Сегодня была пятница. Фируз, решив, что дела по хозяйству в общем закончены и в понедельник можно выходить на работу, отправился к директору совхоза.
В приемной директора, там, где раньше сидела знакомая Фирузу девушка-секретарь, сейчас печатала одним пальцем на машинке симпатичная женщина средних лет. На подоконнике жужжал вентилятор. Больше в приемной, кажется, ничего не изменилось за два минувших года. Хотя, да... директором совхоза сейчас Наймов, тот самый, за которого вышла Назокат.
...Наймов с сигаретой во рту сидел за большим полированным столом и читал газету.
«Прежнего директора трудно было застать на месте,— невольно подумал Фируз.— Говорят, сейчас он
работает главным агрономом в нижнем совхозе, Там, конечно, дела побольше...»
Увидев Фируза, Наймов неторопливо отложил газету в сторону, с минуту молча смотрел на него, потом вынул изо рта сигарету, погасил ее в пепельнице и пригласил:
— Садитесь.
Фируз смотрел на него, узнавая и не узнавая, и удивленно размышлял, как может человек измениться до такой степени за каких-нибудь два года.
Когда Фируз после школы пришел работать в совхоз, Наймов, тогда молодой специалист, был здесь завгаром. Фируз запомнил его худощавым симпатичным парнем, а теперь в кабинете за столом директора перед ним сидел будто другой человек. Полное круглое лицо его говорило о довольстве, глаза смотрели как-то сонно, и, казалось, только густые брови и крупный нос остались от прежнего Наимова.
— Не узнаете меня?— наконец нарушил молчание Фируз.
Он, конечно, понимал, что Наймов не мог забыть его, и спросил неспроста. Издавна сложилось так, что жители из родного села разделяли себя на две группы или рода: «ходжи» и «табармусульмане». Сообщества эти не всегда хорошо уживались друг с другом. «Ходжи» с незапамятных времен считали себя привилегированным слоем среди мусульман, к «табармусульманам» же относили тех, чьих предков, по преданию, обратили в мусульманство насильно. «Ходжи» жили в нижней части села, а «табармусульмане»— в верхней, и это разделение соблюдалось издавна. Семьи из этих двух частей села не брали друг от друга девушек замуж, не отпускали сыновей — избегали вступать в родство. За соблюдением обычая следили больше старики — случалось и так, что, встретившись лицом к лицу, они делали вид, будто не знают друг друга, и не обменивались приветствиями. Фирузу обычай этот не нравился, но сегодня ему не нравилось еще и то, что «ходжа» Наймов делал вид, будто не может вспомнить «табар-мусульманина» Фируза.
— Как же, как же, конечно, узнал!— сказал наконец Наймов.— Как не узнать? Вы же бывший наш тракторист. Фируз... как там еще? Ах, да.., Мардонов.
Мы ведь, кажется, односельчане. Служили ведь в армии... И давно вернулись?
— Две недели.
— Да, да,— протянул Наймов, постукивая пальцами по столу.— Ну и что вы от меня хотите?
— Пришел поступить на работу.
— Работа... работа...— продолжая барабанить пальцами, повторил Наймов.— По закону вы имеете право после службы вернуться на прежнее место. Однако предупреждаю: свободных тракторов у меня нет, все заняты. Что будем делать?— словно бы обращаясь к самому себе, спросил директор.
— Автомашина свободная найдется?
— Так вы, кажется, не были водителем...
— В армии научился.
— Значит, и шофером стали, да? Так, так... хорошо. Но жаль, и машины лишней у меня нет. Одна, правда, должна скоро освободиться, только... Если отдам ее вам, знаете, что будет? Скандал. А почему?.. Да потому, что желающих работать в совхозе водителем не так уж мало...
Говорил Наймов тихо и мягко, как будто убеждая.
— Если кто пожелает скандалить, это его личное дело,— сказал Фируз.— Вы же дадите мне трактор, а если нет, то машину, сейчас, вне всякой очереди. Закон вы знаете не хуже меня.
«Странный какой-то парень,— подумал Наймов.— Настроен явно враждебно. Или правда то, о чем предупреждал Насир?..»
— А если мы вам другую работу подыщем?
— Какую?
— Например, слесарем пойдете?
— Нет.
«Нет...»— повторил про себя Наймов и, поразмыслив, решил, что, пожалуй, нет резона отказывать парню. Сразу видно, упрямый и настырный, может и жаловаться пойти — по разговору видно. И своего добьется. Конечно, закон на его стороне. Если уж так все складывается, то зачем ему, Наимову, встревать в склочное дело? Эту проклятую машину он собрался было передать одному нужному человеку. Значит, тому придется подождать... Ладно, переживем, нужного же человека можно отблагодарить иначе — сердце его, как
говорится, найти легко. Однако почему этот парень держится так враждебно? Давно, года три, наверное, назад, когда он только собирался жениться на Назо- кат, младший брат Насир как-то показал ему на улице Фируза и предупредил, что этого парня часто видят рядом с ней — дружат еще со школы..,
— Так вы хоть отдохнули после возвращения? Погуляйте еще с недельку — может, к этому времени и та машина, о которой я говорил, освободится.
