— Добрый день, пан водитель, прошу документы! Вы понимаете, какое допустили нарушение?
— Я оскорбил лучшие чувства хорошей пожилой женщины. Представьте себе, она продавала букет роз за десять крон, а я ей...
— Так-так! Шуточки шутим? А ну дыхните!
— Пожалуйста!
Я дохнул, ничего не обнаружилось, да и не могло ничего обнаружиться. За весь день я не выпил даже пива.
— Ну а теперь документы!
Вокруг уже толпятся зеваки, готовые защитить меня от несправедливых придирок.
— Ну что он такого сделал? Подумаешь, на секунду остановился!
— Да уж, содрать штраф — на это они мастера!
Я предпочитаю махнуть у него перед носом удостоверением личности. Новичок растерялся.
— Я не знал, что...
— Не о чем говорить, приятель! Факт, что я стою не там, где положено. Я готов уплатить штраф по квитанции.
— Двадцать крон,— бормочет он и протягивает мне квитанцию.
Я плачу, отъезжаю. Салажонок в форме разгоняет зевак.
— Ну уж пешеход-то небось еще может стоять где хочет!
— Безусловно, но не на проезжей части! Все на тротуар!
Да, нелегко нашему брату.
ИРЕНА СЛАДКАЯ
появляется с примерной точностью, она опоздала всего на десять минут. В полумраке, разорванном здесь и там пламенем свечей на столах, она неуверенно пробирается, всматривается и, когда наконец замечает меня, улыбается и приветственно поднимает руку,—жест старый, как мир: видишь, я пришла безоружной. Я благовоспитанно вскакиваю со стула, усаживаю ее.
— Я так рад, что вы пришли.
— Я тоже. Вы не представляете, что значит видеть вокруг себя одних женщин!
— Вот бы мне так!—вздохнул я. Ирена улыбается:
— Они вскоре сидели бы у вас в печенках.
— Да нет, я выносливый.
— Вам, наверно, это необходимо. И что же, при всей вашей выносливости... вы до сих пор не женаты?
Видали, на что женщины обращают внимание? Их не очень-то интересует ваша внешность и уж тем более ваши положительные качества, прежде всего они смотрят, есть ли на левой руке кольцо.
— Я разведенщик.
— То есть?
— Разведенщик. Это как профессия. Жестянщик, носильщик, кровельщик, мойщик — то бишь помойник.
— Закройщик, обойщик, маслобойщик, больше не знаю.
— У вас, я вижу, тоже была единица по чешскому.
— И по математике,—горделиво вскинула она голову.
— Л у меня еще и по физкультуре,— вздохнул я.— Зато теперь вон пузо. Гимнастикой занимаюсь мало, а кормлюсь одним хлебом.
— Вы для себя не стряпаете?
— Очень редко.
— В таком случае не удивляюсь, что никто не хочет за вас замуж,— улыбнулась она снова.— На что современной женщине мужчина, который не умеет готовить?! И что вы в таком случае умеете, если не умеете готовить? В Китае готовят мужчины, в гранд-отелях тоже. В Индии они даже белье стирают. В Америке гладят и стирают пеленки. Это только мы здесь такие отсталые.
— Что будем заказывать?—наклоняется к нам метрдотель Карел. Как и полагается, он держит себя так, будто видит меня первый раз в жизни.
— Мы хотим поужинать.
— Пожалуйста. Сейчас принесу меню. А что будем пить? Что для дамы?
— Красное, но сколько?—говорит Ирена.—Вы на машине?
— Разумеется,— сказал я.
— А вы хорошо запарковались? Можете оставить ее до утра? Я не умею пить одна, не люблю.
— Гм!—хмыкнул я.— Что ж, я к вам присоединяюсь. Но я собирался отвезти вас потом домой. Машина у меня сверкает, как рождественская елка.
— Покажете мне ее в другой раз.
—Уговорили! Бутылку красного.
— Есть «Плавац», «Лаврентий», «Бычья кровь», испанское, французское красное...
