Вот и прикиньте!
— Вы сломаете мне кресло.
— А кто это придумал? Вот этот балбес Венца. Он нормальный, хороший мужик, и вообще, о чем его ни попроси, всегда все перепутает, и вот на тебе! Тихоня, ан... Полтора десятка докторов наук на этом сидит, во! А тут обычный инженеришка, круглый ноль, вот этот самый Венца, и...
— Я говорю, вы сломаете мне кресло! Уберите руки!
— Пардон, пардон! По отношению к даме я никогда не позволю... И как это вы пошли работать таксистом? Ведь столько всяких...
А плюс В равняется С — вот и вся пресловутая мужская логика. В других странах никого не удивишь тем, что женщина летит в космос. А у нас все еще кажется невероятным, что она способна водить машину. Кто-то сказал, что осталось всего две области, где женщины все еще не могут конкурировать с мужчинами,— это стряпня и моделирование женской одежды.
— Он просто гений!—опять принимается расточать хвалы пассажир.— Это самый лучший мой приятель, и он — гений!
И чтобы доказать свою готовность убедить в этом весь белый свет, он опускает стекло и выкрикивает в сумерки вечерних улиц:
— Венца — гений! Этот болван возле меня —голова! Они останавливаются. Крикун расплачивается, гений с трудом вылезает из машины, ноги у него подкашиваются, и он плюхается в лужу.
— Еще порцию кофе!— кричит он.
Гении — люди совершенно особые, как говорил один учитель математики.
ПОТОМ ОНА ВЕЗЕТ МОЛОДУЮ ЖЕНЩИНУ на Летну, они ведут разговор о платьях. Привьется ли снова мини? Пассажирка на полном серьезе утверждает, что если мода на короткие юбки закрепится, то уровень преступности у нас снизится, причем значительно. Ирена, на-
26 против, полагает, что уровень этот заметно повысится. Когда все эти пятидесятилетние матроны снова обнажат свои слоновьи ножищи с узловатыми жилами, кто поручится за их безопасность?
— Возьмите Ливерпуль!
(А на кой он мне, дорогуша?)
— Когда там выступали «битлзы», сразу не стало преступности среди молодежи до двадцати пяти. Все обзавелись гитарами и принялись бренчать. Собственно говоря, с появлением моды на мини началась сексуальная революция и снижение преступности было тогда весьма обнадеживающим.
— Вы психолог? Пассажирка краснеет.
— В некотором роде,— произносит она почти шепотом,— пока это всего лишь увлечение.
ПОЖИЛАЯ СУПРУЖЕСКАЯ ЧЕТА
с хорошими, приятными манерами. Муж открывает дверцу
и снимает шляпу, жена усаживается. Оба здороваются.
— В Стршешовице, будьте любезны.
Муж кладет шляпу на колени, на поворотах придерживает жену за локоть.
— Тебе не дует?—спрашивает он заботливо.
— Не очень трясет?— спрашивает жена.
— Смотрите, как распогодилось, а?
— Пожалуйста, Иржи, не разговаривай сейчас с пани, ты же видишь, она должна вести машину. Вы уж извините его, это у него такая дурная привычка. Ему бы только все расспрашивать о чем-нибудь и выпытывать то, до чего ему и дела-то никакого нет. А потом о других говорит, мол, болтуны...
— Не разговаривай с пани, Блаженка. Ты же видишь, она должна вести машину.
— Прости, но разве не ты начал?
— А уж ты непременно хочешь, чтобы последнее слово было за тобой!
— Вот видишь, какой ты! Я молчу, и последнее слово за тобой.
— Да нет же, за тобой.
— Рассудите нас, пани! За кем было последнее слово?
— Не разговаривай с пани во время езды.
