Каталог огромен, в восторге
..
Так, подобно мыльному пузырю, лопнула старая «страна Наири» и с нею вместе исчезли безвозвратно ее апологеты, претендовавшие на «исключительную» роль в ее судьбах.
«Трагическое» завершение истории Мазута Амо и К° звучит в книге Чаренца как трезвый приговор старому миру насилия и лжи. И смысл эпоса, его идейная целенаправленность становятся ясными и понятными, когда мы обращаемся к следующим словам «Предисловия автора»: «Может, и правда, что Наири — мираж, фикция, миф, сердечная болезнь... Но зато на месте Наири сегодня — страна, которая называется Арменией; и в этой древней стране жили вчера и живут сегодня ординарнейшие люди,— люди с обыкновенными особенностями обыкновенного человека. И больше — ничего. Не «Страна Наири», а лишь люди, которые живут сегодня в той части света, что называется Арменией и ныне стала Социалистической Советской Республикой, но до 1917 года была не чем иным, как отсталой окраиной русской империи. И ничего больше...»
В книге Епише Чаренца еще очень слабо звучит тема новой, возрожденной Армении. Да и люди, которые мечтают о ней, выглядят бледными, инертными, слабыми. Быть может, это следует объяснить сатирической природой произведения или незавершенностью всего замысла писателя (известно, что Чаренц собирался написать продолжение «Страны Наири»). Но как бы то ни было, книга эта явилась сатирической хроникой бесславного пути буржуазных националистов, «дела» и «помыслы» которых оказались столь чуждыми широким слоям трудящегося народа. И в этом — ее утверждающий, оптимистический пафос.
Родина Стефана Зорьяна — живописное армянское местечко Ко- ракилиса. Ныне — это город Кировакан, один из крупнейших промышленных центров Советской Армении. Здесь в 1890 году в патриархальной крестьянской семье родился будущий писатель. «В нашем селе,— вспоминает в автобиографии Зорьян,— праздновали сохранившийся с древних языческих времен праздник цветов (амбарцум), праздник дождя (вардавар), праздник благословения урожая, праздники навасард и масленицы. На праздниках много танцевали, играли на национальных инструментах, в изобилии принимали гостей и сами ходили в гости»1. Первые впечатления детства до сих пор не померкли в памяти писателя. Они связаны с увлекательными рассказами бабушки и матери, с задушевными песнями народных певцов — ашугов, со сказочно прекрасной природой родного края. Грамоте Зорьян начал обучаться у местного учителя Захара (в Армении таких учителей называли тогда «варжапетами»). Затем — каракилисская русская школа, которую Стефан окончил в 1906 году. Хотелось учиться дальше, получить хорошее образование, чтобы помочь родителям, братьям, сестрам. С этим твердым желанием Зорьян покинул родной город и приехал в Тифлис. Но мечта о продолжении учебы так и осталась мечтой: прием в армянскую семинарию был закончен. «Что мне оставалось делать? — пишет в автобиографии Зорьян.— Возвращаться стыдно, и я решил остаться... Стал работать где попало. К счастью, вскоре один товарищ устроил меня помощником корректора в одной из типографий».
Годы, проведенные в Тифлисе — очаге культурной жизни дореволюционного Закавказья,— сыграли огромную роль в формировании литературных интересов и пристрастий Зорьяна. Он сближается с представителями передовой армянской интеллигенции, упорно занимается самообразованием, запоем читает русскую и европейскую классику. Еще в каракилисской школе Зорьян открыл для себя неповторимый мир образов Пушкина и Лермонтова, Крылова и Гоголя. Теперь он зачитывается произведениями Льва Толстого, Достоевского, Чехова, Флобера, Мопассана, исподволь готовясь к самостоятельному творчеству. «Я любил,— пишет Зорьян,— только самое естественное, самое простое, где психология героев раскрывается без длинных выспренних речей, где подлинное движение души, где правда жизни».
