Из соседней комнаты чуть доходил мьягкий баритон Мирона. Представлялось его странное затихше лицо с жесткими роскудовченимы усами, склонилось над таким же смуглое лицо, темным от поднятия и слез.
Даша глубоко вздохнула. Сумерки ползли смиливище из углов.
Скоро голоса совсем затихли, и в комнату вошел Мирон. Подошел сейчас же к Тарасу и обычным своим протяжным, лениво-небрежным голосом сказал:
- Да мы это сро-обимо ... Зайдите на днях. Это мо-о-жна бу-у-где.
Даша быстро зирнулася на звук его голоса, а Тарас торопливо, виновато забормотал:
- Да, да. Спасибо ... Я зайду.
- Что касается су-у-ду, - обратился Мирон к Дары - то я по охра-о-той. Больше всех, конечно, волнуется Иона? Достойный уважения молодой мужчина-и-к. Он немного неточно соответствует. Но это ... не важно. И Кисельськи за Ко-о-лю, конечно?
Даша молча, пристально смотрела на него.
- До-ОК ... Интересно-АВО ... Завтра? Циж само собрание и о стра-айк? При-и-ду ... Немного, может, опоздаю, но это не ва-ажно ...
Даша не сводила с него глаз.
- Вы слишком часто употребляете "это не важно" - неожиданно заметила она, не переставая следить за ним.
- Да? НЕ мешать-итив. Возможно.
Даша вдруг встрепенулась, странно улыбнулась и громко сказала:
- А знаете, шарлатанскими вы добрый актьор, Мирон.
Мирон повернулся всем телом к ней и, молча посмотрел ей в лицо, - молча, глубоко и тихо, как смотрел на Марусю. И так же чуть улыбнулись глаза его не то от тоски, не то от боли.И отошел к окну. Посмотрел в его и громко заметил:
- А Хма-а-звезды збираються. Будет дождик ... Я люблю-ю осенний до-о-щик.
- До свидания! - Резко сказала Даша. - Пойдемте, Тарас.
Тарас понемногу одежда фуражки, еще раз с исподлобья посмотрел на Мирона и, буркнув "до свидания", пошел. Мирон вежливо проводил их и запер за ними дверь.
Глава 2
На улице их сейчас же встретил ветер, который словно давно уже поджидал у подъезда, соскучился и, как верный пес, в буйном восторге бросился на них.
По грязно-сером небе над городом ползли неуклюжие тучи, словно гигантские кошки и зловистно терлись грудью о крыши домов и сливки тополей.
Засвичувались фонари.
Было то время, когда все спешат домой, к лампа, а на улицах незримым легким паутиной течет печаль и, прилипая к сердцу, вызывает в нем нечто забытое, жалко далеким.
Извозчики сидели сгорбившись, словно в скорбной задумчивости; конячинкы их смотрели в землю неподвижно, безнадежное.
Только ветер почему скаженно радовался и затрагивал всех.
Долго шли молча. Даша придерживала шляпу и задумчиво смотрела прямо перед собой. Тарас хмурился, рассеянно ежился от ветра и закладывал рукив рукава.
- Да! Актьор ... - Вдруг решительно сказал он.
Даша вернула его лице, на котором еще оставалась задумчивость, и вслушивалась в слова его.
- Безусловное актьор! - С сердитой глубокой переконанностю повторил Тарас. - Безусловный.
- А вдруг нет? - Вдруг спросила Даша, странно посмихнуввшися.
- Себ-то как?
- Ну вот так, а что если он не актьор и все это искренне? А? А мы так его обидели и я, и сестра, и Вера, и вы, даже? А? Бедненький, действительно?
Тарас понял шутку и сказал:
- Да, жаль, конечно, невинно страдает ... Но я бы его, власнo, не так ... Фу, как эти облака душат меня! .. Ну, наплевать ... Ничего ... И главное, какое наивное нахальство: всякому же видно, ну, проститутка твоя сестра, несчастье, ну чего уж тут? Нет: мне, мол, ничего ... Говорят он и ходит с ней везде, а когда спрашивают, чем занимается сестра, одповидае: сейчас нечем, а занималась проституции "и нагло смеется ... Знаете, здесь действительно можно в морду плюнуть. Некая уже слишком цинична гордость ... Я этого не понимаю! Ну что ты этим хочешь показать? Ну что? "Моя сестра - проститутка". Ну, для чего эта хвастовство?