Они подталкивают друг друга локтями и смеются. Лет пятьдесят назад это могло быть излюбленным развлечением двух студентов, которые всерьез начали подумывать о
совместной жизни. Возможно, они разъезжали на трамвае по всему городу и, стоя на площадке, мешали вагоновожатому,
— Разговаривать с вагоновожатым во время езды запрещается! Запомните это, барышня!
— Простите, пан, это не ваше дело. Пан вагоновожатый, где будет следующая остановка? Мне надо выйти.
— Пан вагоновожатый, не отвечайте! Барышня спрашивает вас нарочно, она прекрасно знает, что разговаривать с вами во время езды воспрещается. Не отвлекайтесь, в ваших руках наши жизни, пан вагоновожатый.
Ирена невольно улыбается. Останавливает машину. Мужчина надевает очки и пристально всматривается в счетчик, затем расплачивается. Наконец, сует Ирене монету в две кроны.
— Это зачем?
— Возьмите, возьмите! Вы довезли нас быстро и хорошо да еще были вынуждены нас выслушивать.
— Вы должны это взять, пани!
— Ну, спасибо. До свидания!
НА ПРАШНОМ МОСТУ
ей машет бич всех таксистов — женщина на сносях, с чемоданчиком в руке. Уже не один ребенок появился на свет прямо в машине. Ирена покачивает головой. Она не понимает, почему все откладывают отъезд на последнюю минуту.
— Пожалуйста, скорее! У-у-же воды отошли.
В итальянских кинофильмах рожать тоже ездят в такси. Усатый мужчина стоит на коленях на переднем сиденье, высовывается из окошка и машет белой лентой, которая у него всегда под рукой. В английских — машину обгоняет могучий полисмен на мотоцикле, опытным глазом он окидывает салон, включает сирену и устремляется вперед, словно танк, расчищая дорогу. Но что и кто вам поможет в Праге? Ирена включает фары и гудит, как архангел Гавриил перед Страшным судом,— этим она достигает лишь того, что другие водители выразительно постукивают себя по лбу и ухмыляются. Уже перед самым родильным домом, когда каждому должно быть ясно, что везут очередную пациентку, Ирену пытается обогнать тяжелый грузовик с прицепом.
— Теперь потихоньку.— Она ведет клиентку к приемному покою.— Теперь нам торопиться некуда.
По лицу клиентки текут слезы.
28 —Потерпите! Теперь все будет в порядке.
— Я не из-за этого реву, я дома кошелек забыла! •—Ну ничего, неважно. Главное — спокойствие. Ничего
не случилось. Я из-за этого не разорюсь.
— И удостоверение личности тоже! Что, если они меня не примут?
НЕЗРИМАЯ СЕТЬ,
натянутая над городом, всех соединяет и оберегает. Трещит рация.
— Такси семьсот тридцать!
— Слушаю.
— Гостиница «Олимпик».
— Спасибо.
— Такси шестьдесят пять.
— Слушаю.
— Гостиница «Олимпик».
— Единица, я — сто пятый. У меня тут гражданин, у него не то сердечный приступ, не то что-то другое.
— Вы где?
— У Ирасковой. Он...
— Езжайте по набережной, я пошлю вам навстречу «скорую».
— Единица, я —- двадцатый...
— Всем подождать. В первую очередь сто пятый. Спросите пассажира, бывало ли с ним уже такое.
— Единица, у меня в машине врач, я недалеко, еду следом за сто пятым. Я его уже вижу!
— Спасибо. Такси девяносто седьмой!
— Слушаю.
— Гостиница «Олимпик».
ПЕРЕД СТАДИОНОМ НА ЛЕТНЕ
приходится притормозить: оттуда как раз повалили толпы людей. Они ринулись через дорогу, не глядя ни направо, ни налево. Медленно продвигается Ирена вперед, и вдруг — стоп! Посреди мостовой отплясывает гурьба болельщиков в трехцветных шарфах и шапках, опоясав себя трехцветными флагами. Они прыгают, вскидывают кулаки, скандируют: «„Спарта"! „Спарта"!» Объехать невозможно. Ирена тщетно сигналит.