В 1909 году в журнале «Лума» («Лепта») был напечатан первый рассказ Стефана Зорьяна «Голодные». Драматическая история о том, как доведенные нуждой до истощения крестьяне стали добычей голодных волков, составляет сюжетную основу рассказа, в котором обнаружилось одно из драгоценных качеств зорьяновокого дарования — его гуманистическая, демократическая направленность. В последующие годы произведения молодого писателя появляются на страницах многих армянских газет и журналов, его творчество привлекает внимание Ованеса Туманяна, Александра Ширванзаде, Ваана Теряна. Они советуют Зорьяну «любить одну правду — правду жизни», не поддаваться настроениям уныния и тоски, оберегать свой талант от соблазнов модного псевдоноваторства, постоянно совершенствовать писательское мастерство. Да и сам Зорьян в ту пору много размышлял над коренными вопросами творчества: об отношении к национальным и мировым литературным традициям, о роли писателя в современной жизни народа, об эстетическом и нравственном идеале литературы. Не на все эти вопросы молодой Зорьян находил тогда правильные ответы, но с каждым годом он все более и более убеждался, что действительно великие завоевания мировой (в том числе и армянской) литературы связаны с реализмом, с правдивым изображением глубинных и сложных процессов народной жизни.
Первая книга рассказов Стефана Зорьяна названа почти по- чеховски: «Грустные люди». Она вышла в 1918 году, то есть спустя девять лет после появления рассказа «Голодные». Исследователи творчества Зорьяна (С. Агабабян, Б. Брайнина, С. Хитарова, X. Саркисян и др.) справедливо усматривают в этом факте проявление большой взыскательности и требовательности писателя, остро ощущавшего свою ответственность перед читателем. Это — бесспорная истина, но хочется отметить и другое. Годы, предшествовавшие выходу в свет «Грустных людей», были ознаменованы событиями поистине огромного исторического значения: мировая война, втянувшая в свой водоворот десятки народов, победа Октябрьской революции в России, открывшая новую эру в судьбах человечества. Мощные общественно-политические силы пришли в движение и в Закавказье, война и революция произвели коренной перелом в сознании людей. В этих условиях первая книга Зорьяна явилась не только его блестящим литературным дебютом, но в значительной степени — итогом идейно-художественных поисков молодого писателя.
«В сборнике «Грустные люди»,— пишут в своей книге о Стефане Зорьяне Б. Брайнина и С. Хитарова,— есть рассказы, в которых преобладает драматический элемент.., есть рассказы сатирическо- комедийные.., есть и такие, в которых драматические и сатирическо- комедийные мотивы тесно переплетены. Любовь и жалость к маленьким, обездоленным людям определили содержание, пафос этого сборника».
О «маленьком человеке» в армянской литературе писали и Нар- Дос, и А. Ширванзаде, и О. Туманян, но именно Зорьяну принадлежит заслуга всестороннего, психологически достоверного и глубокого изображения трагикомической судьбы маленьких, обездоленных людей. Их невзгоды — результат несправедливых общественных отношений, социальных противоречий, в которых они бессильны разобраться, но которые калечат, уродуют в одинаковой степени и жизнь патриархального крестьянина, и жизнь мечтателя-интеллигента, и жизнь невинного деревенского мальчика. Чувство одиночества преследует почти всех героев книги Зорьяна, оно рождает в их душе страх, смятение, растерянность, делает их жизнь бессмысленной, никому не нужной. Таков, например, старый приказчик Погос из рассказа «Приятели», «духовные» интересы которого исчерпываются в ежедневно повторяющихся беседах с... кошкой, таков «горожанин Акоп» из рассказа «Зимняя ночь», любитель сплетен и пустопорожних разговоров.
Человеческая неполноценность «грустных людей» Зорьяна проявляется в самых неожиданных, порою прямо-таки анекдотических
ситуациях. Герой рассказа «Сахарница», молодой крестьянский парень, только что покинул стены тюрьмы. Он перебирает в памяти знакомых, у которых можно одолжить хоть немного денег. Набравшись храбрости, бедняга направляется к лавочнику Абелу, надеясь на помощь земляка. Но увы! Ловкий и хитрый обирала выманил у несчастного последние семьдесят копеек, сунув ему в руки сахарницу...