Даша засмеялась.
- А когда это не хвастовство и не гордость? Что тогда?
Тарас посмотрел на нее: серьезно она спрашивает, шутит.
- Как не хвастовство? А что же тогда?
- А если он действительно так думает, что проституции такая же профессия, как и другие? Ну вот представьте, что он действительно так думает. Мы же тогда с вами - смешные и глупенькая? А? Представьте, что человек настолько переродилась, что для нее наши понятия о позорном совершенно чужие! Человек с совершенно иной планеты? А?
Тарас все же не мог разобрать, шутит она или говорит серьезно. А Даша, придерживая рукой шляпу и глядя из под руки на Тараса, как смотрят на солнце, так же улыбалась и говорила дальше:
- Вы же знаете его "честность с собой"? Нет? Фу, какой же вы! Значит, вы действительно ничего не понимаете? Честность с собой, это - новая мораль. Понимаете? Все старое нужно отбросить. Вот тебе жизнь, смотри, живи и делай свои собственные выводы. Понимаете? собственные. Эти выводы, мнения доведи до чувства. Когда докажешь, тогда должен появиться огонь ...
Ветер, словно рассердился всего более насмешливый тон Дары, гневно обрушился на нее и сильно толкнул своими мягкими грудью. Тарас скорцюбився.
- Ух, ветер какой! Понимаете: огонь. А огонь этот есть воля, которая и дает акцию. Чем полнее вы докажете вашу мысль до чувства, тем горячо будет огонь. Огонь этот сожжет все преграды, все мелкие старые мысли, чувства. Вот как два рода электричества; сами по себе они ничто, а соединив имеете силу. Вот как! Поняли?
- Хм! То не очень, - улыбнулся Тарас.
Даша засмеялась.
- Ах, вы странный! Это же так просто. Ну, вот примем его. Смотрите: пошла сестра в проституткы. Хорошо. Здесь он начинает думать: что такое проституции. Заметьте: отвергает все, что говорит мораль. Делает свой вывод: проституции - обычная профессия. Вы слушаете?
- Да, да! - Быстро ответил Тарас.
- Ну, хорошо. Обычная профессия. Еще только мнение. Чтобы быть честным с собой, надо довести до чувства. Доказывает. Появляется огонь. Он сжигает все предрассудки и человек уже вполне иначе смотрит и делает. Понимаете? И, конечно, он уже не понимает, почему стыдно назвать свою сестру проституткою. А мы - смешные и глупенькая люди - не понимаем его и смеется над его! Вот видите, с каким человеком вы познакомились.
- Хм! - Пробормотал Тарас, - таким образом и каждый шпига оправдать нельзя.
- Конечно! - Подхватила Даша. - Вот придите вы, например, к выводу, что Шпигом быть не позорно, не неморально, доведите до чувства вывод, идите в шпионы - и он вас даже похвалит. Хотя, может, на темной улице и уколошкае.
- Говорят, он матери своей отравил. Также, видимо, с честности с собой? - Пасмурно, злистно бросил Тарас.
- Наверное! Вот и с матиррю. Она была вполне недоумна. Понимаете, старая, недоумна, больной ... Ни к чему не способна, словом. Никого уже не узнавала и только мучилась. Он взял и отравил. Понимаете: доказал мнение к чувствах и отравил. А вот ни вы, ни я этого не сделали! Сделали бы вы это или нет? А?
Тарас злистно улыбнулся.
- Такого субъекта, как он, я бы действительно отравил.
- За что? - Засмеялась Даша. Смех ее был какой-то странный, глубокий, с самого дна груди, здригуючий. - Вы же только подумайте: Мать только мучается, и вторых мучает. Она не живет, а страдает. Не выздоровеет. Старая.
- А кто ему сказал, что не выздоровеет?
- Он сам пришел к этому выводу.
- "Он сам!
- На основании слов врачей ...