— Здесь кому-то не нравится наша команда?!—изумляются фанаты.
— Здесь кто-то захотел схлопотать по морде!
— Э, да ведь это баба!
— А ну качнем ее.
— Вот перевернем тачку, тогда будет знать.
Фанаты обступают машину. Принимаются ее раскачивать, Ирена сигналит. Тысячи мужчин, каждый из которых, встретив Ирену на улице, по крайней мере, обернулся бы ей вслед, сейчас равнодушно проходят мимо. Ни один даже не замедлил шага. Ирена включила скорость и рванула вперед. Кто-то вскрикнул, вдогонку машине полетел камень. На сегодня с нее хватит, с этой очаровательной таксистки. Она возвращается в пансионат.
Проходит мимо вахты в комнату отдыха, где включен телевизор. Какой-то очкастый инженер рассуждает о преимуществах сеялки с предплужником. Ирена раздосадован-но вздыхает.
Я кивком подзываю ее.
— Мне знакомы эти долгие вечера, когда хочется с кем-нибудь потолковать по душам,—говорю я ей,— Так почему бы не потолковать со мной? Я, по крайней мере, не опасен.
Я показываю ей на свободный стул подле меня. Знали бы вы, сколько я уже выслушал здесь исповедей! Сколько дал советов или просто похлопал по плечу: «Крепитесь, все уладится!»
Ирена садится рядом со мной. И чего еще может желать такая старая перечница, как я? Открываю термос, наливаю в маленькие чашки кофе.
— Спасибо,—говорит она и улыбается. Ей-ей, ради такой улыбки когда-то велись кровопролитные войны.— Да, потолковать бы хотелось, это точно. Мне как раз подумалось, что лет двадцать тому назад у меня было первое свидание.
— Да ну!—восклицаю я и качаю головой.— В восьмилетнем-то возрасте?
Глава II
ДАЖЕ ЕСЛИ БЫ ЗА ПЛЕЧАМИ У ВАС
осталось множество бед и горестей, жизнь, которая, как говорится, кошке под хвост, а вы поселились бы в мраморном дворце, то и тогда место, где вы росли, вспоминалось бы вам как нечто светозарное, наполняющее вас ощущением счастья. С интересом слушал я Ирену, восхвалявшую городок, откуда она была родом. Уже не раз убеждался я в том, что люди, не находящие для мест своей юности доброго словца, гроша ломаного не стоят. Ирена
предавалась воспоминаниям без горечи, с улыбкой. Она умела оживить в своей памяти самое отрадное. Это порука тому, что еще через двадцать лет она и меня помянет добрым словом.
В ОСТРОГЕ НА РЕКЕ ОДРЕ*,
где она росла, люди жили со времен неолита. Город охраняет стародавние торговые стежки-дорожки и, как говорилось в древних хрониках, был «зело благоприятст-вен» для жизни. Первобытных звероловов изгнали унетицкие поселенцы2, а тех, в свою очередь, люди, развеивавшие прах своих мертвых в полях. Затем нагрянули воинственные кельты. Они построили на холме укрепленное городище. Дубняк на берегу реки посвятили речному богу Оддару, улыбчивому и добродушному, одному из немногих богов, кто не требовал кровавых жертвоприношений. Он довольствовался венками, сплетенными из луговых цветов, и пивом, а по языческим праздникам принимал девушку, которую, впрочем, всегда возвращал обратно, освященную от розовых ступней до кончиков кос; боже ты мой, до чего же хороши были обычаи, никому не причинявшие вреда. Все эти девы, за исключением, может быть, одной-единственной, легко находили себе мужей среди самых удалых воинов. Их почитали за божьих избранниц, и, я полагаю, по справедливости, ибо они несомненно превосходили своих сверстниц сперва красотой, а потом и выносливостью.
