. Как раз поэтому мы и действуем таким способом. Ты представляешь, парень до сих пор не вызвал адвоката! Вот чудеса! * * * Он сидел напротив меня верхом на стуле, поставив локти на стол и охватив ладонями подбородок.— Представляю, как вам всё это осточертело, — грустно произнёс он. — Думаю, что вас уже тошнит от наших вопросов.Надо признать, что Прайс был действительно хорош. Настоящий профессионал. Впрочем, не знаю, чего я ожидал. Возможно, каких-то игр. Добрый следователь — Прайс, и злой — Шоффлер…Всё оказалось совсем не так. В комнате остались лишь я и детектив Прайс. Шоффлер скрылся, хотя я не сомневался, что он торчит за длинным зеркалом, украшавшим одну из стен.Я разрешил ему пользоваться диктофоном, и мы начали с того, что я подробно поведал ему о событиях субботы.После этого мы перешли к состоянию моих финансов.— Думаю, вам нелегко жить на два дома, имея единственный источник дохода?Я признал, что данное обстоятельство является серьёзной нагрузкой для нашего бюджета, но мы справляемся.— Насколько мне известно, вы пару раз задерживали выплаты семье?— Верно, — кивнул я. — Но дело не в деньгах. Я был за границей. В командировке. Вы можете проверить это в компании.— За границей, — скривился Прайс, словно вдохнул нечто неприятное. — За границей… — повторил он. — Понимаю…Пару минут он молчал. Я смотрел на свои ботинки, борясь с искушением прервать затянувшуюся тишину. Наконец Прайс откинулся на спинку стула и взглянул на меня:— Соглашение о разъезде отхватывает большой кусок от ваших доходов, не так ли?Я утвердительно кивнул.— Дом в престижном районе… Я не ошибся? Если вы не сумеете примириться с Лиз, вам придётся его продать, верно?— Возможно, — пожал я плечами и опрометчиво добавил: — Мне на это плевать. Это не имеет для меня большого значения.Я не знал, как себя вести. Мне не нравилось, что я пытаюсь вывернуться наизнанку перед этим парнем. Мне не нравилось, что он называет мою жену по имени. Ведь Прайс её даже никогда не видел.— Значит, вы потеряете дом.И тут я разозлился:— Куда вы гнёте? Неужели считаете, что я убил своих детей потому, что не хочу уезжать из Кливленд-парка?!— О'кей, — примирительно взмахнул он рукой. — Обратимся к другой теме. Были ли мальчики застрахованы? Есть ли у них полисы? Потому что, если они есть, вам лучше сразу сказать об этом.— Вы имеете в виду медицинскую страховку?— Нет, я имею в виду страхование жизни.— Страхование жизни? Да ведь им всего шесть лет!Я всё понял и разозлился ещё сильнее.— Значит, вы полагаете, что я убил мальчиков, чтобы получить страховку? — резко спросил я. — Что, выждав время и получив наличные, я сбегу в какую-нибудь гребаную Бразилию? Так, что ли? А с головой у вас всё в порядке?— Ничего подобного, — спокойно произнёс Прайс. — Никто ничего такого не предполагает. Мы просто обсуждаем трудности, которые вы испытываете, и всё, что с этим связано. Лично я думаю, что в какой-то момент вы потеряли контроль над собой — как… как сейчас, например, — и перестали управлять ситуацией…И тогда я взорвался.— Послушайте! — прошипел я дрожащим от ярости голосом. — Я не убивал своих детей!— Мистер Каллахан, может, нам стоит на некоторое время прерваться? Вы не хотите проконсультироваться с адвокатом?— Я не нуждаюсь ни в перерыве, ни в вашем гребаном адвокате!— Разве детектив Шоффлер не сказал вам, что вас видели на парковке открывающим машину? И это было уже после того, как вы заявили о пропаже детей.— Я проверял, не пошли ли мальчики к автомобилю, потеряв меня. Сделать это мне предложил охранник.Всё продолжалось в том же духе. Час. Два. Три. Четыре. Шёл пятый час допроса, когда Прайс спросил, не хочу ли я воспользоваться туалетом. Когда я отказался, он, извинившись, отправился в туалет сам. Вернувшись, он принёс воды и предложил вновь пройтись по событиям с самого начала.— Напомните мне, — сказал он, — кому принадлежала идея поехать на ярмарку? Ведь это вы предложили, не так ли?— Нет, — ответил я, — я уже говорил. Это была их идея. Я терпеть не могу подобные затеи.— А что вам нравится?Допрос продолжался. * * * — Вы утверждаете, что слышали голос Кевина по сотовому телефону, — сказал Прайс. — Он произнёс лишь слово «папа». Как вы могли определить, что это Кевин? Ведь они однояйцевые близнецы, не так ли?— Это мои дети, — ответил я.— И вы можете их различить? — Прайс изобразил в воздухе вопросительный знак.— Да, верно.Он посмотрел на меня так, словно хотел оспорить моё утверждение, но вдруг улыбнулся.— Думаю, что могу это принять. Представляю, как вам было трудно, — произнёс он с дружеским участием, — как мучительно. — Печальный вздох. — Всего одно слово… И больше он не звонил?— Нет. Это все.— Боже, — сказал Прайс, переходя к новой теме. — Почему вы ничего мне не рассказали о предыдущем вечере? Хм-м…— Я не вижу никакой…— Вы не хотите об этом говорить? — сурово спросил он и тут же извинился, словно затронул своим вопросом слишком чувствительную точку.— Ничего подобного. Просто не вижу связи.— Не скажите, — улыбнулся он. — Никогда не знаешь, где отыщутся факты, способные нам помочь.Я кивнул, соглашаясь.— О'кей. Итак, предыдущим вечером — в пятницу — у вас, по вашим словам, была масса работы. Но не будем об этом. Поговорим об ужине. Вы его приготовили дома или поели в городе?