- Врачей! Знаем мы этих врачей. А врачи - боги? Сегодня так думают, а завтра изобрели нечто новое, и все их решения к черту.
- Тогда Мирон и не убивал бы ...
- Как?
- Ах, чудачина! Он сказал, что выводы нужно делать из того, что есть. А ждать, пока будут другие выводы он не может. Вывод таков, что мать не поправится, понемногу гниет, мучает себя и других. Чтобы не было, как он говорит, лишних мучений, он убивает мать. Понимаете: с большой любви убивает. С честности с собой. А мы, может теоретически згодимось с этим, а сделать не сделаем. Вот мы и не честны с собой, немощны, нецильни. Поняли? Он новый, цельный. Иной! Поняли? Вот за это его женщины так и любят. И неудивительно. Мы такой народ, что сразу умеем оценить ...
Тарас с мрачной внимательности подивлявся на Даша.
- Вы это серьезно? - Наконец спросил он.
Даша снова засмеялась.
- Конечно, серьезно! Разве вы сами не видите? Ну, скажите, если бы ваша сестра пошла в публичный дом ... Вот представьте себе это. Как бы вы реагировали? А?
Тарас молча вопросительно бегал по ней глазами.
- Ну, пустяки! - Вдруг оборвала она сама себя. - Конечно, шучу все. Довольно ... Вы лучше вот что скажите мне: ваша сестра, Оля, это такая худенькая девушка с серыми, большими глазами? Вся такая ясная, да? Белокурая, на бирже бывает ... Развитая такая ...
Тарас слушал невнимательно.
- Да, серые ... - Задумчиво произнес. - Бывает ... Или же ... Да, серые ... А что?
- Ничего. Она, значит, около знакома с Мироном?
Тарас хмуро посмотрел на Даша.
- Да, они знакомы.
- Вам это не нравится?
Он ответил не сразу.
- Да, не нравится.
- Почему?
Тарас зщулився и глубже засунул руки в рукава.
- Да.
Замолчали. Ветер злился, что на его не обращали внимания. Забегал то с одной стороны, то с другой, разгонялся сзади и сильно толкал в спину. Потом затихал, будто следил, что теперь будет. И снова начинал лютитись. Тарас вдруг освободил руки, полез в карман и вытащил записную книжку.
- Как он говорит, я забыл ... - Смущенно улыбаясь спросил, несмотря на Даша. Она с удивлением повернула к его лицу.
- Кто говорит?
- Да Мирон. Чувство к мысли? ... Или как?
- А-а! Мнение к чутье или наоборот, - это все равно ... Чтобы цельность. Вы что, записать хотите?
- Да, я это ... У меня, видите, бывает такое состояние, что я все забываю ... Ну, и записываю ...
Он снова смущенно, виновато улыбнулся и, остановившись под фонарем, записал: "Затем обдумать. Мирон: мнение к чувств, или наоборот.
Даша молча рассматривала его своими большими, строгими глазами. А детские, невинные губы чуть раскрыты были любопытства.
Ушли. Ветер, также как пидглядавшы, радостно закрутился вокруг их.
Тарас облачные более и более.
- Дарья Михайловна! - Вдруг грубо сказал.
- Скажите по правде: вы очень пренебрегаете меня за то, что я живу в Кисельських.
Даша даже остановилась.
- Что это вам бог дал! Откуда вы взяли?
- Нет, вы должны пренебрегать меня. Я это понимаю и даже згожуюсь ... Меня Анис иногда даже впускать не хочет, даже злится, что со мной, как с равным, а не как с иждивенцем ...Однако дармоедом наверное, все считают, только ...
- Постойте! - С легкой улыбкой перебила Даша.
- Одже, вы думаете, идо я так же как и Анис смотрю на людей?
