Я высыпал содержимое сумки на покрывало и, обернув руки тканью, отложил рукопись в сторону и внимательно осмотрел все остальное: ручки, кисти, пузырьки с чернилами, деревянный футляр с неоконченной страницей и даже пригоршню монет – одну за другой.
Статуэтка Бель-Кемада исчезла. Я тщетно шарил рукой по сумке, словно надеялся, что она по-прежнему там, только стала невидимой.
Бесспорно, чародеи не почитают богов. Но часто боятся их. Рывшийся в моих вещах, кем бы он ни был, мог попросту бросить деревянную фигурку в огонь.
(А чем отец занимался во время моего сна? Была ли его молитва молитвой или вызовом? – спрашивал я себя. Но он скрылся даже от меня, как до этого скрывался от зеркала Пожирательницы.)
Ну, и что теперь? Крайне скрупулезно я просмотрел всю оставшуюся часть книги и убедился, что других сюрпризов в ней нет.
Лихорадка вернулась. Я чувствовал себя вконец истощенным. Похоже, подобное состояние становится для меня привычным.
Но я не заснул. Одного за другим я призывал знакомых и близких из своих вторых «я», долго и подробно расспрашивал Орканра, Таннивара, Бальредона и Лекканут-На, охотно рассказывавших о своем пребывании в Школе Теней.
Одно не вязалось с другим – их рассказы противоречили друг другу. Таннивар твердил, что все время блуждал по густому темному лесу. Он слышал множество голосов, открыл множество тайн, учился, убил и ушел, но ни разу так и не увиделни одного другого чародея. Орканр плавал в лодке по окутанному туманом озеру, а другие чародеи собирались вокруг него – они тоже сидели в лодках или шли по воде. И он тоже учился. Он утопил своего учителя собственными руками на глазах у всех остальных. Лекканут-На поступила в Школу Теней, уже будучи погребенной в склепе, так что посещала ее лишь в своих снах.
Неожиданно вперед выступил отец, добровольно решивший поделиться информацией: он, как и я, пришел сюда из своего кабинета в собственном доме. Но, в отличие от меня, он никогда не выходил за порог. И дом не переносился в местность с совершенно другим климатом. Многие звуки и запахи, долетавшие из-за его двери и так пугавшие меня в детстве, были следствием его обучения. Один из привратников попал в бутылку на полке.
– Видишь, сын, я попал сюда в самом конце своей жизни и карьеры, а не в начале, как большинство чародеев. Я уже достиг славы и величия прежде, чем поступил в Школу. Это тебя не удивляет?
– Тогда почему же я сейчас здесь? – спросил я вслух.
– Каждому – свое время. Так диктует жизнь. Школа Теней становится своего рода посвящением, завершающим этапом в обучении чародея, после которого он складывается полностью и окончательно. В моем случае путь туда был долгим и извилистым и занял много лет. В твоем – посвящение должно состояться как можно раньше – это необходимо. Тебе самому слишком хорошо известно, почему.
– Да, я прекрасно знаю это.
Дворец Чародеев – я счел уместным назвать его так – вряд ли можно описать словами. За все время моего пребывания в Школе Теней мне так и не удалось осмотреть его полностью. Форма, внутреннее убранство, архитектурный план – все это почему-то ускользало от меня, словно они были частями огромной головоломки, которую полагалось разгадать за время ученичества.
Я спросил об этом Пожирательницу Птиц, и она подтвердила мои предположения. Легендарный чародей, ныне известный лишь под именем Строитель, создавал его, пытаясь овладеть магическим искусством. Настолько велик был его талант, настолько безгранично терпение, настолько грандиозен плод его труда, что теперь все мы могли бы при желании веками бродить по залам и галереям дворца, разглядывая в окна многие другие миры и страны. Кто-то предположил, что он был задуман как громадный часовой механизм во всей его бесконечной сложности – здесь она прервалась, чтобы рассказать о механическихчасах, которые делают в других странах и которые совершенно не похожи на хорошо знакомые мне песочные или водяные часы Страны Тростников.
– Пока мы говорим, – заметила она, когда мы проходили по погруженному в полумрак залу между светящихся шаров, плавающих в воздухе, – все остальные ломают голову, размышляя над тем, какие убийства мы планируем, какие заклинания творим, какие книги читаем, а между тем происходящее здесь является лишь частью замысла Строителя. А мы сами не более, чем рычажки, пружинки и колесики его сложного механизма. Когда он закончит задуманное, когда все части начнут выполнять свои функции… Кто знает, что будет тогда?
Я перевесил сумки вместе с испачканными грязью сапогами с одного плеча на другое. Я крепко связал их вместе, а сам надел туфли, обвязав ноги, чтобы не мерзли, оторванными от покрывал полосками. Я не хотел ничего оставлять там, где любой мог использовать мои вещи в своих тайных целях.
