- Полицию было призвано.
- Да? Ну, разумеется. Это же черт знает что такое! Семен Васильевич, конечно, очень озабочен? Вот так история! Много их было?
- Не знаю. Двое были в кабинете. Семен Васильевич говорит, что один них очень похож на вас.
Мирон весело расхохотался.
- Ко мне? Да не может быть! Вот это мне нравится ... Еще чего доброго на виселицу попаду ... Ха-ха-ха! Да они же в маска, говорите, были?
Даша не сводила с него глаз, странных, взволнованных, мьягких.
- Фигурой похож.
- Фигурой? Ну, это еще не так страшно ... И больше ничем?
- Вы что, боитесь?
- А уж-ж! Вот, можете себе! Великая радость на виселицу идти. Не имею ниякисенькои охоты.
- Когда это не вы были, так чего же вам?
- Ну, это ... знаете ... Но, послушайте: вы, кажется действительно думаете, что это я был? Ха-ха-ха! Вот это мне подо-о-баеться! ...
И Мирон весело развел руками.
- Это интересно-а-во! Ну а вы, Тарас, все же, то ... берите вашего шляпу и идем. И чего смотрите на меня как на привидение ли, действительно, как на экспроприатора? А? Идите одевайтесь, идем.
Тарас машинально повернулся и пошел в свою комнату. Мирон с улыбкой в глазах оглядывался вокруг.
Потом будто вспомнил что-то, крикнул "ага!" И быстро полез в карман. Вынул какое-то письмо и с учтивой улыбкой подал его Даре.
- Хорошо, что вспомнил. Прочитайте.
Даша развернула письмо и начала читать:
"Ты напрасно, Роня, ходишь, Понапрасну ножки бьеш. Не ходи и дурака тут не строй. С Миня смиются уже за тебя, а если хочешь чтобы поверила тебе, возьми, свою Даша и Веру, приходи с ними сюда, поклонись мне в ножки перед всеми, поцелуй в руку меня и моего гостя, вот тогда видеть, что уважаешь. А дамы твои да станцуют с нашими гостями И меня попросят. И пущай с кавалерами приходят. А без них и не лезь, потому выгоню. Мария Купченко.
Даша, нахмурив брови, вернула письмо Мирону.
- Она, видимо, в пьяном состоянии писала это? - Почти равнодушно произнесла.
- Возможно. И не одна, но коллективно. Но, несмотря на это, предложение ее принимаете? Вы когда хотели ...
Даша поглядела на него.
- Вам очень хочется, чтобы я обидела сестру?
- Чем?
- Тем, что пойду. Я этого не хочу ...
- Какие вы деликатные!
Мирон неловко засмеялся и спрятал письмо.
Даша задумалась, словно сразу забыла о письме и мрачно розглажувала морщины скатерти на столе. Высокие молодые грудь ее поднимались и опускались. Она, видно, была чем-взволнована.
- Мирон! Это вы сделали экспроприацию? - Вдруг тихо, быстро спросила она и посмотрела на его кроткими, довирчивимы, странными глазами. - Вы? Так?
Мирон удивленно поднял брови.
- Да что вы! Бог с вами!
- Мирон, скажите мне!
Мирон вдруг покраснел весь. Глаза злобно потемнели. Он также понизил голос.
- Да вы что? Наивность притворяется ли меня за наивного считаете? Что вы действительно? Хотите доискаться, кто вырвал у вас тисячку? В полицию обращайтесь!
Даша побледнела и молча смотрела на него. И вдруг приложила руку к щеке и с каким полным горя страхом, словно только сейчас заметив, тихо, почти бессознательно сказала:
- Ох, как же вы меня ненавидите! Как ненавидите!
Мирон быстро взглянул на нее, крякнул, тревожно зашевелился и решительно тряхнул головой, словно, выбрасывал из нее нечто лишнее.
- Вы быстро там, Тарас? - Громко крикнул он.
- Сейчас ... Сейчас ... Ищу ... - Послышалось из комнаты Тараса.
Даша отняла руку и, словно от боли хмуря брови, глухо и твердо сказала:
- Скажите, вы очень меня ненавидите?
Мирон еще больше нахмурился, тревожно помняв шляпу и ничего не сказал.
- Скажите, мне теперь очень хочется это знать ... Мирон!
Мирон посмотрел на нее, улыбнулся и нетерпеливо повернулся к Тарасовой комнаты.
- Да скорей, Тарас! Какого черта там?
- Вы не хотите мне ответ? - Тихо бросила Даша, закусив губу и тяжело дыша.
- Нет!
