— Пока!
В ПРИВЫЧНОЕ ВРЕМЯ ИРЕНА
останавливается перед бистро, запирает машину. Входит в зал, наполненный табачным дымом и гамом. Петр беспомощно разводит руками:
— Не повезло тебе, красотка. Кажется, у меня еще никогда не было такого столпотворения.
Физкультурники в костюмах, женщины в тренировочных штанах, туристы в рубашках, пестрых, как австралийские джунгли. За столиками, рассчитанными на четверых, сидят вшестером на поставленных впритык стульях.
— Если сюда заявится санврач, пиши пропало,— сокрушался Петр.— Нужников на всю эту ораву не хватает. На этот счет есть какие-то нормативы. Ну, ты другое дело, ты на работе. Становись к бару, я принесу тебе сюда!
Он говорит без умолку и цедит кофе в маленькую чашечку, знаменитый «Петин кофеек» для хороших знакомых. Аскет с торчащей бородкой клинышком соскакивает с высокого сиденья возле стойки.
— Нихт стоять! — говорит он строго.— Садиться! Тут, садиться!
— О, спасибо, я еще насижусь.
— Нихт! Пани садиться!
— Из Судетов? Из нашего пограничья?— улыбается Ирена и садится.
— Майн! Перефожу фашу литературу!
— Вы хорошо говорите по-чешски.
. — О-о-о!— кивает гордо аскет.— Я приехаль смотреть Спартакиада. Нет сидеть пить!
— Вот тебе кофе. Слушай, насчет того, о чем ты меня просила, я уже позондировал в двух местах. Двухкомнатная. Примерно в течение года.
— Мечта!—вздохнула она.
— Внесешь вступительный взнос в кооператив и положишь деньги на книжку на предъявителя.
— Само собой.
— Но тут еще одна деталь. Десятка.
— Да ну? Десятка? В смысле десять крон? И только-то?!
— Ну ты прямо с луны свалилась! — воскликнул официант и перегнулся через стойку.— Десять кусков,— прошептал он и выпрямился.— Надеюсь, ты понимаешь, это не для меня. Меня ты за это поцелуешь. Но они...
— Да, да,— говорит Ирена,— я так и рассчитывала, что-то в этих пределах. А ты ручаешься, что за год?
Петр пожимает плечами.
— Скорее всего,— сказал он.— Надо надеяться. Во всяком случае, это не десять или пятнадцать лет.
— Поди сюда,— говорит Ирена; она привлекает к себе официанта и целует его в щеку.
— А я за стуль найн? — восклицает переводчик, который забыл нам представиться, и потому мы ничего не знаем о его национальности.
Обрадованная Ирена чмокает и его. После чего упархивает к машине*
НЕЗАБЫВАЕМЫЕ ДНИ.
Спартакиада 1985 года! Мать возвращается со стадиона
вся растроганная.
— Какая красота! — вздыхает она.— Когда я увидела этих малышек!.. После того, что я для тебя сделала, мне бы полагалось иметь внучат. Я бы сразу стала с ними заниматься физкультурой. Иренка, мы с папой вот что подумали — ты знаешь, что в этом году он уходит на пенсию? Он и так переработал четыре года, ему уже трудно. Мы думали в Грабицах все оставить и переехать к тебе сюда. Или ты к нам вернешься. Ведь это же ненормально, когда дети живут так далеко от родителей! Мы станем совсем старыми, больными. Кто будет за нами ухаживать? Тебе не кажется, что пора с этим кончать? Что тебе следовало бы ^же вернуться?
— Но мне в Праге нравится,— возражала Ирена.
— Что ж, ладно. Нравится так нравится. Попробуем сделать обмен. В конце концов, в Грабицах здоровый климат, тишина, может, кто и захочет с нами поменяться. Ты дашь объявление в газеты, понимаешь? Ты — в пражские, а мы — в моравские. И будем снова жить вместе.
Мать бел конца перебирала знакомых, рассказывая, как сложились их судьбы. Многих И репа уже и не помнила.