— Мы ели в городе. В пиццерии.— В какой пиццерии? Где?— В пиццерии «Два миндаля». На Висконсин-авеню.— Вас там кто-нибудь видел?— Естественно. Официант. Другие посетители.— Вы расплачивались наличными или кредитной картой?— Наверное, картой.— Вы не помните?— Нет. Не помню.Он махнул рукой, показывая, что это не имеет никакого значения, и произнёс с лёгкой улыбкой:— Я тоже никогда не помню подобную чепуху. * * * Джейсон Прайс обладал бесконечным обаянием и пользовался им вовсю, убеждая меня в своём расположении. В том, что он мне лучший друг. А для укрепления этой новой дружеской связи он хотел услышать от меня все. Мои слова, втолковывал он, никоим образом не будут использованы против меня. У него уже были осложнения, и он ни при каких обстоятельствах не стал бы мне лгать. Да, в какой-то момент я потерял контроль над собой, что совершенно естественно. Никто не может полностью владеть своими эмоциями. И так далее и тому подобное.Я пытался убедить себя, что это звучит глупо, а болтовня Прайса не стоит и выеденного яйца. Однако всё было не так просто. Я почему-то начал испытывать почти религиозную тягу к исповеди. Мне даже показалось, что, исповедовавшись, я очищусь, возрожусь к новой жизни и смогу начать все заново.Шёл час за часом, и я ощутил какую-то опасную апатию. Мне надоело говорить, я захотел спать.Мне несколько раз доводилось читать о тех, кого удалось оттащить от самого края пропасти. В какой-то момент воля может ослабнуть. Жертва гипотермии, как говорят, перед смертью ощущает тепло и сонливость, а тонущему человеку кажется, что он погружается в море света. Из этого я сделал вывод, что уход в небытие может оказаться весьма заманчивым выходом, предоставляя желанный отдых от борьбы и боли.Когда мы в очередной раз отправились по территории ярмарки, кто-то постучал в дверь. Детектив Прайс нахмурился, извинившись, поднялся с места, чуть приоткрыл дверь и перекинулся несколькими фразами с тем, кто стоял за порогом. Говорили они шёпотом, но явно спорили. Затем Прайс молча вышел в коридор, оставив меня в одиночестве.В полудремотном отупении я непрерывно поглядывал на часы и ждал, когда он появится. Прошло десять минут. Двадцать. Полчаса.Вернувшись, Прайс повёл допрос совсем в иной колее, поставив меня в тупик.— Каковы ваши религиозные убеждения, Алекс? — спросил он.— Что?— Какое вероисповедание вы разделяете? Во что вы верите?— Вообще-то я не очень религиозен.— Выходит, вы атеист?— Не совсем. Но какое отношение это имеет к делу?— Положитесь на меня, о'кей? Скажите, отвечая на вопрос о вере, что бы вы подчеркнули? Атеист?— Нет. Я, скорее, латентный католик… Мм-м… Не знаю. Пожалуй, я подчеркнул бы христианин. — Вот как?Затем последовали вопросы о жертвоприношениях животных. Он спросил о моём материале, рассказывающем о культе «Сантерия» в Южной Флориде. Его интересовало моё отношение к разного рода верованиям, в частности, к культу «Вика».— Послушайте! — не выдержал я. — К чему все эти вопросы? Куда вы гнёте? Я не вижу никакой связи с делом.— Вам не нравится подобное направление допроса? — с изумлением спросил Прайс.— Просто не понимаю, к чему всё это, — ответил я.— Уверяю вас, это не праздное любопытство, — сказал детектив.Глядя на его разочарованную физиономию, я вдруг осознал, что ни сотрудничество с ним, ни полная откровенность с моей стороны не смогут снять с меня подозрения. Я пытался доказать нулевую гипотезу, что, как известно, сделать невозможно. Из миллиона его вопросов парня интересовали лишь те ответы, которые указывали на мою вину. А поскольку я невиновен, оставаться здесь не имело никакого смысла.Я заявил, что хочу домой.— Вы отказываетесь от дальнейшего допроса?— Не вижу смысла продолжать.— Вы отказываетесь. Вы это хотите мне сказать?— А вы что, не собираетесь заканчивать?— Я понимаю это как отказ.Я решил его ублажить:— Именно так. Я отказываюсь.Прайс поднялся и вышел. Я остался один. Глава 12 Стук двери вернул меня к жизни. Я понятия не имел, сколько времени провёл в тревожной полудрёме. В комнату для допросов вошёл не Прайс, а Шоффлер.— Пошли, — коротко бросил он.Я сразу понял, что произошло нечто неожиданное. Его отношение ко мне изменилось, но в какую сторону? Детектив выключил диктофон, и я поплёлся следом за ним к его машине. Это был здоровенный белый «форд-краун-виктория». Светало. Наступало утро, и значит, в комнате для допросов я провёл всю ночь.Когда Шоффлер лично распахнул для меня дверцу автомобиля, я испугался. Почему он стал вдруг ко мне таким внимательным? Видимо, потому, что очень мне сочувствует. Когда детектив занял своё место и начал застёгивать ремень безопасности, я, готовясь услышать самую страшную новость, попытался взять себя в руки. Но, прежде чем он заговорил, мы успели проехать пару кварталов. Я затаил дыхание.— Мы получили результаты, — произнёс он, покачивая головой.— Что? — спросил я, испытывая глубочайшее облегчение, услышав вовсе не то, что ожидал. — Вы говорите о результатах теста на детекторе лжи?— Нет, — сказал Шоффлер. — Я говорю о результатах лабораторных исследований.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59