- Ах, нет! Что вы! Нет, я совсем не до того. Я только то, что это понятно, когда вы меня презираете. Но даю вам слово ... Нет, вы подождите, даю, вам слово, Дарья Михайловна, и только вам и самому себе, больше некому, даю вам слово, что это недолго ... Мне нужно только немного решить, выяснить, и конец. Одну идею. Тогда иначе ... Между прочим, вы не обращайте внимания, что я так быстро и лихорадочно болтаю. Мне сейчас очень плохо. Через полчаса буду весь как вата ... А сейчас ... Или мне так кажется, что я быстро? ... У меня это бывает ... Оттого ли, что - с вами. Вы - ужасно хорошая,, Даша "..." Даша "очень хорошее имья, мне всегда так хочется называть вас, но я не смею ... У вас волосы, как венки из темно-золотой пшеницы, которые, знаете, плетут крестьяне? Особенно когда вы их надо лбом заключаете. Как корона ... Вы не обижаетесь? Нет?
- Милый, чего мне обижаться?
- Нет, другие, может, и обиделись. Неуважительном, может? Однако, я не знаю. Простые девушки не обиделись, а ... "Из благородных", как сказала эта ... Маруся, не знаю ...
- Да откуда же вы знаете, что я "из благородных" - засмеялась Даша.
- А как же?
- Я из таких же простых, как вы, и Маруся. Мой отец был сапожником, мелким даже. А что я в баре затесалась, так это случай. Учительница одна меня полюбила в гимназию отдала.Ну и сделалась "благородным".
- Да что вы! - С чрезвычайным удивлением остановился Тарас.
Даша также удивилась.
- Да чего вы так? Найзвичайнисенька крестьянка, даже не мещанка ... "С благородных" Ого! - Улыбнулась она .- Послушали бы вы, как в гимназии меня аттестовали "вулишниця" и "Разбойник Орша", иначе и не звали. Разбойником Оршей "один кривой столяр меня назвал. Я была действительно разбойник. Всегда с бандой мальчишек. Непременно во главе.Девочек не любила. Все огороды обворовывала. Добрая мне "благородная"!
Даша весело засмеялась.
- Белая была вся, кудрявая, как баран, безумная. Учительница моя всегда с ужасом на меня смотрела. Но любила. Хорошая была.
Тарас слушал в каком нетерпеливом захвату. Вытягивал руки из рукавов, снова засовывал, волновался. Наконец, не выдержал:
- Но позвольте же, позвольте! Господи! А я вас все время считал пани ... Вы с таким вкусом одеваетесь, такая ... Ах ты Боже мой! Вот поэтому-то вижу, что вы такая ужасно простая, веселая ... И потом, знаете, - у вас есть одно движение, знаете, такой Загонистый, широкий ... и слова, простые целиком. Но это, может, и ничего не значить, СЕБ-то движения и слова ... Но меня тянуло, страшно тянуло к вам ... Я, как только увидел вас, так сразу и полюбил. Не потому, что вы очень красивы, хотя может, и это, но потому, что ... Вы смеетесь?Ах, ха-ха-ха, да, да! .. Но вы понимаете, что я сказал "полюбил" не в том значение, а душевно. Э, глупое слово Не люблю этого слова! Просто, как человека ... Ну, вы же понимаете, да? Понимаете?
- Да понимаю, понимаю, комик вы. Только не волнуйтесь так. Что ж тут такого чрезвычайного? подумаешь!
- Нет, нет! Это очень важно, очень важно! Себ-то для меня, для меня важно ... Но как же это я ранище не спросил! Мне даже и в голову ни разу не пришло. И смотрите, вот я уже совсем иначе чувствую себя с вами, иначе ... Себ-то не из всех взглядов, но в том, что я уже с вами не стесняюсь ... В хорошему значение, в хорошем не стесняюсь ... Ух, как у меня голова горит. Это облака ... Но ничего ... Я рад, ужасно рад! Вы знаете, я до муки стесняюсь с интеллигентами. И совсем не такой, каким кажусь. Ей-богу! Я например, наедине с собой, я знаю, что значнищий многих из них, розумнищий даже (я не для похвальбы говорю это, ей-богу, а верно это), а при них делаюсь робким и так по дурацки держусь, что можно заболеть от стыда. Но, главное, Даро, главное в том ..., что я все-таки в глубине души делаюсь робким перед ними, как раб, как нища существо. Вот в чем подлость!Понимаете: я вот умом понимаю, что они не лучше меня, что живут они, как и все, а все же где-то там я всегда ужасно бросается перед ними, считаю их высокими и чрезвычайно интересуюсь, а как они у себя там эти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26