Точно так же, как скалы вод Валкой,
рухнут целые горы и стены городов. Реки выйдут из берегов и
затопят долины, да что там долины - области. Но будет все-таки
лучше, если мои заклятия не понадобятся, ибо они могут вызвать к
жизни такие силы, что в состоянии потрясти мир.
- Из какого же ты выполз пекла, черный пес? - процедил сквозь
зубы Конан, в упор глядя на страшного чародея. И помимо своей
воли снова задрожал - здесь чувствовалось что-то невероятно
древнее и дьявольское сразу.
Ксалтотун продолжал сидеть, неподвижно склонив голову,
словно прислушиваясь к шепоту космоса. Казалось, он не слышал
нанесенного ему оскорбления. Потом он неторопливо потряс головой
и равнодушно взглянул на пленника.
- Что?.. А... - ты не веришь тому, что я тебе сказал... Ладно, я
уже устал от нашей бесполезной беседы. Действительно, проще до
основания разрушить непокорный город, чем облечь свои мысли в
словесную форму, доступную безмозглому дикарю.
- Если бы мои руки были свободны, - уверил его в ответ Конан. - Я
быстро сделал бы тебя безмозглым ... трупом!
- Не беспокойся - я не настолько глуп, чтобы дать тебе такую
возможность, - произнес Ксалтотун и хлопнул в ладоши.
Поведение его неожиданно изменилось: в голосе появилось
нетерпение, а в жестах - нервозность, хотя пленник не сомневался,
что с ним это никак не связано.
- Запомни, варвар, что я тебе скажу, - вновь заговорил
чернокнижник. - У тебя еще есть время подумать. Я просто
окончательно не решил, что с тобой сделать. Это зависит от
некоторых пока неопределенных обстоятельств. Но лучше вбей себе в
голову: если надумаешь стать моим союзником, умерь свой пыл,
чтобы не испытывать моего терпения.
Конан уже собрался бросить ему в лицо еще одно проклятие, но
в этот момент раскрылись замаскированные двери, и в комнату вошли
четверо высоких негров, одетых в серые шерстяные туники и
перетянутые поясами, с которых свисали большие ключи.
Ксалтотун нетерпеливым жестом указал на своего пленника и
отвернулся, утратив, похоже, к нему всякий интерес. Его пальцы
как-то необычно дрожали. Из висевшей у него на груди резной
яспесовой коробочки он достал горсть мерцающего черного порошка и
высыпал ее в пальник, покоившийся на золотом треножнике у его
локтя. Хрустальный шар, о котором он, по-видимому, забыл, упал на
ковер, будто лишенный невидимого подвеса.
Чернокожие слуги подняли Конана - он был так обмотан цепями,
что не мог двигаться сам, и вытащили из помещения. В то мгновение,
когда за ним уже закрывали красиво обитые дубовые двери, он успел
оглянуться назад, увидев хозяина комнаты, лежащего в своем
похожем на трон кресле со скрещенными руками и вьющуюся перед ним
из пальника тонкую струйку дыма. Его пробрала дрожь: в Студжии -
древнем и зловещем королевстве далекого Юга - он когда-то уже
видел такой черный порошок. Это была пыльца черного лотоса,
порождающая подобный смерти сон и чудовищные видения. Он знал
также, что лишь полумифические члены Черного Круга, являющиеся
носителями высшего проявления зла, черпают силы из красных
кошмаров черного лотоса, чтобы разбудить свою магическую мощь.
Для большинства жителей Запада Черный Круг был всего лишь
байкой и вымыслом, но Конану в свое время удалось убедиться в его
страшной правдивости и увидеть мрачные святилища, затерянные в
лабиринтах темных студжийских могильников и склепов, окутанные
темнотой башни, в которых посвященные в культ предавались
отвратительным занятиям...
Было неясно - день сейчас или ночь. Дворец короля Тараскуза
казался царством мрака и теней, повелителем которых был, как это
чувствовал Конан, его пленитель - могучий Ксалтотун.
Негры шли длинным коридором с низким потолком, и в неясном
полусвете казались четверкой вампиров, волокущих добычу в логово.
Потом начался нескончаемый спуск по спиральным лестницам, и факел
в руке одного из них превращал стены в процессию деформированных
теней.
Добравшись, наконец, до подножия очередной спиральной
лестницы, они попали в длинную затемненную галерею, по одной из
стен которой шел длинный ряд зарешеченных дверей, располагавшихся
через равные, в несколько шагов, промежутки.
Остановившись у одной из них, негр, шедший первым, поднял
висевший у его пояса ключ и, повернув его в замке, толкнул
решетку, после чего пленника заволокли внутрь. Это оказался
небольшой каменный мешок, в противоположной стороне которого была
еще одна решетчатая дверь. Конан не имел понятия, что за ними
скрывается, но было похоже, что там есть еще один коридор.