— Помнишь Шестакову, вы вместе ходили в школу? Так у нее уже четверо детей и язва желудка.
— У Кубловой из нашего дома пятеро внучат. И по всему видать, дождется и правнуков, потому что старшей внучке, Мирке, уже восемнадцать.
— Ковачовой не видно и не слышно. Их Иржи женился на твоей школьной подружке. Ты ее еще помнишь? Тоже к нам приходила. Они уже развелись. Говорят, она ему изменила и он ее застукал. Говорят,— за что купила, за то и продаю,— Иржи пришел домой, а там посторонний мужик, представляешь, с ней. Иржи, сказать по правде, и прежде-то был какой-то чудной! И тут только глянул на нее эдак и что-то там такое сказал... что-то вроде... вот она, голубиная чешская душа! Меня всегда интересовало— это говорится о нашем миролюбии или о нашей склонности эдак порхать? А Дана, видишь, я даже имя ее вспомнила, та страшно испугалась, что с ним что-то-случилось! Потом, сразу после службы в армии, Иржи тоже поселился в Праге. Подрядился не то на какую-то стройку, не то еще куда-то. Но что-то окончил, теперь стал ис-те... гисто...
— Гистологом?
— Нет, он преподает историю... историком! Вот так, а мальчишка-то их уже большой. Тоже учится в институте. Может, зря мы настаивали, чтобы ты шла в академию, может, надо было поступить в какой-нибудь обычный институт. Но разве мыслимо было тебя отговорить! Забрала в голову: хочу быть артисткой.
— Я?!
— Ну да, ты! Я тебе все уши прожужжала, мне хотелось, чтобы ты стала врачом или инженером. Но разве тебя можно было переубедить! Да и папа тебя поддерживал. Да! И вот что из этого получилось.
И еще мать без конца наводила порядок в ее бельевом шкафу.
— Вот! Ты никак этому не научишься!
Она выдвигала ящики стола, читала Иренину корреспонденцию. Вынюхивала, словно гончая.
— Этот вахтер ваш, внизу, с ним держи ухо востро! Не нравится он мне! Смотрит, будто так и сверлит тебя взглядом. Знаешь, что он мне вчера сказал? Говорит: «Милостивая пани! Если пожелаете выпить чашечку кофе, пока вернется ваша пани дочка, я могу для вас приготовить!» И что он о себе воображает, эта старая развалина. До седых волос дожил, а вроде бы не прочь завести шуры-муры?
— А ведь ему ровно столько, сколько и тебе! — смеялась Ирена.
— Ну уж извини!..
— Дядюшку Саройяна ты не трогай, если хочешь знать, № мировой!
— Думай, что хочешь, у тебя на все свой взгляд,— сказала мать презрительным тоном, как бы ставя крест на умственных способностях и житейском опыте дочери.—-Мне он не нравится. Просто так не бывает, чтобы мужчина пошел вахтером в гостиницу, где живут одни женщины!
И тут вторгся телефон.
— Кто? — спросила Ирена.— Педро? Это ты? Что-нибудь случилось? Говори!
— Завтра? Не выйдет, у меня гости. Мама. Нет, не выйдет, дружок! Ну так приедешь в другой раз, ничего не попишешь. Я бы хотела с тобой встретиться, ты же знаешь, но не получится!
— Из-за меня не отказывайся! — сказала мать.— Я прекрасно обойдусь без тебя, если ты чем-то занята.
— Да, позвони. Всего доброго! — сказала Ирена и, улыбаясь, положила трубку.
— Поклонник?! — сказала мать.
— Так, друг.
— «Друг»! Ох уж эти мне твои друзья! Тебе замуж надо выходить, а не дружбу водить. «Друг»! Если он такой уж друг, то почему не женится на тебе?
— Не получится, мама, он уже женатый.
Мать ловила ртом воздух. Оскорбленно надула губы.
— Ну, как знаешь,— сказала она с обидой.