Барышня Мариам (из одноименного рассказа) всю жизнь мечтала о романтическом и благородном избраннике своего сердца. Вот наконец он явился к ней, и ее охватило трепетное чувство долгожданного счастья. Но «жених» оказался фальшивым: он просит Мариам... свести его с ее подругой...
Учителя приходской школы Келекяна (рассказ «Надзиратель») пытается соблазнить старая дева, дочь невежественного и тупого попечителя Качаняна. Жалкое «сопротивление» Келекяна закончилось тем, что его немедленно выгнали с работы... за безнравственное поведение.
В этих и некоторых других рассказах Стефана Зорьяна смешное соседствует с грустным, внешняя, объективная, обыденная картина жизни согрета неподдельным лиризмом, тонким юмором.
В ряду персонажей ранних произведений Зорьяна,— а это люди разного социального положения: бедные студенты, учителя, надзиратели, лавочники, мелкие чиновники, служители церкви и т. д.,— особое место принадлежит представителям трудового крестьянства, жизнь которого, полная лишений и страданий, была хорошо знакома писателю. Иной становится интонация повествования, иными красками пользуется художник, когда он рисует картину дореволюционной армянской деревни. Ирония сменяется искренней болью, анекдотические ситуации уступают место суровой действительности. «Мы видим,— пишет в этой связи критик С. Агабабян,— как писатель обращается к народу, следует тому здоровому литературному направлению, которое можно назвать «школой Туманяна» и которое опиралось на принципы художественного отображения народной жизни, могучих народных характеров и их высоких человеческих достоинств». В произведениях Зорьяна люди из народа, как правило, наделены многими добродетелями: они трудолюбивы, честны и искренни, прямодушны и откровенны, к ним проникаешься сердечным расположением. Вспомним некоторых из них.
Невосполнимы потери, понесенные старым крестьянином Соси: умерла жена, на фронте погибли два сына. Казалось, все вокруг потеряло для старика смысл и только смерть могла принести ему покой и утешение. Однако такое душевное состояние не соответствует подлинной сущности характера труженика-крестьянина. Властная потребность делать людям добро оказалась сильнее самого тяжкого горя. Вдоль сельской дороги Соси сажает деревья, любовно ухаживает за ними, думая о радости, которую они принесут людям (рассказ «Старик Соси»). Не менее прекрасен духовный облик деда Епрема. Слепой и дряхлый, с (вечно дрожащими, холодными, сухими руками, он доживает свои последние дни. Всем в доме надоел этот хворый дед, но он-то любит, любит людей и больше всех — маленькую внучку Астхик, которой рассказывает сказки, басни, рассказывает о других мальчиках, девочках и о том, «почему падают с неба звезды...» В этих, как бы ненароком оброненных словах, раскрыто нравственное богатство зорьяновского героя: его неутомимая жажда открывать для себя и для других людей поэзию мира. Почувствовав приближение смерти, дед Епрем просит внучку проводить его в поле, с которым была связана вся его трудная жизнь, которое теперь, в предсмертные минуты, так неудержимо тянет к себе. Многое вспоминает здесь дед Епрем. Пусть его воспоминания носят несколько идиллический характер, но они пронизаны таким острым ощущением красоты земли, в них столько лиризма и поэтичности, что сама картина смерти героя в весеннем поле превращается в символ бессмертия жизни (рассказ «Дед и внучка»).