- Почему?
- Потому что не хочу.
- Почему же не хотите?
Мирон круто, злобно оглянулся к ней.
- Да что вы, право! - Вспыхнул он. - Что вам нужно от меня? Что вам от моей ненависти или любви? Что за разговор такой? Скажи ей, ты сделал ... Да что вы! Что за забавная наивность? С какой стати начну с вами открыто быть, хоть я сделал? Ненависть? Какая ненависть? За что? Что вы мне? Идите к Кисельських о чувствах говорить, мне же оставьте в покое. Или этой удочкой хотите выловить свою тысячу? Жаль, правда? Бедные! Ничего, мужички снесут еще яичко, "не простое, а золотое" ... Да и полиция позаботится.
Даша закрыла лицо руками, словно защищая его от злых, шипячих слов Потом отняла руки и бледная, с дрожащими от муки губами, тихо сказала:
- Ох, как вы больно мне делаете! Ох, как больно!
И понемногу покачала головой, как делают это от нестерпимой боли.
Мирон замолчал, побледнел, быстро шагнул к ней и вдруг сразу остановился.
- Э, да лучше! Все равно! Прощайте!
И круто повернувшись, поспешно, словно убегая, пошел в прихожую. Даша тихо, медленно пустились на стул и бессильно оперлась всем телом на его спинку.
В это время выбежал Тарас.
- Уже ... Иду! Шапку искал ... Под кроватью ...
Он на бегу надевал фуражку и не заметил Даша.
На улице некоторое время шли молча. Мирон был облачный, Тарас же озабоченно, робко заглядывал ему в глаза и ежился от холода.
- Вы - дурак! - Вдруг резко сказал Мирон, возвращаясь к Тарасу.
Тот не обиделся, только удивился.
- Понимаете? Чего смотрели на меня так? Что тут страшного, если бы вы даже нисколько не сомневались, что это я был? Что одну из многих тысяч вырвал у вора? Дурак вы! Смотри как баран на новые ворота. Может, еще трепали языком что нибудь о нашем разговоре? Так?
- Нет, я никому ничего не говорил.
- То-же-то. Еще такой бы глупости не становилось. Сделал я. У меня достаточно пьятьсот рублей, которые сейчас вам дам. Вторые пьятьсот помишникы взяли. Я бы вам их не отдал, если бы не знал, что Оля не возьмет от меня. Кроме того, я, наверно, быстро уеду отсюда.
Тарас то пробормотал.
- Молчите. Слушайте. Поэтому я их вам даю. Вы так сделайте: положите их в сберегательную кассу, временно жить, как ранище. Или дали вы вашим пьятьнадцять рублей?
- Нет ... Забыли ...
- Э, который вы дурак! Почему же не дали? Разве вы не понимаете, черт бы вас взял, что для ваших теперь каждый рубль дорог! Сейчас же идите и отнесет! Слышите?
- Хорошо ... - Прошептал Тарас.
- Пьятьсот же несите к сберегательной кассы и пока не трогайте. Потом как нибудь скажете, что встретили одного знакомого, который благосклонно отнесся к вашему трудного положения и согласился найти для вас денег. Понимаете? Возьмите сначала рублей сто. На эти деньги, или, еще добавив, надо наняты для Оли мастерскую. Она призовет еще подруг и организует артель, что ли. Это проект, но пока ... Отца в больницу.
Сами в санаторий. Иначе всех вас черт заберет.
Тарас остановился.
- Я также ваших денег ... не возьму, - с усиллям сказал он.
- Что-о?
- Я. .. не могу.
Мирон внимательно посмотрел в лицо ему и засмеялся.
- Фу, да и идиоты же вы все какие! Ну, зачем вы эту комедию строю? Пойдемте, мы обращаем на себя внимание ... Почему вы не "можете?
- А вы думаете, что я могу?
- Господи! ..
- Подождите! Разве это не все равно, что сделает?
- Себ-то как?
- Да. Это все равно. Я же не продумал сделать? Правда?
- Ну?
Мирон спрашивал уже не так уверенно. Тарас заметил это.
- Когда же я не продумал сделать, разве я имею право взять?
Мирон некоторое время молчал, глядя перед собой мрачными, скученными глазами. Тарас тревожно заглядывал ему в лицо.
- Неверно! - Наконец решительно встряхнул Мирон головой. - Здесь вы берете меня, там же от Кисельського. Там вы берете силой, тут же вам дают. Совершенно новая комбинация.Ну, это пустяки. Берите деньги!
Мирон вынул из бокового кармана пакета и протянул Тарасу. Тарас нерешительно взял и держал в руках, раздумывая.