— МАРТИНЕК, ПЕРВАЯ ГОСТЬЯ! —
звонко крикнула Львица, обернувшись.— Пока прервемся. Из соседней комнаты появился запыхавшийся стоматолог.
— Очень приятно! — сказал он и поклонился.— Львица много о вас рассказывала. Проходите! Предложить вам вина, наверное, нельзя? Вы за рулем?
— Как раз от стопочки я бы не отказалась,— сказала Ирена.— Военное положение отменено. Я только что проводила маму на поезд.
— Водки?
— Водки,
Стоматолог враскачку удалился на кухню.
— Правда, славный? — зашептала Львица.— Мы как раз в прятки играли. Ну и что такого? Ребячимся. Проходи, садись, девочка! Да на тебе лица нет!
Маркес принес бутылку и две рюмки. Бутылку содовой и бокал со льдом.
— Ты не будешь, Мартинек? — сказала Львица.— Я-то выпью! За компанию с Ирен — всегда!
— Я подумал, что ведь вы наверняка с машиной. Я мог бы вас потом отвезти. Я никогда не водил такси. А иметь еще одну профессию — это не повредит, на всякий случай.
5 Зак. № 444
— Гениальная идея,— выдохнула Львица,— так, лапушка, за твое здоровье! Желаю тебе скорее найти такое же сокровище, какое нашла я. Мартинек — сокровище. Правда?
Мартинек заморгал глазами.
— А кофе выпьем?
— Я бы выпила. Ирен, а ты?
— Я — нет, спасибо.
— И я чашечку. Пойду приготовлю,— сказал Маркес*
— Ну не золото ли? — произнесла Львица.
— Смотри, девочка, не перегни палку! Ты с ним разговариваешь, как с ребенком.
— Ты находишь? — Нахожу.
— Черт возьми, мне еще столькому надо учиться,— сказала Львица.— Знаешь, я бы не хотела просчитаться именно с ним. Я умру без Мартинека, честное слово!
— Я это знаю. Знаю.
СТОМАТОЛОГ ВЕЛ МАШИНУ
быстро и хорошо. Кто-то при виде такси поднимал руку
Его это забавляло.
— У меня пассажир! — кричал он.
Перед пансионатом он выключил мотор, но остался сидеть, постукивая пальцами по пульту.
— Я хочу вас кое о чем спросить,— сказал он.— Вы хорошо Милену знаете. Вы жили вместе три года.
— Да,— упавшим голосом произнесла Ирена. Она почувствовала, что сейчас наступит критический момент. «Буду сражаться за Львицу, как лев»,— сказала она себе.
— Мы хотим пожениться.
— Я знаю.
— Так вот... как бы это сказать! Ну! Разумеется, она не жила монашкой, вы понимаете, что я под этим подразумеваю. Я тоже монахом не был. Это все в порядке вещей. Что было, то было. Но знаете... Она заказала в типографии две сотни свадебных извещений. И составила список тех, кому собирается их разослать. Но там почти сплошь мужские имена. Как вы думаете... раз... можно надеяться, что у нас получится, несмотря на...
— Вы думаете, это перечень ее любовников,— сказала Ирена.
— Нет, не то чтобы... собственно... это прозвучит ужасно глупо, если я скажу, что да, думаю?
Ирена с серьезным видом кивнула головой.
— Собственно, мне показалось... не многовато ли.
— Я ее знаю, вероятно, даже лучше, чем знает она сама себя,— сказала Ирена.— Вас призывали в армию? Как долго вы там пробыли? Два года? Год?
— Год,— сказал Маркес.
— И вы не могли дождаться, когда все кончится и вы отправитесь домой. А мы в условиях, близких к казарменным, живем много лет. Выйти замуж для Львицы значит обрести дом, понимаете? В последнее время, когда, скажем, официант подавал нам вино и при этом улыбался, она говорила: «Почему это не мог быть он?» Или когда кто-то уступал ей место в трамвае. По большей части это все знакомства такого рода. Не буду вам лгать и говорить, что у нее никого не было, вы и сами так не думаете, Но их не было столько. Преобладают вот такие несостоявшиеся. Сходили раз в кино — и прощай!