Я пожал плечами.
– А откуда мы знаем, что часы еще не работают?
– Действительно, откуда? Возможно, механизм уже действует, как и было задумано. Ты ничего не встречал об этом в книгах, Секенр?
– Ну… нет. – Возможно, я и знал кое-что, но чародей должен хранить свои тайны. Особенно здесь, в Школе Теней.
– Об этом сложено множество легенд, – заметила она.
– Расскажи мне.
– В одной из них говорится, что, когда часы пробьют полночь, настанет последний час нашего мира, и умрут все, даже боги и титаны – Сюрат-Темад поглотит Вселенную, оставив лишь Строителя. Ибо он является воплощением или частью той силы, что стоит над всеми остальными, превосходя даже Сюрат-Темада. Он поднимет голову, произнесет тайное имя, которое станет смертью Смерти, и даже Крокодилоголовый обратится в прах, в изначальный туман.
– Но почему?
Пожирательница Птиц улыбнулась. Множество морщин появилось на ее лице. Но я каким-то образом почувствовал, что эта улыбка искренняя, что она чувствует себя со мной легко и непринужденно, и я забавляю ее, как забавляет умудренную жизненным опытом королеву очаровательный мальчик-паж, задающий наивные вопросы.
– Большинство мыслителей сходится во мнении, что Бог-Который-Превыше-Всех-Богов устал от этого мира. Он хочет спать. От Вселенной слишком много шума, она подобна бесконечному пестрому карнавалу у него за окном. А ему нужна тишина. В тишине он сможет обдумать акт творения совсем другого нового мира.
– А не станет ли шум за окном от этого еще громче?
Пожирательница засмеялась, на сей раз по-настоящему, и ее голос зазвучал совсем по-человечески, словно, едва я разгадал загадку, она перестала быть чародейкой.
– Да, Секенр, мне тоже так кажется.
– А другие легенды?
Она замолчала, задумавшись о чем-то своем. Мы подошли к бассейну в мраморном полу, где в темной воде, что-то негромко шепча, плавали слабо светящиеся золотые рыбки. Я не мог разобрать их слов.
Пожирательница прошла мимо бассейна и направилась дальше. Обернувшись, я увидел, что рыбки начали превращаться в людей размером не больше моего пальца.
– Пойдем, Секенр.
Я поспешил за ней.
– Ах, да, – вспомнила она, – другие легенды. В них говорится, что Строитель был высоконравственным человеком, уважаемым ремесленником, совсем не злым, испорченным и коварным, как мы с тобой. – Она почти добродушно улыбнулась мне и продолжила: – Однажды он ехал в своей повозке и случайно задавил человека. Чародея. Да, он пытался оказать ему необходимую помощь, заботился о нем, как мог. Но, что бы ты думал? Чародей все равно умер и вселился в собственного убийцу. И наш герой очутился здесь, в Школе Теней. Шокированный перспективой включиться в бесконечную цепь убийств, он решил воспользоваться своим знанием ремесла – скорее всего, он был каменотесом, резчиком по камню или скульптором, – чтобы найти другой путь во внешний мир. Он все строил и строил, надеясь, что однажды он сможет открыть дверь и через нее выйти в родной город, вернуться туда и снова стать простым человеком, у которого нет и не может быть врагов. Говорят, он и по сей день занимается этим. Таким образом, дворец продолжает расти. Тебе не раз доведется попасть в комнату, где еще никто не бывал.
– Или никому о ней не рассказывал.
– Да, и такое может быть. Таковы тайны чародеев.
– Отец, а ты нашел другой путь наружу?
– А как бы иначе я сумел выйти? Мне кажется, молот этого строителя изменения весь наш мир, далее в сердце Сюрат-Кемада. В Школе Теней вполне можно застрять навсегда.
Не знаю, насколько были правдивы эти легенды. Первая объясняла необъятные размеры этого здания, заставляя задуматься над его тайной. Вторая внушала надежду. Без сомнений, каждый чародей в глубине души мечтает снова стать обычным человеком. Он лелеет эту мечту. Но вконец измучив себя ложными надеждами, он затем пытается опровергнуть эту легенду, придумав ей циничный конец, в котором пошедшему по ложному пути Строителю предстоит без толку трудиться до конца времен, пристраивая все новые и новые залы и комнаты ко Дворцу Чародеев.
– Скорее всего, он ищет отхожее место, -хихикнула Лекканут-На , – но особо коварным заклятьем обречен так никогда и не найти его.
– Помолчи. Перестань зубоскалить. Это не смешно.
Я тоже так никогда и не смог найти обратного пути к своей комнате с кроватью у камина. Я прошел столько залов и комнат, что попросту сбился со счета. Иногда я спал на полу, завернувшись в собственную шубу, иногда – на скамейке, а однажды заснул у фонтана с призрачным огнем – бесшумное чисто белое пламя создавало лишь видимость тепла.
