В кабинете одноглазого, где всем нашлось удобное место, Сивард приступил к расспросам.
– Прежде всего, – сказал он, обращаясь к Крысу-и-Мышу, – я должен заявить вам, что ваше недавнее исчезновение, неявка на службу с отчетом, которого я так долго ждал, а затем эта дикая авантюра с бангалорским кораблем могут дорого вам обойтись. Поэтому в ваших же интересах подробнейшим образом изложить, как, что и где происходило, что это за пленник и как вы умудрились наломать столько дров.
– Вдохновляющее начало – обратился Теобальд к Аластеру. – Ты не находишь, герцог? Словно наяву вижу, как ребята начинают чувствовать себя все лучше, доверяя своему начальнику как отцу родному.
– А почему бы и нет? – откликнулся тот. – Похоже, что именно так они к рыжему и относятся.
Крыс-и-Мыш оглядели достойное собрание, мысленно ужаснувшись своей аудитории. Они не были ни застенчивыми, ни скромными, ни робкими, но когда цвет империи сидит перед тобой, вот так, в полутора-двух шагах, поневоле почувствуешь себя немного скованно.
– Вы по сторонам не глазейте, – сказал Сивард, мгновенно оценив обстановку. – Вы не их бойтесь, вы меня бойтесь, потому что они вас пожурят, а я и пришибить могу – по-простому, чтоб не канителиться.
Пожалуй, если что и могло вывести Крыс-и-Мыша из ступора, то вот такая безыскусная, добрая речь. Они тут же встрепенулись и принялись быстро излагать основные факты, ставшие им известными за последние двое суток. Правда, оба они еще не догадывались, что захваченные ими бангалорцы и йетты обвиняются в убийстве императорского близнеца и Кайрена Алуинского с его слугами, но и без того выходило, что бангалорца следует допросить как следует.
Крыс-и-Мыш начали со своей встречи с Коротышкой, рассказали о том, как приятель вот этого пленника заключил пари с Джоем ан-Ноэллином, поведали и о подложном письме побратима Эрлтона и о том, что Коротышка припомнил о существовании у побратима какого-то родственника на Бангалорах. Передали историю корабельного повара, а также рассказали, как и зачем проникли на «Умбу». Бой не описывали – и так все было ясно. Только официально уведомили присутствующих о героической гибели Коротышки.
Чем больше слушали Крыс-и-Мыша собравшиеся, тем более ясная картина рисовалась им.
Допрашивать пленника было даже не обязательно: на его предплечье отчетливо виднелась татуировка – изображение черной змеи с угрожающе раскрытым капюшоном. И это неопровержимо свидетельствовало о том, что архонт Бангалора оказался причастным ко всем трагедиям, случившимся в империи.
Пленника терзал невыносимый страх. Он отнюдь не был героем и охотно рассказал бы все, что знал – а знал он не так уж и много. Но печать молчания на его уста налагала не только и не столько преданность человеку в серебряной маске, не ужас, который он перед ним испытывал, а мощное заклятие, снять которое было практически невозможно. Конечно, сильный маг мог бы сломать эту печать, но человеческое тело было слишком хрупким сосудом, и оно погибало прежде, чем возвращалось к прежнему, нормальному существованию.
Пленник был не в состоянии рассказать не только то, о чем его спрашивали и о чем он понятия не имел, но и то, что страстно мечтал выкрикнуть в лицо своим мучителям.
Он снова замычал с совершенно безумным выражением лица.
«Поймите меня! – кричал он, путаясь в паутине вынужденной немоты. – Догадайтесь! Вы, такие могущественные, такие мудрые, такие проницательные, – что же вы мучаете меня?! Поймите! Услышьте!» Но понимать его упорно отказывались.
– Он что, немой?! – немного брезгливо спросил князь Даджарра. – Или просто прикидывается, чтобы мы оставили его в покое.
– И не мечтай, – прорычал Сивард в лицо бангалорцу. – Я тебя в покое не оставлю никогда. Выкладывай, говорю тебе! Выкладывай все, что знаешь!
Пленник задергался всем телом, сморщившись, изломив брови, подобно маске скорби. Смотреть на него было жутко.
– Отвечай!!!
– Он ничего не скажет тебе, – внезапно сказал Аластер. – Оставь его, Сивард.
– То есть как это «оставь»? Что это значит? Да я из него вырву эти признания.
– Может, и вырвешь, но кто будет гарантировать, чтв они искренни и правдивы? Ты не распаляйся, пожалуйста, а лучше задумайся вот над каким вопросом: не слишком ли легко захватили этого пленника?
Крыс-и-Мыш чуть не задохнулись от возмущения. Всем были известны невозмутимость и бесстрашие герцога Дембийского, но столь пренебрежительное отношение к смерти Коротышки Ньоль-ньоля, заплатившего последнюю цену за то, чтобы бангалорцы были схвачены, показалось им чрезмерным.