— Ну, пожалуй, испанское!— воодушевляется моя дама, и метрдотель оборачивается ко мне в ожидании кивка, словно бы в эмансипированном обществе слово женщины ничего не значит. Что ж, я киваю. Он отходит от нас.
— Вы его знаете?
— Нет, с чего вы взяли?
— Но он такой кроткий. Обычно — наглец наглецом.
И опять у меня есть над чем поразмыслить. Коль скоро она здесь не впервые, то когда, при каких обстоятельствах и с кем приходила она сюда раньше?
— Вы чем-то расстроены?
— Нет, просто задумался.
— Надеюсь, не о работе? Больше всего меня возмущает, когда мужчина, пригласив меня на ужин, вместо того чтобы уделить мне внимание, начинает решать про себя какие-то проблемы. Для этого у вас есть контора. Или дом, если он у вас есть.
— Есть. Двухкомнатная квартира. В одной комнате я живу, в другой думаю.
Она помрачнела.
— Вот в чем я нуждаюсь до зарезу!—сказала она.— Этим нашим пансионатом я уже сыта по горло. Мы все ладим друг с другом, тут ничего не скажешь, и весело бывает, но это не дом.
— Да, не дом.
— Уже одно сознание того, что у меня нету там своего угла, что я не могу держать там все свои вещи, все книжки или картины, уже одно это меня выбивает из колеи.
— Так перебирайтесь жить ко мне!—предложил я. Она замерла, не завершив размашистого жеста.
— Может, вы и выносливый, но невоспитанный,— принялась она рассуждать.—Мы знакомы всего несколько дней,— да еще при каких обстоятельствах познакомились-то!— впервые ужинаем вместе, и вы уже себе такое позволяете.
— Боже упаси!— вскричал я, да так громко, что кое-кто из посетителей обернулся на нас.— Боже упаси!— повторил я шепотом.— Моя матушка была католичка, а отец — членом профсоюза. У меня самое лучшее воспитание, какое я только мог получить. Я это мыслил как акт гражданской взаимопомощи, в этом нет ничего зазорного. Одной комнаты с меня достаточно, да и потом я постоянно отсутствую. Некому цветы полить.
— Ах, у вас еще и цветы есть!
— А что такого? Может, это не похоже на меня, но я романтик. Я люблю природу, а...
— А?..
— Да ничего, это так, сорвалось.
— Нет уж, сказали «а», говорите и «б»,—сказала она строго.
— А больше всего мне нравятся женщины с длинными волосами,— сказал я сокрушенно.
Ирена рассмеялась.
— Теперь я поняла, чего мне не хватало!—сказала она с удовлетворением.— Вот такого мужского юмора.
Официант принес бутылку испанского вина. С важным видом он продемонстрировал мне этикетку с башнями, обрезал фольгу, со знанием дела извлек пробку, налил несколько капель в фужер. Держа в одной руке бутылку, обернутую салфеткой, а другую заложив за спину, он возвышался над нами, как статуя Гостеприимства. Я кивнул в сторону Ирениного фужера, он налил нам обоим, бутылку погрузил в ведерко с надписью «На здоровье! Скол!» и даже с каким-то арабским орнаментом, чуть отступил, выжидая, удовлетворены ли мы, и только после этого положил перед нами меню. Он не отходил от нас до тех пор, пока мы не сделали заказ, в то время как сидевшие за соседними столиками тщетно пытались привлечь его внимание к себе.
— Вообще-то не знаю,— сказала Ирена, когда он отошел.— Форель и красное вино? Нас примут за варваров.
— Ну и пусть себе принимают!
— Надо было заказать угря или камбалу. Тогда никто бы не разобрался, что у нас на тарелках, и мы бы не ударили в грязь лицом.
— Давайте вернемся к нашему разговору! Это для меня крайне серьезно!—сказал я.
— Или хотя бы тунца. Вы что-то сказали?
— Нет. Ничего,— сделал я обиженный вид.
