.. Сейчас ... Признаете что: подождите здесь, я пойду ... Но, нет. Идите сначала к Семену Васильевичу. Когда невдасться, тогда надо будет иначе ...
- Значит вы сомневаетесь? - Тихо спросил Тарас.
Даша немного заколебалась. Потом посмотрела прямо в лицо ему и твердо, жестко сказала:
- Вот что я вам скажу, Тарас, я не уверена. Себ-то я не знаю. Возможно, что и даст. Но вот что заметьте: как только начнет говорить, следите: когда с первого же намека сгодится и очень охотно, и брать за талию, очень вежливым будет, тогда, значит, не даст. Это уже известно. А когда начнет хмуриться и расспрашивать, - даст. Но последнее очень редко бывает с ним.
- Значит, я ему должен все росказаты? - Глухо спросил Тарас.
- Да ... Но не все ... О сестре не надо. Ну, идите. А я пойду к Вере и Сергея. Вере сказать можно?
- Можно, - тихо, едва слышно ответил он.
- Ну так идите. Быстрее. И не надо так волноваться и впадать в отчаяние. Все обойдется. Идите, хороший, и желаю вам успеха.
Тарас спеша пошел из комнаты, наклонив голову и потирая правого виска. В левой руке был фуражку. Даша заметила его, осторожно взяла из рук и бросила на кровать. Тарас растерянно, не понимая, посмотрел на Даша, но она сейчас же легонько толкнула его и сказала:
- Ничего, это я фуражку. Идите.
- А, да, фуражки. А вы к Вере?
- Да ...
Тарас пошел дальше. В прихожей остановился. Справа была дверь в комнату Сергея, слева - в кабинет Семена Васильевича. Тарас сделал несколько шагов, снова остановился и долго стоял неподвижно, наклонив голову, будто что-то обдумывая. В комнате у Сергея скрипнул стул. Тарас испуганно зкиннувся, быстро подошел к двери кабинета и с отчаянием постучал.
- Войдите! - Чуть слышно сказал голос изнутри.
Тарас вошел. И сразу в глаза ему бросилось желтое, полу освещенное из-под зеленого абажура лицо с вичикуюче упрямыми в его глазами. Большой разное стол к писанию был освещен, но верхняя часть кабинета дремала в пивтьми.
Семен Васильевич узнал Тараса, быстро поднялся и зашамотався. Он имел такую же бородку, как и Сергей, но она подобная сена, что пожелтели от непогоды. Он был лысый и лысину напрасно скрывал седым жидким и длинными волосами с висков. Сам низенький и быстрый. Взгляд ласковый, умный.
- У меня к вам дело, Семен Васильевич, - сейчас же хрипло и одривчасто начал Тарас.
- Пожалуйста, пожалуйста! .. охотно ...
"Згожуеться", тоскливо подумал Тарас.
- Большое дело? Чего вы такой бледный? А? Лечите нервы? Надо лечить, нужно лечить ...
- Я хотел просить вас ... Не могли бы вы дать мне взаймы ... триста рублей ... У меня ...
- Триста рублей? Почему же! .. Можно, можно ... охотно. Очень охотно. Сумма немного того ... но можно будет. Вам очень надо?
,, Не даст ", уже полностью пал духом Тарас, но все же следил, не полезет в кишенню по портфелю, или не обнаружит то иначе своего согласия, но тот стоял, заложив руки в карманы, и очень серьезно, добро, охотно говорил:
- Можно, можно. С большой охотой ...
- Я вам верну яко Мога быстрее, - бегая глазами мимо Семена Васильевича, угрюмо начал опять Тарас. - У, меня очень плохие об ...
- А, голубчик, не надо. Конечно, вернете. Вам сейчас?
- Да, я очень ...
- Хм! Что же мы сделаем? Видите, голубчик, у меня сейчас как раз ... Так неприятно сложилось ... Хм! Сейчас у меня, вышли крупные расходы ... А дядюшки все не везут аренды Беда с ними! Все надеются на "уравнительне землепользовання" или даже на социализацию ... Представьте себе, до сего времени! .. Но, ничего, - приветливо принял Тараса выше локтя, - мы это устроим. Вы немного подождите, а я поищу, и мы это устроим. Да что вы такой бледный? - и Семен Васильевич даже слегка обнял Тараса, сочувственно заглянув ему в глаза.