– Прошу прощения, господа, – склонил перед ними Аластер свою великолепную голову.
Как всегда тактичный и деликатный, он сразу понял, что его слова ощутимо ранили обоих подчиненных Сиварда.
– Прошу прощения, – повторил он еще раз. – Но я имел в виду именно то, что сказал. Убийцы Терея подлинные – и один из лучших воинов не смог сохранить жизнь, сражаясь с ними. Вы же, господа, славитесь своим интеллектом, а отнюдь не боевым мастерством. И никак не можете претендовать на звание магов. Насколько мне известно, вы ученые?
– И что из того? – спросил Крыс, начиная постигать смысл слов герцога Дембийского.
– Из этого со всей очевидностью следует, что противник был слабее вас. А татуировка на предплечье этого человека обозначает, что он принадлежит к высшей касте – к магистрам либо сановникам.
– Вы знаете иерархию бангалорцев? – изумился Сивард.
– Нет, но я знаком с татуировками. Их очень легко читать, и они далеко не так бессмысленны, как кажется на первый взгляд. Итак, с вашего позволения, я продолжаю. Двое, занимающих высшие посты, сдаются практически без боя: всю работу выполняют убийцы Терея. Они, как всегда, великолепны, а наши потери, соответственно, очень и очень велики. Это притом, что их нападение не являлось неожиданностью. Что же делают магистры? Один безропотно погибает от удара в живот, и его телом занимаются лекари Тайной службы; второй оказывается плененным и даже не пытается освободиться. Вслушайтесь, как он мычит. Ему страшно. Пристало ли магистру испытывать такой страх?
– Так ты хочешь убедить нас?.. – начал шут. – Ты утверждаешь…
– Я утверждаю, господа, что нас примитивно обманули. Вместо настоящих магистров нам подсунули их копии – возможно, они действительно похожи как две капли воды. Но это простые люди, а если и маги, то начинающие. Наверное, об этом знали только шестеро: двое убийц Терея, двое подлинных бангалорских магистров и эти – подменыши.
– Что же он молчит, песий хвост? – обозлился Сивард. – Если это правда, что же он мне душу выматывает?!
– Если это правда, – вмешался Аббон Флерийский, – то он так же лишен возможности что-либо объяснить, как давешний похититель Террил, помнишь?
– Снова печать молчания?
– Именно она. Но придется попытаться ее сломать. Хоть что-то же нужно делать!
– Боюсь, это бесполезно, – пожал плечами князь Даджарра. – И в свете последних событий меня больше интересует следующее: кто является родственником исчезнувшего Эрлтона, о котором упоминал Коротышка Ньоль-ньоль, и кто является магистром Ордена Черной Змеи – архонт Тиррон или другое лицо? Интересно, что оно думает по поводу этих событий?
– Кстати, – сказал Сивард. – Герцог, похоже, абсолютно прав. Татуировка не настоящая: это какой-то хитрый рисунок, но краску можно стереть, если растворять ее не водой, а крепким вином.
– Как ты догадался? – спросил Теобальд.
– А никак. Просто налил себе стаканчик… то да се…
– Прошу прощения, герцог, – деликатно кашлянул Шовелен, выводя своего собеседника из глубокой задумчивости.
Они с Аластером сидели на террасе, среди настоящих зарослей тропических растений, посаженных в огромные каменные вазоны. В этих рукотворных джунглях стоял низенький широкий столик, уставленный закусками и напитками, и такие же приземистые просторные диванчики, обитые мягким бархатом. В лазуритовой чаше в форме раковины журчал крохотный фонтан, своим пением успокаивая и разум, и сердце.
Командир гвардейцев вскинул голову и посмотрел на Шовелена немного виновато:
– Простите, граф. Кажется, я задумался. Это крайне неучтиво с моей стороны, и я еще раз прошу меня извинить.
– Что вы, – развел руками Шовелен. – Может, вы просто хотите остаться в одиночестве? Тогда я немедленно покину вас.
– Нет, во всяком случае, не сейчас.
– Тогда я бы хотел узнать одну вещь, которая меня крайне удивляет.
Герцог сделал приглашающее движение рукой.
– Отчего ни император, ни вы до сих пор не приняли решение высадить на Бангалор войска и захватить столицу? Ведь при тех возможностях, которые есть у Великого Роана, подобное нерешительное поведение может быть истолковано как угодно. Признаюсь, что я до сих пор ломаю голову над этим вопросом – и не нахожу ответа. Или я сделал преждевременные выводы? Но мне показалось, что, так или иначе, все сходится на архипелаге – все проблемы оттуда.
