.. И надо ли ей осуждать себя, если к радости примешано столько горечи?.. «Ты прости его, мама». Разве у матери сердце каменное? Надо не только простить. Жизнь надо создавать заново. Звать его сюда жестоко. Здесь ему трудно жить будет. Там он начал корнями прирастать к жизни. Нельзя эти корни обрывать. Рослое дерево трудно приживается. Вот и довелось тебе, Катерина, вернуться на родину...
Олечка поднялась рано, чтобы приготовить матери завтрак. Екатерина Васильевна успокоила ее, сказала, что здорова и пойдет на фабрику.
— Мама, у тебя совсем неважный вид,— возразила Олечка.— Я вижу, ты нездорова.
— Спи, спи!—успокоила мать и ушла.
Олечка заметила, что мать надела не рабочее, а выходное платье, и задумалась, что все это означает. Так в размышлениях об этом и уснула.
...В цехе Екатерина Васильевна договорилась с начальником об отпуске.
— Время-то для отпуска неподходящее, Екатерина Васильевна,— сказал тот.— Ни зима, ни лето, самая ростепель.
— Дочь вызывает. На свадьбу,— пояснила Екатерина Васильевна.
— Тогда, конечно,— сказал начальник цеха.
А сама Екатерина Васильевна подумала, что объяснение ее лежит недалеко от истины. В последних письмах Наташи много места отводилось Николаю.
Покончив со служебными делами, Екатерина Васильевна зашла в завком. Там работала ее старая подруга, с которой вместе четверть века назад пришли на фабрику.
— Даша, мне с тобой поговорить надо. С глазу на глаз.
Даша, с такою же сединой на висках, как у Екатерины Васильевны, и даже лицом чем-то на нее похожая, только чуть пониже ростом и полнее, что не мешало ей быть не по годам живой и подвижной, закрыла дверь кабинета на ключ и сказала:
— Говори, Катя.
Екатерина Васильевна положила на стол письмо Наташи.
Даша прочитала письмо, всплеснула руками, обняла, расцеловала подругу и сказала, как всегда, решительным тоном:
— Чего ж тут говорить, Катя! Ехать надо.
— Еду. Уже отпуск взяла. Насчет Олечки я пришла.
— О чем разговор! — воскликнула Даша.— У меня поживет. Не бойся, не обижу.
— Она ничего не знает. Не стала я ее тревожить,
— И это правильно, Катя, — поддержала Даша.
— Когда вернусь за ней, тогда все и расскажу.
В одиннадцать приехал Набатов. И вместе с ним Перевалов, Швидко и Бирюков. В диспетчерской сразу стало тесно.
Люба ткнула Надю в бок.
— Пошли.
Наде очень не хотелось уходить.
— Наташка-то остается,— возразила Надя шепотом.
— Ей положено. Она диспетчер,— ответила Люба.
И Надя в первый раз позавидовала служебному положению подруги.
— Где начальник участка? — спросил Набатов.
— Здесь, на участке,— ответила Наташа.
— Найдите его.
Наташа выбежала на крыльцо и крикнула Любе, чтобы она разыскала Звягина. Наташа хотела дождаться Николая и войти вместе с ним, но он строго-настрого предупредил ее, чтобы она не отходила от телефона.
Когда Наташа вернулась в диспетчерскую, Набатов озабоченно говорил Бирюкову:
— Все зависит от твоих экскаваторщиков. Чтобы самосвалы не стояли под погрузкой ни одной лишней секунды! Перекрыться надо рывком. В один день.
— Дотемна не успеем,— сказал Терентий Фомич.— Лучше завтра с утра начать, Кузьма Сергеевич.
Набатов показал рукой на окно. За окном в обширной луже дробилось солнце.
— Нельзя. Лед раскисает на глазах. И так запоздали. Надо было перекрываться три дня назад.
Терентий Фомич пожал плечами.
— Все не ухватишь в одну руку.
— Последний ряж можно было установить на плаву,—сказал Набатов.— Но после драки кулаками не машут. К ночи надо перекрыться.— Он взглянул на часы.— Пора по местам, Павел Иванович, к своим экскаваторщикам. И обеспечьте резерв в машинах и людях. Семен Александрович,— обратился он к Пере-валову,— как договорились: ты в карьере, я здесь. Пс пути заверни на стоянку вертолета. Предупреди летчиков, чтобы были наготове. Сигнал, как условлено,— ракета.
— Ну, ни пуха ни пера! —сказал Перевалов, вставая.
— К черту! — крикнул Набатов так громко, что Наташа вздрогнула.
В дверях Перевалов столкнулся с Сашей, Долгушиным.
— Семен Александрович!— закричал Саша Долгушин, хватая Перевалова за руку.— Что же это такое? Они разгоняют комсомольскую колонну!
— Кто они? — спросил Перевалов.
— Известно кто — начальники!—И Саша Долгушин метнул уничтожающий взор на улыбающегося Терентия Фомича.
— Говори толком, в чем дело?
— Ребята вышли на работу, их снимают с машин. Сажают других шоферов. Народ смеется... Передовая, комсомольская...— Саша Долгушин задыхался от негодования.