- Надо лечиться, голубчик, лечиться. Неврастения - это, плохая вещь. Так вы понаведайтесь, мы это устроим. Хорошо?
- Хорошо ... Я это ... До свидания!
Тарас вахлайкувато поклонился и ушел из кабинета. Семен Васильевич вежливо проводил его до самых дверей.
В Тарасовой комнате сидели Вера и Даша. На столе горела уже лампа.
Вера была очень взволнована и лихорадочно говорила то Даре. Даша слушала внимательно, строго похмурившы брови.
Когда вошел Тарас, обе с ожиданием посмотрели на него.
- Ну? - Нетерпеливо спросила Вера.
- Нету. Обещал на днях ... Господи! - Вдруг вскочил он за голову. - Какой же я идиот, болван! Какой дурак! "Триста рублей. Как три копейки Как он должен смеяться надо мной, как он должен смеяться! Ох, как мне стыдно!
Вера покраснела.
- Ну, чего же стыдно? Чего стыдно? - Виновато заторопилась она. - Никакого стыда нет. I смеяться он не будет. Это он так ... Он даст. Мы с Сергеем еще поговорим с ним. Нехорошо, что вы ушли, надо было не так. Но это ничего ... Мы это ...
Даша внезапно поднялась и, обратившись к Тарасу, строго сказала:
- Я лично, Тарас, ничем вам помочь не могу. Слышите? У меня нет ни копейки. Делайте как знаете.
И, вернувшись, быстро вышла из комнаты. Тарас рассеянно посмотрел ей в след.
- Она поссорилась с Сергеем, - снова заторопилась Вера. - Не обращайте внимания, она чудачка, в их это всегда с деньгами. Успокойтесь, Тарас, милый, хороший, успокойтесь, мы все сделаем ... Садитесь ... Сюда ...
Тарас машинально сел. Вера умостилась рядом с ним и, взяв его руку, начала с виноватым и жгучим сожалением гладить ее. Тарас отнял руку. Вера, заглядывая ему в глаза, снова взяла ее.
- Не надо! - С мукой бросил он.
- Нет, надо. Я так хочу ... Вот какой непослушный сделался. Сидите тихо!
А сама в то же время тревожно, виновато заглядывала ему в глаза.
Тарас искоса посмотрел на нее и криво улыбнулся.
- Чего смеетесь?
- Да ...
- Ну, что?
- Не скажу. А впрочем ... Я смеюсь тому, что вам нужно, чтобы я ... Чтобы видеть, меня нещасненьким .. Тогда вы ... хорошая у меня. Вам бы надо найти себе какую паршивенькую собачку. Чем поганише и несчастнее тем больше любить и жалеть будете. Главное - жалеть. Но я вам заявляю ...
- Это неправда, - тихо и смущенно сказала Вера, выпуская его руку.
- Нет, это - правда! - Резко, даже злистно вспыхнул Тарас. - Правда! И вы сами знаете, что это правда. Да, да! Когда я был в тюрьме, нещасненький, вы ... Э, чего там! вы почти любили меня. А вышел и ... И стойте! Я знаю, знаю, что ни о каком любви и речи не может
быть, куда! Разве я сам не понимаю? Некоторое несчастный печатный составитель и дочь помещика, интеллигентка.
- Тарас! - Вскочила Вера, сверкнув глазами. - Когда вы еще раз мне скажете об этом, о рабочих и интеллигентов, я с вами ... я с вами разговаривать больше не буду! Не в том дело, как хотите знать! Совсем не в том!
- А в чем? - Со злости посмотрел на нее снизу вверх Тарас. - Что "колена, как у кузнечика.?
- Какие колени?
- Какие? вы забыли? Хм! А памьятаете, в тот день, когда я вышел, из тюрьмы, я сидел у вас в комнате, вы посмотрели на мои колени и сказали: "какие у вас худые колени, как у конька!" Памьятаете? Ну, я во всяком случае, очень хорошо памьятаю.
Вера покраснела.
- Что же? - Удивленно произнесла она.
- Ничего! Только то, что все дело в моих худых коленях и ... Ну, словом, телом я не удался. Вот и все. А душа ... Это ...