Городок здесь был основан в сентябре месяце семьсот двадцать лет тому назад, в пору правления Пршемысла Отакара. Добрый король, где бы он ни был, всюду насаждал христианство и в один из походов приказал разрушить капище речного бога (за что Оддар отомстил ему в битве на Моравском поле). Повергнуть храм — дело не хитрое, но что дальше? Сей благодатный край не давал королю покоя. Местом для закладки надежной крепости он избрал Острог, создал опорный пункт, откуда вознамерился распространять святую веру далее на север, во вражеские пределы пруссаков.
По укоренившемуся тогда обыкновению город был обнесен городьбой из глыб белесого песчаника, под которой текла упомянутая река. Далеко окрест город стал симво-
1 Одра — чешское название реки Одер.
2 По названию нескольких поселений близ Праги, возникших в начале бронзового века.
3 Утес (чет.),
лом неприступности, чем объясняется и его название. В <: стародавних хрониках его именуют Градбицы, иногда даже Высокие Градбицы. Современное же название, как сто [ двадцать лет тому назад объяснил один местный грамотей, состоявший в дружеской переписке со знаменитым историком Палацким, обусловлено утонченностью древних обитателей города, которым претило произносить подряд согласные «д» и «б», поскольку говоривший зачастую не- I вольно брызгал слюной, А обрызгивать слюной собеседника, утверждал корреспондент ученого, противно характеру чешского народа. Немец ли ты или итальянец — продай свой товар и ступай себе с миром, продолжай путь непо-битым и неоплеванным.
Обычай чтить речного бога был в этом краю мало-помалу почти забыт. И хотя дюжина неисправимых упрямцев была перевоспитана лишь с помощью колеса, которое наши человеколюбивые предки применяли для членовредительства, а нескольких легкомысленных девиц, входивших в реку нагишом, пришлось сжечь на костре, однако, не будь постоянно обновляемых запретов, о прошлом города не было бы известно сейчас ничего. Предупреждающие надписи вдоль опушки дубовой рощи, изображение креста, а также поименование дубняка Языческой рощей способствовали сохранению местной традиции до наших дней.
И вот ровно двадцать лет тому назад стал бродить по роще эдакий чудаковатый симпатяга по имени Иржи Ковач. Чего стоят повествования с пятого на десятое?! Никакие мудрствования не могли и не могут приумножить, усовершенствовать жизнь в этом мире. Поэтому причину опеча-ленности Иржи Ковача я открою вам без обиняков.
У этой девушки было самое обыкновенное имя — Ирена Новакова. Да, ваша догадка верна. Ковач отворачивался от нее сколько хватало сил, но попробуйте прикажите стрелке компаса отклониться от магнитного полюса Земли и хоть иногда обратиться к юго-востоку, к Аравии, или указать на северо-запад, на Гренландию! Ковач вел себя так, словно лишился рассудка. Он сулил небесным светилам золотые горы и ночи напролет высматривал падающие звезды. И, несмотря на то что Иржи Ковач воспитывался в современном духе, он подкупал лукавые божества окрестных лесов апельсинами. Он гадал на картах, на кофейной гуще и, наконец, воззвал к старому Оддару. «Ты, сведущий в мирских делах и поведении дев, помоги мне»,— говорил он.
Вам-то хорошо посмеиваться сидючи дома и в ус не дуя, а ведь, помимо всего прочего, к горлу Ковача был
32 уже приставлен нож. Он носил в кармане повестку о призыве на военную службу.
Она (это мы уже опять возвращаемся к Ирене) весной того года получила паспорт. Торт с пятнадцатью свечками. Летом они встретились на лестнице, где до этого встречались уже тысячи раз. Читатель, воскликнувший, что речь идет о соседях по дому, засвидетельствовал тем самым свою сообразительность. Ковач как раз возвращался от дружков, после сабантуя, накачавшись вином до того, что оно булькало у него в животе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37