— Почему так? — спросил Перевалов Терентия Фомича.
— Приказано на перекрытие выделить самых опытных шоферов,— спокойно ответил Терентий Фомич.— Начальнику автобазы виднее, кому доверить.
— Неправильно,— возразил Перевалов.— Только что комсомольской колонне знамя вручали, а теперь стали нехороши. Нельзя так. Комсомольская колонна должна работать на перекрытии. Прошу вас, Терентий
Фомич, распорядитесь.
— Начальнику автобазы виднее,— упрямо повторил Терентий Фомич.
— В данном случае нам виднее,— жестко сказал Перевалов.— Прошу, распорядитесь.
Терентий Фомич покосился на Набатова, ища поддержки, но Кузьма Сергеевич как будто не слышал их спора.
— Вот не время этими фокусами заниматься! — проворчал Терентий Фомич, но все же подошел к телефону.
— Диспетчера автобазы... Говорит Швидко. Передай начальнику мое приказание комсомольскую колонну не ворошить... Что? Не уходят с машин?..—
Саша торжествующе улыбнулся.—Да, да, выпускайте на линию всю колонну в полном составе. Отправляйте машины под погрузку.
Терентий Фомич положил трубку и сказал Саше Долгушину:
— Цела твоя колонна, смутьян.
Вошел Николай Звягин и доложил Набатову, что машины стоят на бечевнике и ждут сигнала.
— Терентий Фомич, подавай команду начинать,— распорядился Набатов.
Терентий Фомич кивнул и пошел к выходу. Николай кинулся за ним.
— Обожди,— сказал Набатов.—Получи личное оружие.— Он снял с себя висевшую у него через плечо кожаную сумку и передал Николаю.— Ракетница. Красная ракета — на вылет вертолету. Зеленая — сигнал нашим подрывникам.— И, предупреждая вопрос Николая, добавил: — Я буду здесь.
Послышалось гудение приближающихся самосвалов.
Набатов вышел на крыльцо. Наташа задержала Николая.
— Коля, а мне все время здесь сидеть? Николай задумался, и Наташе стало неудобно, что
она отвлекает его в такое горячее время. Но Николай уже нашел выход:
— У тебя две учетчицы. Посади одну к телефону.
Наташа отправила к телефону Надю. Люба, которая все делала тщательно и аккуратно, была надежнее в качестве учетчицы. Надя не только не запротестовала, как того опасалась Наташа, а, напротив, была очень довольна. И когда Наташа сказала, что это ненадолго, всего на часок, Надя с достоинством возразила:
— Не бойся, не хуже тебя управлюсь. «Чудачка! — подумала Наташа.— Я бы ни за что
отсюда не ушла. Когда еще увидишь такое!»
Самосвалы шли нескончаемой вереницей, почти впритык, один за другим. Каждый вез огромную груду камня, горбом выпиравшую из кузова. Солнечные
лучи дробились на рваных гранях диабазовых и гранитных глыб. Наташа никогда еще не видела такого скопища машин. Первый самосвал, над кабиной которого полоскалось на ветру шелковое алое знамя, уже въехал на брусчатый помост и приближался к середине майны, где стоял сигнальщик с красным флажком в руке. Вереница машин заполнила всю лежневку до самого левого берега, дальше тянулась по бечевнику вдоль подножия скалы, а последние самосвалы еще были скрыты за поворотом.
В размеренном, неторопливом движении огромных машин было что-то торжественное. Наташа вспомнила недавно виденный киножурнал — парад войск на Красной площади, когда мимо Мавзолея проходили громоздкие танки. Сходство, конечно, было отдаленное, но ощущение величия и мощи такое же.
Головная машина поравнялась с сигнальщиком. Сигнальщик взметнул флажком. Машина развернулась на помосте и стала медленно пятиться, приближаясь к искрящейся на солнце голубой прорези майны. Наташа знала, что край помоста огражден отбойным бруском, и все равно по спине побежали мурашки: казалось, самосвал вот-вот сорвется с помоста и исчезнет в сверкающей пучине прорана...
Кузов самосвала вздыбился, и край развевающегося знамени коснулся нависших над майной каменных глыб. И тут же, словно ободренные этим прикосновением, каменные глыбы рухнули в проран. Высоко взметнулись сверкающие брызги, и в облачке водяной пыли промелькнула радуга.
— Начали! — сказал Набатов, взглянул на часы и крупным, размашистым шагом пошел к майне.
Николай, придерживая рукой хлеставшую по бедру сумку с ракетницей, поспешил за ним. Наташа тоже машинально посмотрела на часы. Было без семи минут двенадцать.
Головной самосвал спустился с помоста на лед и по блестящей лужами, наезженной дороге ринулся обратно на левый берег, мимо медленно продвигавшейся по лежневке вереницы машин. На большой скоро-
сти промчался он мимо диспетчерской, и стоявшую на крыльце Наташу обдало брызгами.Наташа думала, что следующий за головным самосвал сбросит камень на том же месте, и ждала с нетерпением, когда сигнальщик взмахнет флажком. Но самосвалы, густо двигаясь один за другим, заполнили весь помост, и только когда передний доехал почти до конца майны у правого берега, взметнулся флажок в руке сигнальщика. Все въехавшие на помост самосвалы враз сделали разворот, и Наташе показалось, что тяжелые, неповоротливые машины исполняют фигуры какого-то медлительно-торжественного танца.
