Он тщетно пялился во тьму, но так и не увидел меня.
Я протянул руку, дотронулся до зеркала, и изображение исчезло. Я вновь стоял перед зеркалом у себя в лаборатории.
Не ради каких бы то ни было наград, не ради несметных сокровищ, обещанных мне царицей, я решил спасти город – я хотел лишь одного, чтобы Тика не попала в руки этих людей.
И снова я отправился во вражеский лагерь с помощью зеркала, и когда оно показало мне лишь два желтых глаза, горевших во тьме зловещим огнем, я понял, что нашел чародея заргати, чьего имени я не знал.
– Секенр, – сказал он на языке Дельты, его голос был глубоким и скрипучим, а акцент настолько странным, что казалось, его слова искажает ветер, – ты на шел свою смерть. Иди ко мне, мой мальчик.
– Действительно, я скоро встречусь со смертью, – ответил я. – Но не со своей– мне так кажется.
Вражеский чародей улыбнулся. Его зубы тоже были остро заточены. Он скалился и пускал слюну, как пес.
Я убрал его изображение. Пока я не был готов к встрече с ним. Он это знал. И я это знал. Но я буду, буду готов, и очень скоро.
Зеркало осталось темным – оно ничего не отражало.
На следующее утро я велел слугам подать паланкин и пронести меня вокруг города по крепостной стене. По совету Такпетора я надел мантию чародея и серебряную маску змеи, плотно прилегавшую к голове, чтобы защитники города не утратили мужества, обнаружив, что знаменитый чародей царицы Хапсенекьют – всего лишь мальчишка. Лучше уж пусть думают, что он необычно мал ростом. Если же я не буду выходить из паланкина, они и этого не заметят.
Картина была именно такой, какой я ожидал ее увидеть враг, форсировав реку, перешел на восточный берег, где стоял город, и, окружив его, разбил повсюду свои лагеря – бесчисленные шатры протянулись на север, на юг и на запад до самого горизонта. Где-то в миле выше по течению реку перегородили плоты заргати, к которым никак не могли приблизиться военные корабли царицы – их бы просто потопили с берега.
Недостижимые для стрел, взад и вперед скакали всадники, выкрикивая боевые лозунги; варвары, смеясь и жестикулируя, устанавливали сотни острых кольев вдоль самого берега Великой Реки.
Три широченных столба дыма отмечали горизонт там, где еще горели павшие города.
Вернувшись к себе, я сбросил маску, выпутался из мантии чародея и дал Такпетору распоряжение доставить мне три свежих трупа.
– Меня совершенно не волнует, чьих, – объяснял я, пока он смотрел на меня немигающим взглядом и только сглатывал слюну, не в силах заговорить. – Трупы взрослых мужчин, у которых сохранились все части тела. Обнаженных. Мне они нужны.
Он кивал, дрожа, и постоянно делал знаки, отгоняющие злых духов, пока я давал ему дальнейшие распоряжения.
Мне хотелось смеяться. Раз он прекрасно знал, чем занимался Луна, разве могла его шокировать подобная просьба? Всем известно, насколько безжалостны ужасные чародеи. И если им в каких-то низменных целях необходимо использовать труп, едва ли это должно кого-то удивлять.
Нет, мне кажется, он занервничал от того, что подобные вещи говорил не старец с изборожденным морщинами лицом, не почти двухметровый чародей Луна, а мальчишка-недоросль, никогда не бривший бороды. А моя очевидная невинность должна была придать этим словам еще более зловещий смысл.
Внутри у меня встрепенулся отец, Ваштэм, изумленный реакцией Такпетора.
– Обрати на это внимание, сын. Подобные мелочи могут оказаться очень полезными.
Вскоре были доставлены трупы, преступников, должно быть. Они были повешены, одного из них вначале пороли, у всех были сломаны шеи. Один был чернокожим, как заргати, но зубы у него не были подпилены, а лицо покрывали сложная каллиграфически выполненная татуировка и шрамы. Я восхитился работой мастера, но времени для расшифровки ее смысла у меня не было.
Я провел целую ночь, лежа обнаженным между ними – чтобы черная магия обрела силу, нужно касаться плоти. Я лежал на спине на холодном полу в центре круга из негреющего синего пламени, положив ноги на один труп и обхватив два других руками.
Во тьме засуетились духи, иногда на мгновение становившиеся видимыми. Человек с лицом совы расправил крылья и вспорхнул с книжной полки, а потом исчез. Я повернул голову, чтобы проследить за длинной белой змеей без чешуи, скользившей по полу – она шипела, как вода, которой заливают огонь; приблизившись к кругу огня, змея пропала без следа. Нечто со множеством мясистых конечностей и без головы смачно шлепнулось с потолка, но я не имел возможности сесть, чтобы увидеть, куда оно упало и что делает.
Я прижал трупы к себе, дрожа от холода, в то время как сразу за огненным кругом человек двадцать-тридцать со звериными головами оживленно переговаривались о чем-то на незнакомом мне языке.