Герои рассказа «Обитатели белого дома» — одинокие старики, муж и жена — живут в заброшенном доме, в глухом лесу. Это добрые, милые люди, наивные, как дети, привязанности которых всегда бывают искренними и бескорыстными. Писатель так и не сообщает, как зовут его героев,— это просто старик и старуха, прожившие безрадостную жизнь, не знавшие настоящего счастья, но так страстно мечтавшие о нем... Правы Б. Брайнина и С. Хитарова, отметившие, что «в этих рассказах, восхищаясь нравственным обликом труженика- крестьянина, Зорьян призывал не к протесту, не к изменению условий жизни, в силу которых люди были обречены на нищенское, бесправное, тоскливое существование, а к состраданию, к пассивному сочувствию...» Но этим, конечно, не исчерпывалось отношение художника к созданным им образам, к судьбе своих героев. Ведь в жизни, кроме патриархальных стариков и старушек, кроме Епремов и Соси, были куда более сложные человеческие характеры, и многие рассказы Зорьяна 1918—1920 гг. примечательны глубиной отраженного в них социального трагизма, «открытием» порою самых причудливых форм стихийного крестьянского протеста.
«С давних пор, наверное, еще с дедовских времен, сады Минаса и Тевоса находились друг подле друга...»,— так начинается рассказ «Изгородь». А вот начало другого рассказа — «Цован»: «Распря
пошла между братьями, Два месяца тому назад, то есть сразу же после смерти отца, когда они разделили все имущество на две равные доли, «неделенной» осталась корова с теленком». С первых же слов в этих рассказах определены «объекты» предстоящих баталий: сад, корова. Что же происходит? Минас и Тевос, и соответственно, конечно, их семьи, ведут нескончаемый спор о том, за чей счет должна быть выправлена имевшая форму полукруга обыкновенная, из колючих кустов и вереска, изгородь, разделявшая, вот уже сколько лет, их сады. Спор этот — не мелочная перебранка, он касается всех проблем — экономических, нравственных, психологических. Одновременно главное в этом конфликте — его неразрешимость, а стало быть, невозможность для любой из сторон доказать свою правоту, невозможность справедливости вообще. Постижение этой жестокой истины Минасом и Тевосом — неожиданный, но и закономерный итог их многолетних споров. И хотя герои Зорьяна кажутся действительно смешными и жалкими, когда они бестолково бранятся или «вступают в переговоры» с судьями и старостой, в их наивных и грустных размышлениях о правде и кривде нельзя не заметить стихийного протеста против той большой и крепкой изгороди, которая разделяла людей на бедных и богатых, бесправных и всесильных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Так, подобно мыльному пузырю, лопнула старая «страна Наири» и с нею вместе исчезли безвозвратно ее апологеты, претендовавшие на «исключительную» роль в ее судьбах.
«Трагическое» завершение истории Мазута Амо и К° звучит в книге Чаренца как трезвый приговор старому миру насилия и лжи. И смысл эпоса, его идейная целенаправленность становятся ясными и понятными, когда мы обращаемся к следующим словам «Предисловия автора»: «Может, и правда, что Наири — мираж, фикция, миф, сердечная болезнь... Но зато на месте Наири сегодня — страна, которая называется Арменией; и в этой древней стране жили вчера и живут сегодня ординарнейшие люди,— люди с обыкновенными особенностями обыкновенного человека. И больше — ничего. Не «Страна Наири», а лишь люди, которые живут сегодня в той части света, что называется Арменией и ныне стала Социалистической Советской Республикой, но до 1917 года была не чем иным, как отсталой окраиной русской империи. И ничего больше...»
В книге Епише Чаренца еще очень слабо звучит тема новой, возрожденной Армении. Да и люди, которые мечтают о ней, выглядят бледными, инертными, слабыми. Быть может, это следует объяснить сатирической природой произведения или незавершенностью всего замысла писателя (известно, что Чаренц собирался написать продолжение «Страны Наири»). Но как бы то ни было, книга эта явилась сатирической хроникой бесславного пути буржуазных националистов, «дела» и «помыслы» которых оказались столь чуждыми широким слоям трудящегося народа. И в этом — ее утверждающий, оптимистический пафос.