Слушая Наимова, почему-то Фируз испытывал то же ощущение, как если бы босиком наступил на лягушку.
— Так через неделю?
— Да, загляните через недельку, поговорим.
Фируз медленно возвращался по тихой тенистой улице, ведущей в райцентр, и на душе у него было невесело. Не может он забыть Назокат... Вспомнит — и будто невидимая рука сжимает сердце, и настроение целый день подавленное. Можно ли так мучить себя? Как говорится, давно пора было прочесть молитву по минувшему. Из-за Назокат и с Наимовым не смог говорить по-человечески. Увидел его, и сердце перевернулось, сразу забыл, что хотел держаться спокойно, ничем не выдавая своих чувств. Да и, собственно, в чем провинился перед ним Наймов? Сам ходил разиня разиней, сам и остался с носом — потерял Назокат... Ведь цветок достается тому, кто первым решится сорвать. Наймов сумел опередить его, а он все не торопился, откладывал на завтра. Так и не решился сказать Назокат, что у него на сердце, сказать ей, что любит, что хочет взять в жены,— так почему ж теперь он злится на Наимова? Злится или ревнует? Хотя какая разница. Все одно плохо. Наимова он, похоже, ненавидит, однако есть в этом что-то низкое—или, быть может, у него нет чувства собственного достоинства?.. Нет, нужно быть мужчиной. Наймов ведь не отбивал у него Назокат и, наверное, даже и не догадывается о боли его сердца. И Назокат ведь ему, Фирузу, тоже ничего не обещала... Тогда отчего же ему так больно знать, что они были мужем и женой и что их семейная жизнь закончилась разрывом? Да, это правда: после того как
Фируз услышал от Сафара, что Назокат ушла из дома Наимова, горькое чувство на сердце стало будто вдвое сильнее. Словно он жалел не только себя, но и Назокат... Если Наймов поймет, в чем дело, наверняка в душе посмеется над ним. Хотя почему — если поймет? Не исключено, что он прекрасно все знает, неспроста ведь так холодно встретил его сегодня...
— Фируз!—окликнули его с другой стороны улицы.
Он поднял голову и увидел Сафара, с улыбкой направлявшегося навстречу. Фируз машинально отметил, что друг его сегодня выглядит необычно празднично: вместо всегдашней своей ковбойки белая рубашка, хорошо отглаженные брюки, модные туфли, и привычной старенькой тюбетейки не видать. В город, что ли, собрался?
— Что это ты так вырядился?
— А я тебя ищу! Забегал к тебе—мать сказала, пошел к директору совхоза... Пойдем, поговорим?
— Ладно,— согласился Фируз,— куда пойдем-то?
— Знаешь столовую возле парка? Там сейчас прохлада, да и парк новый посмотришь, пошли.
— Ты что, отпуск взял?— на ходу расспрашивал Фируз.— Вроде сегодня рабочий день, а ты ходишь руки в карманы.
— А-а-а...— Сафар от души посмеялся.— Никогда не видел меня таким фронтом?
— Да нет, один раз было.
— Это когда же?— удивился Сафар.
— Два года назад, в день своей свадьбы.
— Верно, было, было... Ну в день свадьбы — это грех небольшой.
— Слушай, ты что мутишь воду? Я тебя о деле спрашиваю. В совхозе самый разгар работы...
— А я ушел из совхоза,— беззаботно объявил Сафар.— Хочу погулять недельку, передохнуть.
— Шутишь?— Фируз остановился и пристально вглядывался в лицо друга.
— С чего бы мне шутить? Правду говорю,— уже серьезно ответил Сафар.— Совхоз — это, как говорится, не для меня.
— Четыре года, значит, был для тебя, а сейчас — нет?
— Пока был прежний директор, Хакимов, работа
лось хорошо. Но этот... Полтора года терпел, больше не могу.
Они вошли через ворота в парк, чистый, прохладный и тенистый; посыпанной песочком аллеей двинулись в сторону райцентровской столовой.
— Слушай, ну что случилось? Ведь когда он был завгаром, казался вполне приличным...
— Да, к а з а л с я,— подтвердил Сафар и, посмотрев сбоку на Фируза, отметил:— Надо же, ты ростом обогнал меня, не зря, значит, армейский хлеб ел.
— Ему про тутовник, а он про иву! Ты что, не хочешь говорить?
— Нет, правда, в тебе сейчас не меньше, чем метр восемьдесят.
— Угадал,— согласился Фируз и перестал приставать с расспросами. Захочет — сам скажет...
Столовая в этот предобеденный час была пуста, однако откуда-то из задних помещений доносился пряный запах шашлыка. Две официантки с одинаковыми высокими прическами, обе крашеные, но одна худая, а другая полненькая, стояли у окна, смотрели на улицу и чему-то негромко и беззаботно смеялись. Увидев молодых ребят, они поправили волосы.
— По три шашлыка и по сто пятьдесят водки,— заказал Сафар.
— А не много ли в такую жару?— забеспокоился Фируз.— Тебе никуда не ехать?