Враз вздыбились кузова самосвалов, и лавина камня с далеко слышным шумом обрушилась в майну. Сверкающая завеса встала над помостом, и теперь уже широкой полосой явственно заиграла радуга.
Так же дружно, повинуясь взмаху флажка, разгрузившиеся самосвалы освободили помост, вытянулись в колонну и, набирая скорость, помчались вдогонку за далеко опередившей их головной знаменос-ной машиной.
И сразу темп движения самосвалов, идущих с грузом к майне, убыстрился. После второго «залпа» обе вереницы машин — груженых, идущих к майне и возвращающихся от майны порожняком — двигались почти с одинаковой быстротой. Наташа начала считать груженые машины, проходившие мимо нее, и едва не сбилась. И подумала озабоченно: «А как там Люба? Надо сходить к ней».
Не так легко было проскочить между быстро идущими машинами. Наташа перебежала дорогу, по которой шли порожние машины, но по лежневке самосвалы шли густо, и ей пришлось пережидать. Она стояла, словно на междупутье железнодорожного полотна, когда мимо в ту и другую сторону проносятся поезда. В ушах гудело от грохота и лязга, к горлу подступала тошнота от горького чада перегоревшей солярки. Ее то и дело обдавало россыпью брызг. Еще хорошо, что многие, заметив ее, старались объехать стороной.
Наташа пропустила уже более десятка машин и все не могла улучить момент, чтобы проскочить лежневку.
Наконец одна машина, поравнявшись с ней, притормозила. Из кабины высунулся Сеня Зубков и махнул ей рукой.
— Газуй быстрей!
Перебегая лежневку, Наташа услышала, как Сеня Зубков крикнул ей вслед:
— Наша взяла!
Наташа поняла, что Сеня Зубков торжествовал по поводу победы, одержанной над начальником автобазы, покушавшимся на авторитет комсомольско-моло-дежной колонны. Наташа была рада за комсомольцев и, сдернув с головы косынку, помахала Сене Зубкову.
Люба выбрала себе идеальную позицию для наблюдения. Она сидела на большом камне на оголовке ряжевой стенки. Машины проходили совсем рядом, и в случае необходимости можно было бы даже записать номер каждой. Наташа не стала отвлекать подругу вопросами. Она встала сзади и смотрела через
плечо Любы.У Любы была своя, тщательно продуманная система учета. Прошла машина, Люба ставила точку. Когда проходили вторая, третья и четвертая машины, на бумаге появлялись четыре точки — четыре вершины квадрата. Пятую, шестую, седьмую и восьмую машины Люба отмечала черточками, соединяя точки, и теперь на бумаге появлялся квадратик. Девятая и десятая машины были помечены диагоналями квадратиков.
Таким образом, каждый перекрещенный диагоналями квадратик обозначал десяток прошедших с грузом машин. Квадратики Люба располагала аккуратно, по десятку в строке. Каждая заполненная строка обозначала сотню машин. Сейчас Люба рисовала квадратик на половине второй строки.
— Молодец, Люба,— похвалила Наташа.— Мне будет очень легко передавать часовые сводки.
— А как же еще? — Люба пожала плечами.— Всегда так считают.
— А Надя знает эту систему? — спросила Наташа.
— Знает. Только я ей не доверю. У нее глаза разбегаются. Напутает, потом не разберешься. Сама буду отмечать до конца.
— Застынешь на ветру.
— Да нет, сегодня не холодно вовсе.
«Даже слишком тепло»,— подумала Наташа, вспомнив опасения Набатова.
И Наташа попыталась отыскать между кишевшими на помосте машинами грузную фигуру Кузьмы. Сергеевича. Он ушел туда вместе с Николаем.
На помосте было всего несколько человек. Наташа разглядела Терентия Фомича, его сразу можно было узнать по мохнатой черной шапке и бурому полушубку. Он стоял рядом с сигнальщиком на середине помоста. Николая и Кузьмы Сергеевича она не могла отыскать.
Может быть, они прошли на левый берег?.. Оттуда тоже началось наступление на реку.Большегрузные, двадцатипятитонные самосвалы — на стройке их называли большими МАЗами,— которые даже на таком расстоянии выглядели внушительно, подходили по одному к оконечности майны и прямо с берега ссыпали камень в воду.
Николай рассказал Наташе, какой спор разгорелся на совещании у Набатова. Терентий Фомич предлагал выпустить на лед большие МАЗы. Бирюков был решительно против. Терентий Фомич ссылался на то, что лед выдерживает экскаватор, который весит значительно больше. Бирюков возражал: не тот лед; одно дело — зима, другое — весна. И хотя было очень заманчиво включать в работу большие самосвалы — каждый рейс заменял пять рейсов обычных машин,— Набатов не поддержал Терентия Фомича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41