Мерцающий свет факела позволял видеть лишь темную стену, да
гулкое эхо голосов и шагов чернокожих тюремщиков отдавалось в
скрытых темнотой закоулках.
В одном из углов темницы, рядом с дверью, через которую они
вошли, в стену было вмуровано крупное железное кольцо. С него
свисал клубок ржавых цепей с лежащим в их смертельных объятиях
скелетом. Конан спокойно оглядел его, машинально отметив тот
факт, что большинство костей переломано или расколото. Кроме
того, оторванный от позвоночника череп служил немым
свидетельством чудовищной по силе расправы.
Второй негр, повернув свой ключ в массивном замке,
удерживающем оковы с останками, освободил их и отбросил в сторону,
закрепив на это место цепи, сковывавшие Конана. А третий
чернокожий еще одним ключом запер противоположные двери и
удовлетворенно ухмыльнулся, убедившись в надежности запоров.
Теперь все они окинули лежащую перед ними фигуру короля
Акулонии загадочным взглядом - темноглазые черные атлеты с
блестящей в свете факела гладкой кожей.
Тот, что держал в руке ключ от входных дверей, не выдержал
первым:
- Теперь это твой королевкий дворец, белая собака! Кроме нашего
господина и нас об этом не знает никто. Это потайная темница. Ты
будешь здесь жить, и здесь же сдохнешь. Как он! - и он с
отвращением и злобой пнул растрескавшийся череп, со стуком
покатившийся по каменному полу.
Конан не нашелся, что ответить на это, а чернокожий, видимо,
вдохновленный молчанием пленника, наклонился, бормоча проклятия,
и плюнул ему в лицо. Но это дорого ему обошлось.
Конан сидел на полу, обмотанный в поясе цепью, руки и ноги
его тоже были скованы, и, кроме того, еще одна цепь страховала
эти оковы, притягивая их к поясу. Он не мог ни встать, ни
отодвинуться от стены больше, чем на два локтя. Однако цепь,
сковывающая сразу оба запястья, имела значительную слабину.
Поэтому, когда голова негра приблизилась на достижимое
расстояние, король собрал провис в одну руку и резко ударил
обидчика по темени. Из носа и ушей у того брызнула кровь, и он
упал на глазах у своих ошеломленных товарищей, словно оглушенный
бык.
А те даже не пытались больше приблизиться к Конану, боясь
попасть под удар окровавленной цепи. Под конец, бормоча что-то на
своем диком наречии, они подняли своего неподвижного
соотечественника с разбитым черепом и унесли его, как куль с
землей. С помощью его ключа они закрыли входную дверь, сделав это
таким способом, что он все равно оставался на поясе оглушенного,
забрали факел и ушли, после чего в темницу, будто живое существо,
из коридора стала вползать темнота. Негромкие шаги окончательно
затихли, и вокруг воцарились безмолвие и мрак...

УЖАС КАЗЕМАТА

Конан лежал тихо, снося тяжесть оков и унижение своей
безнадежной ситуации со стойкостью, присущей мужчинам дикого
племени, породившего его. Он старался не двигаться, так как звон
цепей при смене положения тела оглашал тишину беспомощным эхом. А
инстинкт, доставшийся ему в наследство от тысяч его полудиких
предков, подсказывал, что ни за что нельзя показывать
бедственности своего положения, каким бы тяжелым оно ни было. С
другой стороны, логики здесь не прослеживалось - Ксалтотун уверял,
что сохранить своему пленнику жизнь - в его интересах, и,
следовательно, в темноте не должна скрываться какая-то
смертельная опасность. Но, несмотря не это, продолжали бить
тревогу давние инстинкты, еще в раннем детстве заставлявшие
будущего короля молча и неподвижно лежать в укрытии, даже если
бок о бок с ним бесновались дикие звери.
Сначала в густой темноте ничего не было видно. Но через
какое-то время, оценить которое Конан был не в силах, он смог
различить решетку у своего локтя и отброшенный к противоположным
дверям скелет, освещенные едва заметным серым сиянием,
происхождение которого сразу он уловить не был в состоянии.
Однако после непродолжительных раздумий и поисков ему удалось
найти ответ. Он находился в подвале, под землей, куда свет
пробивался через узкое отверстие в каменном потолке коридора -
прямо над запертыми решетчатыми дверями. Значит, благодаря
этому, можно будет отличить день от ночи. Но с другой стороны -
какая утонченная пытка - позволять пленнику лишь вскользь
радоваться свету солнца и месяца!
Взгляд Конана в очередной раз упал на растрескавшиеся кости,
матово отсвечивающие напротив. Было бессмысленно фантазировать о
том, кем был этот человек и за что был приговорен к подобной
смерти. Дело было в другом - не оставалось никаких сомнений, что
скелет дробили не железом. Создавалась уверенность, - кто-то
пытался добраться до костного мозга! А кто, кроме человека, мог
это делать? Может быть, эти останки - немое свидетельство
каннибализма одного из пленников темницы, доведенного голодом до
безумия? Конан неожиданно представил себе, что и его кости
когда-нибудь обнаружат здесь при подобных обстоятельствах, и в
душе его стала подниматься с трудом сдерживаемая паника пойманной
в волчью пасть жертвы.