- Тарас! - С гневом, быстро прервала его Вера. - Не смейте говорить дальше! В противном случае ... И запамьятайте раз навсегда: мне гадкие, слышите, гадкие к ужасу эти ваши так называемые реальные отношения, это плоть ваша. Я считаю это понижением человека. Понижением! Слышите? Когда же я сказала о колени, то просто так, а не потому, что к вам не чувствую такой любви. Ни к кому у меня нет и не будет его. Вот в чем дело, если хотите знать. Ваши ... ваше же желание объяснять все телесными причинами мне ужасно не нравится. Вот почему я вам говорила о непохожести наших душ.
- Непохожесть душ? - Глухо спросил Тарас.
- Да. Но ... меня к вам влечет то ... Я не знаю, что. У вас есть что-то хорошее ...
- Э! - Поднялся Тарас - Оставим эти милостинькы из жалости ... Все равно ...
Он искал то глазами. Увидев, что фуражка на кровати, он взял его, надел и пошел к двери.
- Куда же вы? - Удивилась Вера. - Тарас!
- А вам чего? - Грубо бросил Тарас, полу обернувшись. - Пойду куда захочу.
- Но сейчас придет Сергей. Мы должны поговорить, Тарас!
- Не надо. Ничего мне не надо! Прощайте.
Но Вера подбежала схватила его за рукав.
- Подождите. Не ходите. Я вас прошу ... Очень прошу, лишиться. Никуда не надо идти. Мне очень больно. Вы не верите? Нехорошо вы улыбаетесь, но все равно. Мне ужасно больно, я готова сейчас упасть перед вами на колени и целовать эти самые ваши колени. Хотите?
Она была очень бледной. Тины под скулами сделались глубже и по их бежали в низ струйкы, отчего лицо, казалось, мелькало; дышала часто и тяжело.
Тарас с удивлением посмотрел на нее своим мрачным, здригуючим взглядом и нерешительно остановился.
- Не ходите. Идите сюда ... Садитесь. Ну, я вас прошу, садитесь. Сбросьте шляпу дайте его сюда ...
- Не дам.
- Дайте, я вам говорю! Дайте фуражку. Боже, что вы
со мной делаете! И не улыбайтесь так больно. Оставьте ... Вы - измученный. У вас страшный вид. Я вас прошу, дайте мне фуражку.
И неожиданно схватив его за руку, прижала к устам твоим и зарыдала, целуя и сжимая ее.
- Вера! ... Вера! - Испуганно забормотив Тарас, сам едва не плача и выдирая руку.
- Нет, нет. Сидите, сидите ...
Тарас вдруг с силой вырвал руку и трусячись весь, встал.
- Не надо Слышите! Не надо мне! Я вас не понимаю ... И. .. Э, к черту все да и только!
И, бросившись из дома, выбежал в гостиную. Навстречу ему быстро шел Сергей.
Вы куда? Тарас! В чем дело? Пойдем, я хочу с вами ...
- Тарас полу обернулся.
- Ничего мне не надо! Ничего! Слышите? Нихочу вас не хочу! .. Я сам ... Обойдусь ... Только. Старцам ... Не надо!
И снова бросился вперед, зацепился в дверях в столовую, чем стукнул, с грохотом вылетел в коридорчик и скрылся по черному ходу.
Сергей ошелмленно, молча смотрел ему вслед. В руке он держал несколько кредиток.
В комнате у Тараса было тихо.
Глава 4
Мирон осторожно, стараясь НЕ шуметь, натянул на себя пальто и хотел выйти, но в это время с Марусиной комнаты послышалось:
- Ты идешь, Мирон?
Мирон остановился.
- Не-ет, я сейчас приду-у. Ты можешь еще спа-а-ты!
- Я давно уже встала. Какая час?
- Девьять.
Мирон очикуюче посмотрел на дверь, послушал. Потом надел шляпу и вышел.
Минут за пьятнадцать он вернулся и постучал к Марусе.
- Да входи, чего там! - Вяло отозвалась она.
Мирон, не раздеваясь, вошел. Маруся сидела на кровати, облокотившись локтем о стол и положив голову на руку. Лицо было усталое, серое, под глазами желто-синие круги. Губы, видно, что минуты сохли, поскольку она часто облизывала их. Смотрела она в окно куда-то вдаль, мимо море крыш и труб. Небо все так же было покрыто тучами, то темными, то серыми. Они, также как с похмелья, устало, неохотно, чуть подвигаясь, нализалы друг на друга.