— Да ну, что вы! Если это с вашей стороны так серьезно, а я вам верю, что это так, то вам придется немного подождать. Дать мне время. Как же так — переехать к человеку, с которым я еще позавчера... или позапозавчера...
— Я сказал глупость, забудем об этом!—сказал я и поднял бокал.
— Однажды я вам уже говорила, что вы держите себя вполне по-человечески. Ну так — ваше здоровье!
Приветствие у лыжников.
— Скол!
Неприятный момент миновал и словно бы нас даже сблизил. На все нужно время. Впрочем, может, я не так уж и провинился, выказав свой интерес к ней. Отныне в наших отношениях будет больше- ясности, и, коль скоро она мое предложение приним-ает с улыбкой, стало быть, оно не было ей неприятно.
— Но вы должны мне позволить напоминать вам о себе каждую неделю. Справляться, не наступило ли время, когда мы уже узнаем друг друга достаточно хорошо.
— Согласна.
— А теперь займемся ужином! Все равно я не знаю, о чем еще говорить. Я не больно-то горазд разговоры разговаривать.
— Однако глазам не прикажешь. А они говорят за вас.
— О, карамба! Надепу-ка я в таком случае темные очки.
— Ну зачем же, мне очень даже нравится то, что они говорят. Это нравится любой женщине.
Что остается делать, когда вам запрещают говорить и о работе, и о своих чувствах? Я принялся говорить о еде. До седьмых небес превозносил форельку, но был не очень-то искренен. Мне доводилось вкушать форель и получше. Сомневаюсь, чтобы вкус у меня был тогда тоньше и что я его испортил, питаясь в нашей столовке и бесконечными паштетами из консервных банок. Просто в пору моей юности форель была вкуснее, я говорю это не из ностальгии, а по здравому размышлению. У нее был привкус чистой воды, в которой она сновала, и папоротника, в котором она хоронилась. Частенько она отдавала браконьерством, золой, в которой ее запекали, но не подгорелым растительным маслом, как эта. У нее был привкус каникул и привкус масла из трав, если ее приготавливала бабушка. Вот оно, невзначай я нащупал для себя отрадную программу на будущее. Когда уже ни одна женщина не будет обращать на меня внимание, я просто-напросто сосредоточусь на хорошей пище: без женщин прожить еще можно, а вот без радостей — нет.
—Минуту назад вы выглядели как побитый сенбернар, а теперь улыбаетесь,— похвалила меня Ирена.
— Проигрывать нужно уметь.
—'А у вас такое ощущение, будто вы проиграли?
— Еще бы! Конечно! Хорошо, что вы заговорили об этом. У меня действительно было такое ощущение. Но я утешился. Я сказал себе: если вы меня отвергнете, я переключусь на еду. Так поступают некоторые детективы. На-
пример, Ниро Вольф. Капитан Экснер, мой шеф. И Мегре тоже, хотя он и делает это незаметно. Без громких слов он смакует лучшую кухню в мире.
— Китайскую? — Какую там китайскую! Я думаю, во всяком случае, И я об этом читал, что лучшая кухня — французская.
— Тут мы расходимся во мнениях,— сказала она.— Как-то я была на даче у Ферды, и там мы... Что-нибудь случилось?
— Вы говорите — на даче?
— А разве вы не знаете, что у Ферды была дача? Он отмечал день рождения, кажется сорокалетие, и приготовил...
— Дьявольщина! Как жаль, что вы не упомянули об этом раньше! Дьявольщина! Как жаль, что вы не упомянули об этом позже. Знаете, что я вынужден сейчас сделать?
— Нет.
— Ужасно досадно, но мне придется наскоро все это проглотить и бежать. Л я так ждал ужина с вами! Черт побери!
— Ну ничего. Мы можем повторить.
— Мне бы очень этого хотелось! Официант! Получите с меня.
— А вы не могли бы только позвонить и еще немного посидеть!