Сын Циммерии не кричал и не плакал. И не молился, как,
возможно, делал бы сейчас на его месте цивилизованный человек,
хотя боль и голодное кручение в желудке меньше от этого не
становились. Огромное душевное мучение доставляли и клокотавшие в
нем эмоции: где-то далеко на западе армия неприятеля огнем и
мечом пробивала себе дорогу к сердцу его королевства. Небольшой
понтейнский корпус не мог ей противостоять - это было очевидно.
Конечно, Просперо может попытаться удержать Тарантию на несколько
недель, а то и месяцев, но в конце концов, лишенный поддержки и
помощи, он будет сломлен превосходящими силами противника. А
многие бароны без зазрения совести оставят его один на один с
завоевателями. И в это время он, Конан, без движения лежит в
темной клетке, и другие люди командуют его воинами, сражаются за
его королевство! В приступе бессильной ярости он громко
заскрежетал зубами.
Вдруг он застыл, услышав за противоположными дверями
крадущиеся шаги. Присмотревшись, ему удалось заметить смутные
очертания над чем-то склонившейся фигуры. Лязгнул металл о
металл, и вслед за этим послышался скрип открываемой решетки. Но
вместо того, чтобы войти, фигура исчезла из поля зрения, и где-то
вдали повторился ослабленный расстоянием лязг другого замка и
скрип осторожно открываемых дверей. Потом раздались быстрые, но
тихие удаляющиеся шаги мягко обутых ног, и вновь наступила
тишина.
Минуту, показавшуюся ему вечностью, Конан настороженно
прислушивался. Через отверстие в потолке коридора ярко светил
месяц, и ничто не нарушало мрачного покоя подземелья. В конце
концов ему все же пришлось сменить положение тела, отчего цепи
вновь звякнули. И в этот момент он опять различил осторожные
тихие шаги - на этот раз за входными дверями. Через некоторое
время в сером сумраке затрепетало слабое пламя свечи.
- Король Конан! - раздался обеспокоенный тонкий и мягкий голос. -
Господин мой, ты здесь?
- А где ж мне еще быть? - с вызовом ответил тот, поворачивая
голову и пытаясь рассмотреть, кто пришел.
Держась за прутья решетки тонкими точеными пальцами, за
дверями стояла девушка. Слабое мерцание свечи выхватывало из
темноты плотно обтягивающую бедра тонкую шерстяную юбку и
украшенные драгоценными камнями перстни. Ее темные глаза горели,
а белая кожа мраморно отсвечивала. Волосы, хотя и утратившие во
тьме свой блеск, напоминали застывший каскад трепетных морских
волн.
- Это ключи от твоих оков и от вон той двери, - прошептала она,
просовывая маленькую ладонь сквозь решетку и бросая три каких-то
предмета на каменный пол рядом с Конаном.
- Какую ты ведешь игру? - спросил он. - Ты говоришь
по-немедийски, а в Немедии у меня друзей нет. Какие еще гадости
придумал твой господин? Послал тебя, чтобы посмеяться надо мной?
- Это не насмешка! - девушка дрожала так сильно, что ее браслеты
и перстни громко стучали о прутья решетки, за которую она
держалась. - Клянусь богом! Я украла эти ключи у чернокожих
стражников этих подвалов. Каждый из них носит ключ только от
одного замка. Мне удалось подпоить их. Того, которому ты разбил
голову, унесли к цирюльнику, и его ключ я достать не смогла. Но
все остальные - украла. Ах, пожалуйста, не звени цепями! В
темноте за теми дверями могут водиться такие челюсти, что и в
пекле не встретишь!
Немного повозившись, Конан с недоверием попробовал большие
ключи, напряженно ожидая взрыва злого смеха. Однако его искренне
удивил тот факт, что один из них не только высвободил его цепи из
кольца в стене, но и вернул свободу рукам и ногам. Он быстро
вскочил и сделал резкий шаг к двери, сомкнув свои железные пальцы
на нежных ладонях девушки и прижав их к прутьям решетки. Она
подняла голову и встретилась с его пытливым взглядом.
- Кто ты? - спросил он сурово.
- Меня зовут Зиновией, - промолвила она, стараясь справиться с
дрожью. - Я служанка королевского дворца.
- Если только это не какая-то злая шутка, - буркнул Конан, - я не
понимаю, почему ты это сделала.
Она опустила лицо, а когда вновь его подняла, на длинных
девичьих ресницах блестели крупные слезы.
- Я служу в королевской свите, - произнесла она горько. - Но сам
король меня не замечал, и не заметит. И я устала от тех скотов,
что пристают ко мне в беседках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31