Проснувшись тем утром, я обнаружил в фонтане совершенно голого мужчину. Он горел. У меня на глазах его тело покрывалось пузырями, обугливалось и разваливалось на куски. Волосы вспыхнули и сгорели в единый миг, а с обожженной головы начала сползать кожа.
В тот момент я забылся и совершенно перестал отдавать себе отчет в собственных действиях. Я попытался спасти его. Сунув руку в огонь, я моментально вытащил ее, уже забыв о горящем человеке и, как завороженный, наблюдал, как чуть теплое пламя, шипя, медленно расползается вверх по рукаву.
– На твоем месте я бы потушил его, – ворчливо посоветовал мужчина в фонтане. – Пройдет время, и оно обязательносожжет тебя. В итоге ты кончишь так же, как и я.
Я сразу же погасил пламя. Руку щипало, словно я опустил ее в спирт. Пока я смотрел на горящего мужчину, его лицо стекало, как расплавленный воск. Один глаз лопнул.
– Разве ты не чувствуешь боли? – спросил я.
– Чувствую, конечно, но научился не обращать на нее внимания. Чародей должен уметь абстрагироваться от физических неудобств. Боль не имеет никакого значения, если ты занят делом.
Я так и стоял, не в силах отвести от него глаз, пока пламя не пожрало его полностью, а съежившаяся шелуха, которая осталась от его тела, не осыпалась пеплом на дно бассейна.
Сам я так никогда и не научился игнорировать физический дискомфорт – лихорадку, острую боль, тупую боль от раны в бедре, которая почему-то не хотела заживать, как положено, и постоянный, вездесущий холод. Во Дворце Чародеев повсюду было страшно холодно, если, конечно, ты не подходил вплотную к камину. Я ни разу не смог ни согреться полностью, ни помыться по-настоящему. Чтобы хоть чуть-чуть избавиться от грязи, я время от времени набирал полную пригоршню снега через открытое окно и протирался им. К тому же я медленно сходил с ума от голода. Любое усилие грозило обернуться тем, что я упаду в голодный обморок и, став совершенно беспомощным, буду убит или порабощен кем-то из своих собратьев-чародеев.
Когда– то я читал о чародее, заблудившемся в пустыне -он упал на песок, съежившись, как высохшее семечко, и ожил лишь пять веков спустя, когда его нашли путешественники и поднесли к его губам воду. Я понимал, что нечто подобное может произойти и со мной. Я неоднократно представлял себе это. Я просто превращусь в груду мусора в углу одного из бесчисленных залов – грязные лохмотья, обтянутые кожей кости, клубок спутанных волос – и пролежу, никем не замеченный, веков пять или шесть.
Но я упорно продолжал свой путь, и лихорадка в свое время прошла, хотя я не пытался избавиться от нее магическим путем, как и не пытался игнорировать. Я чувствовал себя опустошенным, словно все, что во мне было, унес порыв ветра.
Я занялся исследованиями, описывая каждую комнату, в которой побывал.
Спальня с кружевным балдахином и деревянными креслами с изысканной резьбой, женским туалетным столиком со множеством пузырьков, с зеркалом и лампами, плавающими прямо в воздухе, как мыльные пузыри. Но, как только я вошел в комнату, лампы посыпались на пол. Кровать и кресла с невероятной скоростью расплавились и потекли, так как были ледяными и даже скудного тепла моего тела оказалось достаточно, чтобы они растаяли.
Дальше – целая серия однотонных комнат всех цветов радуги (красная, синяя, зеленая, белая, золотая и, наконец, черная), залитых нежным светом, но совершенно пустых, если не считать одной-единственной маски, висевшей на стене в черной комнате. Я потрогал маску и снял ее с крючка. Маска, имитирующая странные, необычно тонкие черты лица, была выкована из совершенно незнакомого мне светлого металла. Если с ней и была связана какая-то тайна, я все равно не знал, какая. Я даже примерил маску и посмотрел вокруг сквозь широкие прорези ее удивленно распахнутых глаз. Но увидел лишь черную комнату. Так что я повесил маску обратно на крючок и вышел.
Один раз я неожиданно попал в затуманенный коридор и буквально остолбенел от изумления – дорогу мне преградили тысячи гигантов: цари и царицы в тяжелых мантиях, суровые воины в боевом снаряжении, погруженные в раздумья мудрецы, обнаженный атлет с непомерно развитой мускулатурой, державший на руках невидимый груз, а между ними – страшно уродливые калеки: слепые, горбатые, люди-черви без рук и ног, но с рудиментарными плавниками на спине, совсем молоденькая девушка, державшая свою отрубленную голову с раскрытым в беззвучном крике ртом.
Все они стояли передо мной и казались настолько реальными, что я был убежден – это живые люди, пока не дотронулся до ближайшего и не ощутил под рукой камень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62