Родина Стефана Зорьяна — живописное армянское местечко Ко- ракилиса. Ныне — это город Кировакан, один из крупнейших промышленных центров Советской Армении. Здесь в 1890 году в патриархальной крестьянской семье родился будущий писатель. «В нашем селе,— вспоминает в автобиографии Зорьян,— праздновали сохранившийся с древних языческих времен праздник цветов (амбарцум), праздник дождя (вардавар), праздник благословения урожая, праздники навасард и масленицы. На праздниках много танцевали, играли на национальных инструментах, в изобилии принимали гостей и сами ходили в гости»1. Первые впечатления детства до сих пор не померкли в памяти писателя. Они связаны с увлекательными рассказами бабушки и матери, с задушевными песнями народных певцов — ашугов, со сказочно прекрасной природой родного края. Грамоте Зорьян начал обучаться у местного учителя Захара (в Армении таких учителей называли тогда «варжапетами»). Затем — каракилисская русская школа, которую Стефан окончил в 1906 году. Хотелось учиться дальше, получить хорошее образование, чтобы помочь родителям, братьям, сестрам. С этим твердым желанием Зорьян покинул родной город и приехал в Тифлис. Но мечта о продолжении учебы так и осталась мечтой: прием в армянскую семинарию был закончен. «Что мне оставалось делать? — пишет в автобиографии Зорьян.— Возвращаться стыдно, и я решил остаться... Стал работать где попало. К счастью, вскоре один товарищ устроил меня помощником корректора в одной из типографий».
Годы, проведенные в Тифлисе — очаге культурной жизни дореволюционного Закавказья,— сыграли огромную роль в формировании литературных интересов и пристрастий Зорьяна. Он сближается с представителями передовой армянской интеллигенции, упорно занимается самообразованием, запоем читает русскую и европейскую классику. Еще в каракилисской школе Зорьян открыл для себя неповторимый мир образов Пушкина и Лермонтова, Крылова и Гоголя. Теперь он зачитывается произведениями Льва Толстого, Достоевского, Чехова, Флобера, Мопассана, исподволь готовясь к самостоятельному творчеству. «Я любил,— пишет Зорьян,— только самое естественное, самое простое, где психология героев раскрывается без длинных выспренних речей, где подлинное движение души, где правда жизни».
В 1909 году в журнале «Лума» («Лепта») был напечатан первый рассказ Стефана Зорьяна «Голодные». Драматическая история о том, как доведенные нуждой до истощения крестьяне стали добычей голодных волков, составляет сюжетную основу рассказа, в котором обнаружилось одно из драгоценных качеств зорьяновокого дарования — его гуманистическая, демократическая направленность. В последующие годы произведения молодого писателя появляются на страницах многих армянских газет и журналов, его творчество привлекает внимание Ованеса Туманяна, Александра Ширванзаде, Ваана Теряна. Они советуют Зорьяну «любить одну правду — правду жизни», не поддаваться настроениям уныния и тоски, оберегать свой талант от соблазнов модного псевдоноваторства, постоянно совершенствовать писательское мастерство. Да и сам Зорьян в ту пору много размышлял над коренными вопросами творчества: об отношении к национальным и мировым литературным традициям, о роли писателя в современной жизни народа, об эстетическом и нравственном идеале литературы. Не на все эти вопросы молодой Зорьян находил тогда правильные ответы, но с каждым годом он все более и более убеждался, что действительно великие завоевания мировой (в том числе и армянской) литературы связаны с реализмом, с правдивым изображением глубинных и сложных процессов народной жизни.
Первая книга рассказов Стефана Зорьяна названа почти по- чеховски: «Грустные люди». Она вышла в 1918 году, то есть спустя девять лет после появления рассказа «Голодные». Исследователи творчества Зорьяна (С. Агабабян, Б. Брайнина, С. Хитарова, X. Саркисян и др.) справедливо усматривают в этом факте проявление большой взыскательности и требовательности писателя, остро ощущавшего свою ответственность перед читателем. Это — бесспорная истина, но хочется отметить и другое. Годы, предшествовавшие выходу в свет «Грустных людей», были ознаменованы событиями поистине огромного исторического значения: мировая война, втянувшая в свой водоворот десятки народов, победа Октябрьской революции в России, открывшая новую эру в судьбах человечества. Мощные общественно-политические силы пришли в движение и в Закавказье, война и революция произвели коренной перелом в сознании людей. В этих условиях первая книга Зорьяна явилась не только его блестящим литературным дебютом, но в значительной степени — итогом идейно-художественных поисков молодого писателя.