Я закрыл глаза и постарался сконцентрироваться, вновь и вновь шепча слова заклинаний, которые можно произносить вслух, но нельзя доверять бумаге. Внутри меня и мой отец, Ваштэм, и Таннивар, и Орканр, и все остальные настороженно ждали в полной боевой готовности, но никто из них не произнес ни слова. Я представил себе их всех, сидящими вокруг меня: они остерегались как внешней опасности, так и друг друга. Именноя был тем призом, которым ни одному из них не было дозволено владеть единолично – так что все они, запертые в одном месте, как множество пауков в банке, были заинтересованы в сохранении равновесия сил.
Через какое-то время меня посетило видение – Сюрат-Кемад, Повелитель Смерти, чьи зубы – звезды, а челюсти – земля и небо. Я слышал гром биения его сердца, и как заргати пели в одном ритме с ним, ибо его мелодия была их мелодией.
Ледяное зловонное дыхание бога коснулось и меня. Я дрожал всем телом, но все крепче прижимался к трем трупам и не издал ни звука, пока бог не кончил говорить:
– Скоро, скоро придет час моего пиршества. Скоро, скоро.
Как только первые лучи солнца окрасили витражи окон в моей комнате, огненный круг погас сам по себе.
Я сел, совсем окоченевший, с негнущимися от холода руками, и долго стучал зубами. Отпустив трупы, я, по-прежнему обнаженный, стал между ними на колени.
Я сотворил знак Воориш, подчиняя мертвецов своей воле. И все мы вчетвером с трудом поднялись на негнущиеся ноги.
Теперь все было готово. Я оставил своих покойников стоять у стены, пока одевался. Я собрал в сумку все, что могло мне понадобится в дальнейшем, и осмотрел своих мертвецов. Что ж, они подождут. Я же совсем замерз, ослаб и умирал от голода. Так что я разогрел бульон, нарезал овощи и на скорую руку приготовил себе завтрак из похлебки с хлебом.
Перекинув полы мантии через левую руку, я велел трупам следовать за мной.
На улице я надел маску змеи и сел в паланкин, который еще вчера носили живые люди. Теперь же моими носильщиками стали двое мертвецов, а третий – массивный светлокожий гигант с соломенными волосами, своим нелепым видом напоминавший первобытного варвара, следовал за нами, взвалив на плечо громадный сверток, приготовленный педантичным Такпетором в соответствии с моими инструкциями и оставленный именно там, где я распорядился.
Все трое моих новоявленных спутников шли, с трудом переставляя ноги, а их головы на сломанных шеях болтались из стороны в сторону. Глаза закатились, так что видны были одни белки.
Вот таким образом тем утром мы покинули город через потайные ворота для вылазок. Охранявшие их солдаты поспешили отвернуться, сотворив знаки, защищающие от нечистой силы. Кто-то закричал от страха.
Мы направлялись в восточную, равнинную часть города, лежавшую вдали от берега Реки. Позади в свете нового дня уже ярко блестели крыши, но впереди, в ночном мраке на самой равнине вражеские костры мерцали подобно множеству зловещих звезд.
До стана заргати мы добрались примерно за четверть часа. Ничто не нарушало безмолвия ночи – ни единого звука, ни единого движения. Небо светлело.
Рядом просвистела стрела. Часовой прокричал сигнал тревоги на языке, напоминающем лай шакала.
И снова я сотворил знак Воориш и отдал приказано не на формальном языке мертвых, так как души тех троих уже давно отправились к Сюрат-Кемаду, а на тайном языке злых духов, поселившихся в их медленно разлагавшихся телах.
Вторая стрела проткнула навес моего паланкина, и теперь ее острие качалось прямо у меня перед лицом. Враг выстроился передо мной в линию, сомкнув строй, сдвинув щиты и выставив перед собой копья. Воздух наполнился криками – все новые и новые заргати бежали посмотреть, из-за чего поднялся переполох.
Я не обращал на них ни малейшего внимания. Мои носильщики поставили паланкин на землю. Я выбрался из него, выдохнув изо рта своей маски змеи белый огонь, и принялся расхаживать взад-вперед – мантия волочилась за мной по земле – в то время как трое моих спутников возводили шатер, который нес на плече светловолосый гигант.
Враги прекратили огонь. Они наблюдали. Я неподвижно стоял на месте, внимательно разглядывая их, а белое пламя вырывалось у меня из-под маски. Под мантией я зарыл пальцы ног в песчаную почву, чтобы придать себе устойчивость. Лицо под маской стало мокрым от пота.
Как только шатер был готов и мне больше не нужна была помощь моих слуг, я отправил их за пределы действительности, да таким образом, который может себе представить только чародей: я выбрал три основных направления – обратил их лицом к будущему, к прошлому и к смерти, находящейся вне времени.
Я дохнул на их лица, заставив их плоть медленно гореть – волосы воспламенились моментально, пламя зашипело, вырвавшись у них из глаз, и постепенно распространялось вниз, пожирая их. Черный дым поднимался вверх тремя извивающимися змеями.
