Это игорное заведение было покрыто позолотой и именовалось «Мандалай-Бэй».Это было невероятно большое здание, превосходящее размером все сооружения округа Колумбия, за исключением, пожалуй, лишь Пентагона. «Мандалай-Бэй» оказался первым из множества подобных монстров. Когда я катил на арендованном «форде» по знаменитой улице Стрип, мне не оставалось ничего иного, кроме как раскрыть от удивления рот. Каждый отель имел свою, если так можно выразиться, тему, являясь огромной шикарной декорацией. «Мандалай-Бэй», «Луксор», «Нью-Йорк — Нью-Йорк», «Париж», «Белладжио», «Дворец Цезаря» и так далее. В журнале — из тех, что раздают на борту самолёта — я вычитал, что освещение обсидиановой пирамиды «Луксора» можно увидеть из космоса. С массивных рекламных щитов на меня со всех сторон взирали гигантские физиономии так или иначе связанных с Лас-Вегасом знаменитостей. Дэвид Копперфилд, Ланс Бёртон, Пенн энд Теллер, Уэйн Ньютон, «Цирк дю Солей», Селин Дион и многие, многие другие.Море света. Переливающаяся всеми цветами радуги реклама. Толпы людей. Одним словом, нью-йоркская Таймс-сквер.Но мне предстояло жить вовсе не в этих новомодных отелях. Компания «Прайслайн» сумела найти для меня недорогой номер в отеле «Тропикана». Отель был очень большим, но по сравнению с модерновыми гигантами казался почти карликом. Оставив машину на парковке, я прошёл в гостиницу через казино.Посетителей там оказалось так много, что я с трудом прокладывал путь через толпу. Под сводом из цветного стекла бесконечными рядами выстроились игровые автоматы. Четыре женщины в расшитых блёстками ярко-зелёных нарядах пели и танцевали на залитом светом подиуме. Разноцветные огни сверкали, мигали и вспыхивали. Со всех сторон неслись мелодии игровых автоматов. Их законсервированную музыку и попискивание иногда прерывал радующий сердце звон выигрышных жетонов. Все грани попсовой культуры, включая кино, комедию положений, VIP-персон, популярные игрушки, этнические эмблемы и даже колыбельные песни, нашли своё отражение в игровых автоматах. Время от времени какофонию звуков разрывали крики: «Колесо фортуны!» или «Вверх и вниз!».Добравшись до регистрации, я уже мечтал о сурдокамере. * * * — Добро пожаловать в город Большой Грязи, — сказал Голли Гольдштейн, когда я поймал его по телефону. — Я добыл файлы по делу Габлер, и у меня есть немного свободного времени около трёх, если вы, конечно, живы после полёта.Я обещал быть у него ровно в три.— Хватайте карандаш и записывайте, — скомандовал он. — Люди думают, что мы расположены где-то на Стрип или в старом Вегасе, но на самом деле нас разместили довольно далеко от города. Да, кстати, находясь на Стрип, вы, строго говоря, оказываетесь не в Лас-Вегасе, а в населённом пункте под названием Парадайз.— Что?— Да. Парадайз с большой буквы. Риелторы заявили Стрип как самостоятельный округ с собственной юрисдикцией.— Не может быть!— Именно так. Поэтому можно смело говорить, что Департамент полиции Лас-Вегаса находится вдали от «рая». Они выкинули нас в пригород, как банду каких-нибудь дантистов из среднего класса. Добраться до нас можно минут за тридцать, в зависимости от движения.Гольдштейн объяснил мне, как лучше доехать до полицейского управления. Он говорил хорошо поставленным голосом (такими голосами обладают телевизионные ведущие и дикторы), и даже его смех ласкал слух. Шоффлер сказал, что Голли, прежде чем встать на защиту правопорядка, подвизался на ниве шоу-бизнеса.— Прозвище Голливуд он получил после того, как, снявшись лет двадцать назад в роли копа, вдруг почувствовал, что нашёл своё истинное призвание, и встал под наши знамёна.Без десяти три, проехав через мили и мили торговых площадей и игорных заведений, я наконец свернул в так называемое предместье и вскоре оказался в сильно смахивающем на парк деловом квартале. Оказалось, что Департамент полиции Лас-Вегаса отдельного здания не имеет и существует под одной крышей с такими почтенными учреждениями, как ортопедическая клиника «Счастливые ноги», салон «Багамский загар» и служба плавательных бассейнов. Обнаружив в конце концов скопление полицейских машин и дверь с надписью «Криминалисты», я понял, что нахожусь в нужном месте. Какой-то парень садовым пылесосом собирал опавшую листву. Когда я к нему обратился, он выключил гудящую машину, но помочь мне ничем не смог. О местонахождении убойного отдела садовник не знал. Его мульчирующий ветки коллега ткнул большим пальцем через плечо и буркнул: — Por aqui. В приёмной две дамы барабанили по клавиатурам компьютеров. Стену за их спинами украшали большое суперреалистичное фото лесного ландшафта, венок в деревенском стиле с фальшивыми, сидящими на яйцах птичками и несколько детских рисунков. Одна из женщин спросила о цели моего визита, позвонила Гольдштейну и попросила подождать, показав на нишу в стене, достаточно большую, чтобы вместить пару кресел.