«В сборнике «Грустные люди»,— пишут в своей книге о Стефане Зорьяне Б. Брайнина и С. Хитарова,— есть рассказы, в которых преобладает драматический элемент.., есть рассказы сатирическо- комедийные.., есть и такие, в которых драматические и сатирическо- комедийные мотивы тесно переплетены. Любовь и жалость к маленьким, обездоленным людям определили содержание, пафос этого сборника».
О «маленьком человеке» в армянской литературе писали и Нар- Дос, и А. Ширванзаде, и О. Туманян, но именно Зорьяну принадлежит заслуга всестороннего, психологически достоверного и глубокого изображения трагикомической судьбы маленьких, обездоленных людей. Их невзгоды — результат несправедливых общественных отношений, социальных противоречий, в которых они бессильны разобраться, но которые калечат, уродуют в одинаковой степени и жизнь патриархального крестьянина, и жизнь мечтателя-интеллигента, и жизнь невинного деревенского мальчика. Чувство одиночества преследует почти всех героев книги Зорьяна, оно рождает в их душе страх, смятение, растерянность, делает их жизнь бессмысленной, никому не нужной. Таков, например, старый приказчик Погос из рассказа «Приятели», «духовные» интересы которого исчерпываются в ежедневно повторяющихся беседах с... кошкой, таков «горожанин Акоп» из рассказа «Зимняя ночь», любитель сплетен и пустопорожних разговоров.
Человеческая неполноценность «грустных людей» Зорьяна проявляется в самых неожиданных, порою прямо-таки анекдотических
ситуациях. Герой рассказа «Сахарница», молодой крестьянский парень, только что покинул стены тюрьмы. Он перебирает в памяти знакомых, у которых можно одолжить хоть немного денег. Набравшись храбрости, бедняга направляется к лавочнику Абелу, надеясь на помощь земляка. Но увы! Ловкий и хитрый обирала выманил у несчастного последние семьдесят копеек, сунув ему в руки сахарницу...
Барышня Мариам (из одноименного рассказа) всю жизнь мечтала о романтическом и благородном избраннике своего сердца. Вот наконец он явился к ней, и ее охватило трепетное чувство долгожданного счастья. Но «жених» оказался фальшивым: он просит Мариам... свести его с ее подругой...
Учителя приходской школы Келекяна (рассказ «Надзиратель») пытается соблазнить старая дева, дочь невежественного и тупого попечителя Качаняна. Жалкое «сопротивление» Келекяна закончилось тем, что его немедленно выгнали с работы... за безнравственное поведение.
В этих и некоторых других рассказах Стефана Зорьяна смешное соседствует с грустным, внешняя, объективная, обыденная картина жизни согрета неподдельным лиризмом, тонким юмором.
В ряду персонажей ранних произведений Зорьяна,— а это люди разного социального положения: бедные студенты, учителя, надзиратели, лавочники, мелкие чиновники, служители церкви и т. д.,— особое место принадлежит представителям трудового крестьянства, жизнь которого, полная лишений и страданий, была хорошо знакома писателю. Иной становится интонация повествования, иными красками пользуется художник, когда он рисует картину дореволюционной армянской деревни. Ирония сменяется искренней болью, анекдотические ситуации уступают место суровой действительности. «Мы видим,— пишет в этой связи критик С. Агабабян,— как писатель обращается к народу, следует тому здоровому литературному направлению, которое можно назвать «школой Туманяна» и которое опиралось на принципы художественного отображения народной жизни, могучих народных характеров и их высоких человеческих достоинств». В произведениях Зорьяна люди из народа, как правило, наделены многими добродетелями: они трудолюбивы, честны и искренни, прямодушны и откровенны, к ним проникаешься сердечным расположением. Вспомним некоторых из них.