– Вы абсолютно правы, граф, – пророкотал Аластер. – Действительно, речь постоянно заходит об этом грешном кусочке земли, с которым у меня лично связаны самые неприятные ассоциации. Но постарайтесь понять нас: если даже кто-то там на самом деле стремится уничтожить императора, а он достиг бы своей цели, если бы не существование двойников, то мы не имеем никакого права подвергать риску и убивать ни в чем неповинных людей. Если мы сейчас атакуем Бангалоры, то армия архонта обязана будет встать против нас с оружием в руках. И мы должны будем уничтожить ее. Это самая горькая перспектива, которая только может быть.
– Но император в опасности!
– Император – это еще не весь мир, – тихо ответил герцог. – Вот в чем заключается его бремя. Никто не должен – расплачиваться за чужие преступления – это непростительная ошибка. Когда суд рассматривает дело и, случается, осуждает невиновного, это уже катастрофа. Если же мы убьем тысячи и тысячи людей в отместку за покушение – то мы будем еще худшими злодеями, чем тот, кто посягает сейчас на жизнь государя. И зачем тогда все это? Зачем притворяться тем, кем ты не можешь, не в состоянии быть на самом деле? Поверьте, граф, не использовать силу подчас сложнее, чем бороться, будучи слабым. Вы меня понимаете?
– Кажется, да. И я преклоняюсь перед вашим мужеством, герцог. Перед вашим и перед мужеством государя.
– Он великий человек, – улыбнулся Аластер. – Вы это сами почувствуете, служа при дворе. И уверяю вас, что он еще более велик, чем это можно предположить, глядя на то, что происходит на глазах у всех, – ведь всегда существует и оборотная сторона зеркала.
– Что же вы будете делать с вашим врагом?
– Искать. А когда найдем, тогда и придумаем, как пресечь дальнейшие попытки покушения на государя.
– А как здоровье… ну, вы понимаете?
– Он умер, – опустил глаза Аластер. – Единственное, что меня утешает, что мальчик ушел тихо, без мучений и боли. Просто заснул и уже не проснулся.
Сивард маялся бессонницей. Шел четвертый час утра, и нужно было думать о начале нового дня, а он все еще не расстался со старым.
Как бы ему ни хотелось возразить Аластеру, упрекнуть его в излишней подозрительности, но все говорило о том, что герцог, как всегда, оказался прав. Двое бангалорцев снова ушли от преследователей, подставив вместо себя ничего не подозревающих людей. Или подозревающих, но какое это имело значение.
Начальник Тайной службы уже сгрыз себе ногти на правой руке и теперь приканчивал левую. Он рвал и кусал пальцы с такой яростью, что в нескольких местах прокусил себе руку до крови. Однако это не помогало.
Утром они с Джералдином поедут в Малахитовую базилику и там будут присутствовать на отпевании Коротышки Ньоль-ньоля. Что он знал об этом человеке? Что его звали Рэндалл и он был готов пожертвовать ради друзей своей жизнью. Достаточно ли этого, чтобы говорить прощальное слово? Сивард думал, что да. Если знаешь о человеке так много, считай, что знаешь все. А прочее – это уже детали, которые никого не интересуют.
Не в меру ретивый сотрудник предложил в порыве вдохновения выставить тело Коротышки в назидание другим и во всеуслышание объявить, что он – разбойник и контрабандист, промышлявший против империи и императора и поплатившийся за это. Сивард вытолкал его в шею и велел никогда в жизни не появляться в здании на площади Цветов, а все равно было тошно, будто эти нечистые мысли принадлежали частично и ему. Коротышку-то они как раз не задевали. Говорят: чистому – все чисто.
Одноглазый покряхтел, посопел и перевернулся на другой бок.
Самое удивительное, что спать-то как раз хотелось отчаянно, но все время что-то мешало этому сладкому процессу отрешения от всех земных скорбей и горестей. Мешала не в меру мягкая постель и подушка, в которой пух сбился комками. Потом мешало слишком теплое одеяло, и Сивард поменял его на легкое покрывало, под которым, естественно, тут же замерз. Затем основательно подпортили отдых ноющая спина и собственные руки, которые – ни с того ни с сего – стало некуда девать. Потом заболели ноги – это после трех часов пребывания в горизонтальном положении. Нужно ли говорить о том, что жажда и голод одолевали попеременно и вместе, как выпадет, а голова гудела как колокол.
Мучали две основные мысли. Первая – о том, что завтра, точнее, уже сегодня днем короли, князья и маркграфы, прибывшие на свадьбу императора и прогостившие здесь около двух с лишком месяцев, наконец отбывают восвояси. Естественно, что на прощальном обеде в их честь император должен присутствовать всенепременно, а в настоящий момент это означало еще одно возможное убийство. Сивард буквально нашпиговал дворец своими подчиненными, но особо на них не надеялся. В прошлый раз императора убили у него на глазах.
Во-вторых, осмотрев тело убитого Коротышкой йетта, одноглазый нашел татуировку на внутренней стороне предплечья. Она сверкала и переливалась всеми цветами радуги, но была размером с ноготь мизинца, и в подробностях ее можно было рассмотреть только через увеличительное стекло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62