Я уселся в кресло и принялся разглядывать заключённое в рамку изображение глухой лесной тропы. Бронзовая табличка на рамке сообщала: «Вы нигде не бываете в одиночестве».Голли Гольдштейн оказался высоким обаятельным мужчиной с серебряной шевелюрой и иссиня-чёрными бровями. На вид ему можно было дать лет пятьдесят. Мы обменялись рукопожатием, и он тут же выдал панегирик Рею Шоффлеру:— У него сейчас, наверное, краснеют уши, но я ни на йоту не отступлю от своих слов. Рей — парень что надо. Старая школа. Мы сейчас по уши увязли в высоких технологиях, что само по себе не плохо. Наши досье по каждому делу стали в десять раз толще, чем были всего десять лет назад. Мы собираем гораздо больше данных. Все это помогает. Особенно в суде. Вы можете задать вопрос, способствует ли это раскрытию преступлений? И я вам отвечу: нет, нет и нет. Иногда мы просто тонем во всём этом дерьме, и оно начинает работать против нас. Возьмём, к примеру, одиннадцатое сентября. Информация о возможном теракте имелась, но она просто затерялась в потоке различных сведений. Рей однажды помог мне раскрыть одно дельце, руководствуясь лишь интуицией.— Я прилетел сюда, как раз следуя его интуиции.— Я об этом и толкую, — понимающе кивнул он. — Эй, Синди! Сделай «Сезам, откройся!».Я проследовал за ним через металлическую дверь, отворившуюся перед нами с электронным урчанием. Мы прошли через лабиринт крошечных кабинетов и миновали команду техников, возившихся со здоровенной фотокамерой и переносным микрофоном. Мне показалось, что они фотографируют листок бумаги.— Висяк, — кивнул Гольдштейн в сторону камеры. — Сейчас они снова собирают документацию. Мы не имеем права рисковать подлинниками, пропуская их через сканер. Оригиналы положено хранить, поэтому их фотографируют. Причина в том, что мы избрали нового шерифа, а тот обещал избирателям вернуться к дохлым делам.— Вроде дела Габлер?— Предположительно ко всем, — пожал он плечами. — Но что касается Габлер, я точно не знаю. Это дело, похоже, оказалось у нас сиротой.— Как это понять?Мы вошли в зал заседаний, и Гольдштейн жестом пригласил меня занять один из дюжины стоящих вокруг стола стульев.— Вначале позвольте пояснить, как мы здесь работаем. Мы отвечаем за очень большую территорию. Графство Кларк и город Лас-Вегас по площади превосходят весь штат Массачусетс. Восемь тысяч квадратных миль. — Он кивком показал на сделанный из космоса и занимавший всю стену снимок Лас-Вегаса и его окрестностей. — И территория продолжает увеличиваться. Самый быстрорастущий город Соединённых Штатов. Нагрузка зверская. И вот теперь нам предлагают заняться висяками во времена «затишья», что в наших условиях выглядит как неприличная шутка.— Убийств у вас много?— Меньше, чем можно предположить. В среднем — сто пятьдесят в год. А что касается района Стрип, то он нам практически не даёт работы. Большие казино делают большую ставку на безопасность. Там ведётся строжайшее наблюдение. Туристов у нас не мочат. Это огромная редкость. Да и туристы приезжают в Вегас вовсе не для того, чтобы убивать друг друга. Наша работа здесь ничем не отличается от работы полицейских в других районах страны. Мужья убивают жён, парни мочат своих подружек. Иногда наркоторговцы сводят между собой счёты.— А дело Габлер… Почему оно, как вы сказали, осиротело?Он опустил ладони на две лежащие перед ним папки.— Клара и Карла. Карла и Клара. Они осиротели дважды — или, может быть, даже четырежды. Не знаю, как сказать. Во-первых, девочки действительно сироты. Родители погибли в автокатастрофе в районе, именуемом «Прожектор», когда их дочерям было семнадцать.— Ужасно.— Автомобили убивают значительно больше людей, нежели оружие. Никакого сравнения! В США автокатастрофы уносят более сорока тысяч жизней ежегодно. Это то же самое, как если бы каждую неделю разбивалась пара «Боингов-747». Но сиротами являются не только девочки, осиротело и их дело. Ведь каждый детектив ведёт своё расследование, и для него оно навсегда остаётся его расследованием. Дело Габлер вёл парень по имени Джерри Олмстед. Наши столы стояли рядом, поэтому я так много знаю о его работе. Джерри было тридцать пять, он страдал от высокого давления, а его жена места себе не находила от беспокойства за супруга. По её настоянию он вышел в отставку и отправился жить на озеро Хавасу. И через месяц, ровно день в день, его машинка отказала начисто.— Боже…— Так девочки Габлер осиротели во второй раз. Скверно, когда жертва теряет своего следователя. Ведь детективы волей-неволей к ней привязываются. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу этим сказать? Жертва становится близкой. Дело, которое вы расследуете, — ваше дитя. — Он наклонился ко мне: — Посторонним эти сантименты могут показаться сущим дерьмом, но мы, детективы, чувствуем, что трудимся ради жертв. Вот так-то… — пожал он плечами. — Когда Джерри ушёл, у девочек Габлер не осталось защитника. Впрочем, дело это довольно шумное, и нельзя исключать, что тот, кто его унаследует, возьмётся за него с рвением. Особенно сейчас, когда шериф обещал раскрыть все висяки. Но, честно говоря, я сильно сомневаюсь, что это произойдёт.Я ничего не сказал. Размышлял о переходе Шоффлера на работу в специальный отряд.— Но почему вы не взяли дело Габлер?— Не захотел. Слишком крутой замес. И кроме того, я долго был недоступен. Из-за «монголов».— Из-за кого?— «Монголов». Банды рокеров. Они и «ангелы» передрались между собой. Перебили кучу народу. Пришлось допрашивать массу свидетелей, и я провёл в суде несколько месяцев. Итак, — сменил он направление разговора, — я проверил, кому досталось дело Габлер, и это оказался Морено. Пабло Морено. Отличный парень. Всю эту неделю он занят в суде, но вы можете позвонить ему на сотовый.Голли дал мне номер, и я занёс его в свою записную книжку.— Значит, Морено работает по делу Габлер?— Нет, — покачал головой Гольдштейн. — Возможно, он, как я сказал, им займётся, поскольку на всех нас давит шериф, но держать пари я не стал бы. У Пабло, как у всех нас, на руках по меньшей мере дюжина дохлых дел, и он имеет возможность выбирать. А у дела Габлер есть один существенный недостаток.— Какой же?— Никто не бьёт в барабаны. Иногда случается, что и через десять лет после убийства мама и папа не забывают о своих детках и не дают забыть нам. Напоминают каждый божий день. Но что касается девочек Габлер… Никто не поднимает шума. Совсем наоборот.— Что это означает?— Убийство было таким… таким… театральным. Кроме того, девушки работали на Стрип. В двух кварталах от неё, если быть точным. Но всё же достаточно близко. А Стрип — наш хлеб с маслом. Ужасные и к тому же нераскрытые преступления — не та реклама, которая нам нужна. Прямо скажем — не та. — Гольдштейн сдвинул брови. — Я лично считаю, что сенсационный характер убийства работает против того, чтобы вернуться к этому делу. Слишком… кровавое, если вы понимаете, что я хочу сказать. Кишки наизнанку выворачивает.— Догадываюсь.— Давайте я попробую изложить это следующим образом. В Лас-Вегасе есть все. Укротители с тиграми-людоедами, магическим образом исчезнувшие машины и люди, русские горки… А стриптиз? В каждом грошовом казино — даже в ресторанах — демонстрируют попки и трясут сиськами десятки красивых девок. Но все это… подаётся в упаковке. Смертельные трюки фокусников, сумасшедшие аттракционы… нагоняют страх, но не убивают. Даже девицы из разного рода шоу при всей внешней доступности ведут себя стерильно. Секс без цимеса, как говорят некоторые, что вовсе не означает отсутствия девочек по вызову или проституток. Это дело, да простит нас Господь, здесь вполне легально. Вы видели наши газетные ящики?— Да.Он имел в виду торгующие газетами автоматы. В Лас-Вегасе часть этих металлических ящиков содержала вовсе не информационные издания, а фотографии и адреса городских проституток.— Многие города таким образом информируют жителей и гостей о проблемах недвижимости, сообщают о продаже домов и наличии в городе свободных для найма квартир. Мы же предлагаем снять шлюх, — печально покачал он головой. — И в свете всего этого дело Габлер — зверское убийство двух девушек-близнецов! — очень скоро отошло на последние полосы газет, а затем о нём вообще перестали упоминать.— Хм…— Интерес к делу был утерян главным образом потому, что у девиц не было близких родственников. Именно поэтому расследование убийства сошло на нет.— Я смогу взглянуть на документы? Морено не станет протестовать?Он поднял обе руки и театральным жестом показал на папки:— Это всё ваше. Хотя вряд ли файлы принесут вам большую пользу. Особенно в свете того, что никто не заявлял об исчезновении девушек по меньшей мере две недели.— Боже!— Это же — Вегас. К нам постоянно прибывают новые люди. А многие в то же время уезжают. Клара и Карла… — печально произнёс Гольдштейн, возложив ладони на папки. — Даже после того, как их соседка начала беспокоиться, прошла неделя, прежде чем мои коллеги обнаружили свидетельства преступления. А до этого их просто никто не искал. Да и вы, окажись на месте копов, подумали бы, что девицы перебрались в Майами или на Гавайи или сбежали домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59