Из стана врага больше никто не осмелился бросить мне вызов.
В шатре я распаковал свою сумку. Я сел на коврик, на котором были вышиты магические символы и слова силы, и окружил себя кругом из самых обычных свечей. Поставив медную чашу на землю, я наполнил ее водой из кувшина.
И еще одна мера предосторожности, не упомянутая ни в одной книге по магии. Я закатал правый рукав и, обмотав предплечье кожаным фартуком Луны, завязал его потуже.
Ну а теперь – за работу. Я слегка надрезал себе запястье серебряным ножом, и выдавил несколько капель крови в воду. Сложив руки, я погрузил их в миску, развел их, и вода загорелась колдовским огнем.
Через маску змеи я сдул пламя из центра чаши – точно так же, как вы можете сдуть мыльную пену из таза, – и очистившийся круг водной поверхности превратился в магическое зеркало. И снова мой взор прошелся по всему вражескому лагерю, словно я стал птицей, перелетавшей от одного скопления шатров к другому. И вновь я подглядел за царем, Абу-Ита-Жадом, и его высшей знатью. Наконец во тьме засветились два глаза. Сверкнули белые зубы, острые и влажные.
– А, Секенр…
– Я буду звать тебя Собачьей Мордой. Да будешь ты связан этим именем.
Чародей заргати не засмеялся. Зубы исчезли из поля зрения, как только он закрыл рот. Я представил, как он скалится и пускает слюни. Теперь у меня было имя для него, а у него – для меня. Счет сравнялся. Мы были в равных условиях.
– Иди сюда и умри, Секенр. Но все-таки, пожалуй, вначале я изнасилую тебя, и, пока ты будешь доставлять мне удовольствие, ты будешь жить. А потом ты вознесешься высоко-высоко и обозришь весь мир с высоты остро заточенного кола. Именно эта участь тебе уготована, Секенр.
Я сжал серебряный нож в правой руке. Той же рукой, которая была защищена кожаным фартуком, спрятанным под широким рукавом, я дотянулся до воды и погрузил ее туда по плечо, хотя глубина миски была всего несколько пальцев.
Неожиданно выбросив руку вверх, я поразил своего соперника, ударив под скулу. Я резко дернулся, стараясь засунуть лезвие поглубже, но он живо вывернулся и, оправдав свое прозвище, завыл, как пес, от боли и неожиданного унижения. Я чувствовал запах его крови, заструившейся в миску.
Но до того как я успел убрать руку, он схватил меня за запястье. Его зубы впились мне в предплечье и прокусили рукав, но увязли в кожаном фартуке. Я потянул руку к себе. Он оказался гораздо сильнее меня. Теперь он держал мою руку двумя своими и выворачивал. Меня пронзила резкая боль – сломалось запястье. Я потерял нож. Он резко рванулся, сомкнув зубы у меня на предплечье еще выше, а потом вцепился мне в плечо, и не успел я опомниться, как свалился в смешанную с кровью воду в то время, как тысячи собачьих морд скалились вокруг меня. Последовали превращения: я становился луной, которую заслонило потухшее мертвое солнце; я был удавом, обвившимся вокруг льва и ломавшим ему ребра, но лев обратился в дым. Дождь прибил дым. Гора встала у дождя на пути. Я стал рекой, подрывающей гору. Он – скользкой грязью и камнепадом, засыпавшим и иссушавшим реку. Огонь и вода. Отцовский серебряный меч, натыкающийся на камень. Я цаплей взмыл в небо, а он, снова принявший человеческий облик, вытянул руку на много-много миль, поймал цаплю за ноги и потащил к земле.
Я приземлился с громким металлическим стуком, больно ударившись лицом о твердую землю, и вся правая сторона загорелась такой болью, что я испугался, как бы он не вырвал мне руку из сустава. Я быстро перевернулся, перекатившись по земле, и ощупал себя левой рукой. Правая была на месте, но запястье вывернулось под очень странным углом, и весь рукав стал мокрым от крови. Маска змеи смялась настолько, что я ничего не видел.
– Рад встрече, Секенр. Ну как, ты уже убедился, что совсем не так силен, как считал?
Я с трудом поднялся на колени, стараясь сохранить равновесие. Сбросив изуродованную маску, я ощутил во рту вкус крови.
– Я пришел убить тебя.
– М-мда? Ты так считаешь, Секенр? Мне кажется, ты такой же, как и все три брата из известной легенды – да, мы, заргати, тоже ее знаем, у нас много мифов и легенд. Ты ее помнишь? Там первый брат отправился в утробу смерти, но сбился с пути из-за собственной жадности и погиб из-за этого. Второй брат, лишившийся от страха чести и достоинства, тоже погиб. А третий, – да, как мне кажется, ты больше похож на третьего, чем на двух старших, – третий, умерший в страшных муках, сам навлек смерть на свою голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62