— Мог бы, но я буду как на иголках. Даже несмотря на то, что рядом вы. Ох уж этот папаша, и надо же было воспитать меня таким добросовестным! Я должен бежать.
— Понимаю. Я не в обиде. У вас работа.
— Так получите же с меня, черт подери! Вы пока напишите, где это, а я пойду позвоню. Если найти сложно, то набросайте, пожалуйста, план.
— Хорошо.
Я позвонил Экспсру.
— Как же это мы не знали о даче?
— А откуда, скажи на милость, мы могли это знать? Дома у него никаких документов на дачу, ни страховки, ничего. Никто об этом не упоминал.
— Если хочешь остаться, то скажи, где это, я сгоняю туда сам.
— Никак ты тоже с неба свалился? Ты что, первый день меня знаешь? Работа прежде всего, несмотря на то что мы здесь с Иреной уже снимали мерки для обручальных колец. Заезжай сюда за мной, так будет быстрее всего.
О'кэй! Еду!
Я вернулся к столику. Ирена протянула мне листок с планом.
— Мне безумно досадно, что так получилось!—сказали.
— Мы это восполним, наметим другой день. Знаете, мне это даже нравится, мне импонируют люди, которые так относятся к своей работе. Сейчас большинство работает так, будто состоит с работой в браке.
— Я вижу, у нас приблизительно одинаковый опыт семейной жизни.
— Я тоже уже об этом подумала.
Мы вышли из ресторана. В проходе рядом с нами возникла фигура директора заведения Яна Кртечки. Он с сожалением качал головой.
— Так рано покидаете нас? Видно, вам здесь не очень-то понравилось?
— Мы придем в другой раз,— пообещала Ирена за нас обоих.
— Будем ждать!— открыл он перед нами дверь.— Желаю приятно провести вечер,
Я остановил проезжавшее мимо такси и посадил в него Ирену. Когда я наклонился к окошку, чтобы пожелать ей спокойной ночи, она неожиданно поцеловала меня в щеку. А вот если вы ждете поцелуя, то можно дать голову на отсечение, что такового не последует, И наоборот, Такси тронулось, и мы помахали друг другу.
Само собой разумеется, Экснер не мог не присутствовать при этой сцене. Едва такси отъехало, он включил фары. Он всюду там, где ему быть не следует.
— Поехали!—крикнул он мне.— Ты такой распаленный, что дыру прожег на асфальте! Садись, поехали.
— Как ты успел так быстро?
— Я звякнул старику и сразу же помчался. Дача, а? Понимаешь, что это может нам дать?
— Понятия не имею. Может, обнаружим там еще какую-нибудь улику.
— Может. Но чует мое сердце, что нас там поджидает не один сюрприз. Оружия при себе, конечно, нет?
— На что оно мне за ужином?
— У меня есть. Все необходимое я ношу с собой. Но мне будет спокойнее, если мы по дороге прихватим подручных.
— Это можно, лишь бы только тамошние блюстители порядка не подняли нас на смех.
— Это меня меньше всего волнует.
1 Проверено! (Лат.)
В УЧАСТКЕ В ГОЛИШИ
мы прихватили с собой двух парней в униформе и посадили их сзади. Они сидели словно проглотив аршин, и вид у них был настороженный. Они даже фуражки не сняли, чтобы не ударить в грязь лицом перед товарищами из Праги. Когда мы проехали километров пять, один из них наклонился к Экснеру.
— Мы уже близко. Я думаю, надо бы поехать в объезд, вон по той лесной дороге. Если поедем прямо, они заметят огни.
— Ну, вы здешние, вам и карты в руки,—сказал Бавор и свернул на проселок, разбитый лошадиными упряжками. Притушил фары. Слегка покачиваясь, мы приблизились к импозантной даче, скорее напоминающей виллу.
— Страхи напрасны,— сказал я.— Никого там нет. Ставни закрыты. Всюду тихо и темно.
— Ну, береженого бог бережет,— заметил Бавор и расставил подпрапорщика и сержанта под окнами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37