— Но зачем тогда посылать им извещения?
— Это из самолюбия. Мол, смотрите, какого вы сваляли дурака! Могли бы и вы заполучить такую невесту!
— Да, по тогда, выходит, все равно, кто на ней женится? Тогда это вполне мог бы быть, скажем, и официант, о котором вы говорили?
— Нет. Это могли быть только вы. Вас она любит
— И вы ручаетесь, что...
— Я ни за что не ручаюсь,— сказала Ирена.— Но если вас двоих кто-то и подведет, то это можете быть только вы. Львица — никогда. Если вы на улице поскользнетесь и кто-то вам протянет руку, чтобы помочь встать, вы же не будете долго раздумывать. Другое дело, если этот человек пригласит вас потом к себе домой. А ваше приглашение она приняла. Этого достаточно?
— Должен вам еще сказать: Львица хочет, чтобы вы были рассмеялась.
— Вот видите? Это тоже из самолюбия. Впрочем, вам этого не понять.
— Придете?
— С удовольствием,— пообещала Ирена.— Ей я не могу сказать «в следующий раз»: она не такая. Львица выходит замуж только раз.
— Вы ведь не скажете ей, о чем мы с вами говорили?
— Не бойтесь*.
— Надеюсь, вы не считаете меня болваном?
— Я считаю, ей повезло, что она встретила вас. А вам тоже, что вы нашли ее. Вы мне верите?
— Я рад, что поговорил с вами. Всего доброго! Молодой стоматолог канул в темноту. Ирена в раздумье направилась к пансионату.
— Добрый вечер, прекрасная дама!
— Добрый вечер, дядюшка! Как жизнь идет? >— Милая молодая дама, идет своим чередом.
— Ах как я сегодня посплю!
— Ох как не поспите! Сегодня к вам наведается одна милая барышня, которая хотела бы поселиться с вами.
— Почему?
— Она поссорилась со своей соседкой. А я порекомендовал ей вас. Вы с ней найдете общий язык.
— А из-за чего она поссорилась?
— Вот именно! По поводу одного места из Шекспира. Потому-то я и думаю, что вы сойдетесь.
— Ну, хорошо.
Глава IX
УМИРАНИЕ В ТЕЧЕНИЕ ДОЛГОГО ДНЯ —
вот что такое пятница на улицах нашего города. Все мечутся, как очумевшие комары. Зной постепенно вытесняет горожан, специальные поезда давно развезли участников Спартакиады по домам, туристы, млеющие от невиданной красоты, теперь для разнообразия направились в Карлштейн. Естественно предположить, что люди, не успевшие выехать на лоно природы, будут предупредительнее по отношению друг к другу. Пятница начисто избавит вас от подобных иллюзий. Еще в стародавние времена пятницу называли «черным днем». Наши предки проявили себя великолепными пророками. На пятницу приходится наибольшее количество инфарктов и аварий, по пятницам солнце, в другие дни недели сияющее, как медный, таз у хорошей хозяйки, начинает, как назло, прятаться за темными тучами. На нем происходят вспышки.
Начальник отдела эксплуатации, который обычно без конца хохмит, распространяя запах хорошего коньяка (у каждого из нас есть свои маленькие слабости), во вторую пятницу месяца превращается в «карающего громовержца», председателя товарищеского суда, он то и дело ставит на вид, объявляет взыскания и выговоры, которые потом фигурируют в характеристиках и заносятся в личные дела,— тут уже не до шуток.
Высокие Татры (нем.).
В прошлых войнах образцом воина становился тот, чей послужной список еще в мирные дни был сверху донизу испещрен записями о проступках и наказаниях. Этот никудышный человек нахально продлевал увольнения, не отдавал, как положено, честь, то и дело ходил в самоволку или затевал драки в трактирах. Свои возмутительные провинности он обычно искупал таким образом, что, будь на его месте кто-нибудь другой, ему причиталась бы за это награда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37