Невосполнимы потери, понесенные старым крестьянином Соси: умерла жена, на фронте погибли два сына. Казалось, все вокруг потеряло для старика смысл и только смерть могла принести ему покой и утешение. Однако такое душевное состояние не соответствует подлинной сущности характера труженика-крестьянина. Властная потребность делать людям добро оказалась сильнее самого тяжкого горя. Вдоль сельской дороги Соси сажает деревья, любовно ухаживает за ними, думая о радости, которую они принесут людям (рассказ «Старик Соси»). Не менее прекрасен духовный облик деда Епрема. Слепой и дряхлый, с (вечно дрожащими, холодными, сухими руками, он доживает свои последние дни. Всем в доме надоел этот хворый дед, но он-то любит, любит людей и больше всех — маленькую внучку Астхик, которой рассказывает сказки, басни, рассказывает о других мальчиках, девочках и о том, «почему падают с неба звезды...» В этих, как бы ненароком оброненных словах, раскрыто нравственное богатство зорьяновского героя: его неутомимая жажда открывать для себя и для других людей поэзию мира. Почувствовав приближение смерти, дед Епрем просит внучку проводить его в поле, с которым была связана вся его трудная жизнь, которое теперь, в предсмертные минуты, так неудержимо тянет к себе. Многое вспоминает здесь дед Епрем. Пусть его воспоминания носят несколько идиллический характер, но они пронизаны таким острым ощущением красоты земли, в них столько лиризма и поэтичности, что сама картина смерти героя в весеннем поле превращается в символ бессмертия жизни (рассказ «Дед и внучка»).
Герои рассказа «Обитатели белого дома» — одинокие старики, муж и жена — живут в заброшенном доме, в глухом лесу. Это добрые, милые люди, наивные, как дети, привязанности которых всегда бывают искренними и бескорыстными. Писатель так и не сообщает, как зовут его героев,— это просто старик и старуха, прожившие безрадостную жизнь, не знавшие настоящего счастья, но так страстно мечтавшие о нем... Правы Б. Брайнина и С. Хитарова, отметившие, что «в этих рассказах, восхищаясь нравственным обликом труженика- крестьянина, Зорьян призывал не к протесту, не к изменению условий жизни, в силу которых люди были обречены на нищенское, бесправное, тоскливое существование, а к состраданию, к пассивному сочувствию...» Но этим, конечно, не исчерпывалось отношение художника к созданным им образам, к судьбе своих героев. Ведь в жизни, кроме патриархальных стариков и старушек, кроме Епремов и Соси, были куда более сложные человеческие характеры, и многие рассказы Зорьяна 1918—1920 гг. примечательны глубиной отраженного в них социального трагизма, «открытием» порою самых причудливых форм стихийного крестьянского протеста.
«С давних пор, наверное, еще с дедовских времен, сады Минаса и Тевоса находились друг подле друга...»,— так начинается рассказ «Изгородь». А вот начало другого рассказа — «Цован»: «Распря
пошла между братьями, Два месяца тому назад, то есть сразу же после смерти отца, когда они разделили все имущество на две равные доли, «неделенной» осталась корова с теленком». С первых же слов в этих рассказах определены «объекты» предстоящих баталий: сад, корова. Что же происходит? Минас и Тевос, и соответственно, конечно, их семьи, ведут нескончаемый спор о том, за чей счет должна быть выправлена имевшая форму полукруга обыкновенная, из колючих кустов и вереска, изгородь, разделявшая, вот уже сколько лет, их сады. Спор этот — не мелочная перебранка, он касается всех проблем — экономических, нравственных, психологических. Одновременно главное в этом конфликте — его неразрешимость, а стало быть, невозможность для любой из сторон доказать свою правоту, невозможность справедливости вообще. Постижение этой жестокой истины Минасом и Тевосом — неожиданный, но и закономерный итог их многолетних споров. И хотя герои Зорьяна кажутся действительно смешными и жалкими, когда они бестолково бранятся или «вступают в переговоры» с судьями и старостой, в их наивных и грустных размышлениях о правде и кривде нельзя не заметить стихийного протеста против той большой и крепкой изгороди, которая разделяла людей на бедных и богатых, бесправных и всесильных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11