- Я, Маруся, сейчас пойду-у, - начал Мирон, - и до вечера, наверное, не приду-у ... Так вот я тебе на завтрак купи-См. оселедчы-Ика и о-от ...
Он вытащил из кармана небольшую бутылку,, перегара.
- Освежи-и-ться ... А обе-ид ты сама себе устроит. И не трет-е-ба стыдиться. Деньги есть у тебя на обед?
- Есть, - хмуро бросила Маруся. - Вчерашние. Десять рублей ...
- Ну, это же не твои деньги.
Маруся удивленно повернула его голову.
- Не мои? А чьи же?
- Ермо-олкина. Ты же ошибки-ово взяла их?
- Как ошибке?
- Ты ведь не за для денег шишка-я-ла? А для того, чтобы разви-житься ... Тре-е-ба отдать ...
Маруся долго и пристально смотрела на него. Мирон с улыбкой ожидал. Зеленоватые с желтыми искорками глаза следили за Марусей.
- А как по для денег? Откуда знаешь?
- Ну, тогда, конечно, твои-й ... Только ... мы еще не нуждается-у-ем пока.
- А если бы нуждались, тогда, может, сам послал бы?
Мирон добродушно засмеялся.
- Ишь, хи-и-тра какая-а! ... Ты знаешь, что посла-ав бы ...
- Почему?
Лицо Марусино было все равно мрачным, серым и уставшим. И спрашивала она однажды ровно, словно для процесса обсуждения. Искоса поглядывала на "монопольку".
- Ну что ж, Мару-у-сю, отделение-ать Ермо-о-лкину?
Она вдруг глубоко вздохнула.
- Как знаешь ... Только вот что ... - Ее словно что-то рвануло - отдашь ли не отдашь, теперь мне все равно. Я сегодня иду снова в ... дом. Еще позавчера встретилась с другом старой приятельницей ... Она здесь сейчас. Зовет. Пойду ...
Мирон стал серьезным. Пристально смотрел на сестру.
- Зачем же ты пойду? - Тихо спросил.
- Да ... Хочу ... Для того и пойду
- Скучно со мной?
- Тебе чего? - Злистно взглянула она на брата. - Не все ли равно?
Мирон, молча, серьезно все смотрел на нее. Снова в глазах его появилось что-то тоскливое. Он оглянулся вокруг, понемногу взял стул и сел.
Маруся брезгливо поморщилась.
- Э, разговор будет ... Надоело ...
- Нет, разговора не будет ... - Тихо сказал Мирон, задумчиво глядя в окно. - Разгово-о-ру не будет.
Он помолчал. Потом повернулся к ней лицом и то из любопытства, то ли с грустью сказал:
- Скажи мне ясно, почему ты хочешь пойти туда?
Маруся злистно сорвала со стола руку и спросила в свою очередь:
- Ты мне также Скажи ясно: чего ты хочешь, чтоб я не шла туда? Ну?
- Плохо тебе там.
Маруся вспыхнула.
- Опять? Но ты врешь! Потому что стыдно тебе. Ведь это стыд и позор! А ты хоть и тащишь меня, но от гордости кричишь, что никакого стыда нет, а, мол, плохо мне там. Но чем мне плохо, я тебя спрашиваю? Голодно, холодно мне там? Скучно? Противно, мерзко, вот что там плохо! Понял? Словно болото глотаешь день и ночь.
- Да хочешь еще глотать?
- Да, хочу. Нравится ... Хе!
Мирон молча смотрел на нее: Маруся смотрела в окно.
- На что же делать то, что сама считаешь плохим? - Снова тихо начал он. - Вот ведь собственно плохо. Если бы ты не считала это постыдным, разве бы я стал тебя удерживать? Иди и делай, что хочешь, чтобы ты сама верила, что хорошо делаешь.
Он замолчал и смотрел на нее, словно ждал чего-то. Маруся молчала.
- А если с тобой еще гидче, чем там? - Вдруг бросила, не возвращаясь.
Мирон наклонил голову, смел крошки со стола и медленно поднялся.
- Ну, делай как считаешь лучше. Когда хуже со мной, иди туда, где лучше ...
Маруся посмотрела Пошли. Глаза ее внимательно и виновато остановились на нем.
- Тогда ... прощай! Когда идешь?
Маруся протянула по столу руку, словно хотела остановить его.
- Не сердись, Роню ... Не хочу тебя обидеть .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26