Сафар только махнул рукой.
Выпив по рюмке, закусили сначала помидорами с луком, потом Сафар взял с тарелки шампур и поторопил:
— Ты что, забыл, что шашлык надо есть горячим, иначе вкус не тот. Бери и ешь!
— Взять-то я возьму... но ты скажешь, наконец, почему ушел из совхоза?
— Денег мало платят,— жуя, объяснил Сафар.
— Как мало? Ты ж раньше меньше двухсот не получал.
— Раньше-то я работал в совхозе, а сейчас, получается, в какой-то лавочке. За баранкой сижу дольше, чем прежде, а зарабатываю втрое меньше. Большую часть той работы, что я делаю, совхоз не оплачивает. Не оплачивает потому, что каждый день машина нужна или родственникам Наимова, или его приятелям. Одному привезти сена, а другому камень, этому нужны дрова, тому земля... Да еще и грузить и выгружать приходится, Директор прикажет — не откажешься от поездки, а в день получки на руки шестьдесят-семьдесят, хорошо, восемьдесят рублей. А я ведь не один, у меня семья. За восемьдесят рублей и кошка на солнышко не вылезет, Когда ходил к Наимову, спрашивал, почему так мало начислили, он то ругался, то смеялся. В общем, повторял одно и то же: машина, мол, под тобою, руки тебе никто не связывает, нужны деньги — умей вертеться, как другие шофера, путей много. Но, понимаешь, Фируз, не могу я ходить этой дорожкой, на которую он меня толкает. Не привык, да и не хочу. Не всем же быть такими, как его брат Насир... Нет, друг, совхоз, где руководителем Наймов, не для меня. Пойду на автобазу, уже и договорился. Через несколько дней получу машину. Если хочешь, и тебя там устроим. Работы много, и директор, говорят, толковый.
— Когда же ты успел уволиться? Ведь еще в понедельник приезжал к нам на своем ГАЗе.
— Вчера рассчитался.
— А машину твою кому отдали?
— Кажется, пока без хозяина.
Фируз вспомнил недавний разговор с Наимовым,
— Слушай, мне ведь Наймов сказал зайти через неделю. Мол, какая-то машина должна освободиться.
— Чтоб его лицо почернело!— воскликнул Сафар.— Ей-богу, это он о моей машине. Вот лиса, а! Через неделю... Ему ведь только неделю и нужно, чтобы обойти тебя и отдать машину кому-то из своих. Так сказать, верный кусок хлеба с маслом.— Сафар помолчал, подумал, потом добавил спокойнее:— Все же должен сказать, что он трусоват. Ведь ты вернулся из армии, по закону можешь прийти на прежнее место. Не исключено — побоится отдать машину другому.
Постепенно столовая наполнялась народом, начался обеденный перерыв.
Сафар еще раз наполнил рюмки. — Ладно, не будем больше о работе.
В это время в дверях столовой показался Насир, младший брат Наимова. Оглядев зал и заметив Фируза с Сафаром, он направился прямо к ним, кивком поздоровался и, придвинув стул, без приглашения подсел к столу. Громко окликнул официантку, заказал себе поесть и только потом с деланным равнодушием обратился к Сафару:
— Ну, как жизнь?
— Не видишь разве: настроение отличное,— в тон ему ответил Сафар.
— Все же скажу, ты поступил необдуманно.
— Который из моих поступков кажется тебе необдуманным?
— Зачем уходишь из совхоза, для чего подрываешь авторитет руководства, разве тебе мешали жить?
Фируз молча слушал, пытаясь понять и разглядеть, что за человек стал Насир. Они знали друг друга с детства, одиннадцать лет вместе учились в школе. И сейчас Насир был вроде бы прежний — все те же редкие брови, и смуглая кожа, и широкие плечи, и крепкие мускулы... Только пополнел, пожалуй, излишне, как и брат. На голове синяя выцветшая фуражка, из-под нее торчат длинные пряди волос... рукава рубашки закатаны до локтей, грудь нараспашку. Фируз знал, что На- сира не взяли в свое время в армию из-за какой-то мудреной болезни, но водителем брат его устроил...
— Ладно, пейте, а то остынет.— Насир ухмыльнулся, взглядом указывая на рюмки.— Сафар, налей и мне.
Фируз пригляделся к Насиру повнимательнее, слушая его разговор, видя опухшие веки и мутноватые глаза, подумал, что вот странно: вроде бы пришел рабочий человек пообедать в свой перерыв, но выглядит беспечным и равнодушным — мол, пропадайте вы все пропадом, пусть хоть полсвета в тартарары провалится,— я даже не моргну!
— За рулем, а просишь налить,— укоризненно ответил Сафар и, подняв свою рюмку, обернулся к Фирузу:— Ладно, бери.
Насир заинтересованно смотрел, как они выпили и как ставили рюмки на стол, потом сказал обиженно:
— Надо же, умнее всех выискался!—Лениво поднявшись с места, направился к буфету. Вернулся с полным стаканом в руке.— Пью, да на свои, а за свои хоть звезду с неба достану — были бы в наличии!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18