- Прячьте, нечего. И сейчас же идите к своим. А завтра утром несите к сберегательной кассы, - сегодня поздно. И конец ... С Олей поговорите и ни за что не допускайте к глупостей.На случай чего, бегите ко мне. Не застанете, оставляйте записку. Поняли?
- Да ...
- И слушайте: возьмите себя в руки. Соберите все ваше самолюбие. Вы словно тряпка какая, смотреть на вас неприятно. Стыд! Болезнь болезнью, но недержание себя в руках само собой. Как что. Сможете, забежит завтра ко мне сказать, как все обойдется. А Кисельськи твердо убеждены, что это я?
- Нет ... Подозрение только ... легкое.
Тарас решительно спрятал пакета и плотно сжал губы будто ришившись то.
- А как Даша отнеслась? - Равнодушно бросил Мирон, но искоса остро поглядывал на Тараса.
- Даша ничего ... Сегодня утром говорила, чтобы ничего не говорить полиции о подозрениях на вас.
- Да? .. А до ... экспроприации как однеслась?
- Ничего не говорила ... Наверное, хвалит ...
Тарас улыбнулся.
- Хвалит? - Еще более равнодушно спросил Мирон. - Чу-у-дно ... Вы слышали?
- Да, она-то такое говорила Сергею сегодня ...
Тарас снова улыбнулся.
- Сергей очень ... опечаленный ... В социалиста экспроприация ... Ну-ну!
- Хм! - Промычал задумчиво Мирон.
Помолчали. Тарас ежился от холода.
- Ну, все равно! - Вдруг сильно вздохнул Мирон, и засмеялся. - Так и будет.
- Что? - Спросил Тарас.
- Ничего ... Это я так ... Ну до свидания. Мне сюда ... Завтра заходите.
- До свидания. Зайду.
- Около четырех.
- Хорошо ...
Мирон зашел в подъезд дома, в котором жила Наталья.
Глава 11
Только после ужина Сергей спросил Даша, чего приходил Мирон. Даша вполне равнодушно ответила, что ему нужен был для чего Тарас. На вопрос же, о чем говорили, зевая сказала:
- Вот ... Не помню ... Мелочи какие ...
Сидели в комнате Дары. Сергей ходил из угла в угол i осторожно покашливал. Даша играла ножом к разрезания книг.
Сергей остановился и начал говорить, что он нашел точку взгляда, с которой найзручнище писать реферат о Мирона. Это социальная гигиена. В ней нет ни морали, ни класса. Она важна для всех, как для буржуев, так и рабочих. Все заинтересованы в пиддержци гражданского здоровья. Таким образом, Мирону придется туго.
Даша была с странною улыбкой, иногда краснела то и похмурювалась. Обводили его слабую фигуру глазами и снова краснела. Но ничего не говорила.
Сергей говорил долго. Даже взволновался. Даша молчала.
Тихо было. Издали чуть слышно доносились звуки пианино. Играла, пожалуй, Екатерина Андриевна.
Сергей замолчал и смотрел на Даша. И вдруг неожиданно предложил ей остаться у нее эту ночь, причем покраснел и виновато, с неловкости остановился перед ней. Даша удивленно но молча подняла на его глаза. В замешано взгляде его было нечто робкое, ожидая, как он и боялся и надеялся, что она откажется.
Даша покраснела, молча встала, обняла и тихо вывело его из комнаты.
- Иди, иди ... Тебе спать надо. Забирайсь. Негигиенично.
И даже засмеялась резким, сухим смехом. Сергей очень не протестовал, бормотал что-то, также насильно смеялся. И в смехе том слышалось то и благодарное и виноватое, и тревожно-гнетущее, нерозришене. На пороге остановился и хотел заглянуть ей в лицо, но она с мьягкою решимости вытолкала его и закрыла дверь.
Часа до второй она не ложилась. Бурно ходила по комнате, грозно похмурившы брови и сложив руки на груди. Садилась в кресло, закрывала глаза и отбрасывала голову на спинку. Тогда лицо, подставлена под свет лампы, показывало горячий румьянець внизу щек и волнения чувствительных ноздрей. Снова ходила и снова садилась.
В постели не могла умоститись, шевелилась глубоко вздыхала, раскрывалась и снова укрывалась.
Наутро глаза ей были обведены темной полосой усталости, но в лице было выражение насмешливо, волнующей решимости.
Часто за обедом поглядывала на всех и о себе улыбалась, сейчас же пряча улыбку. И то враждебное мелькало в глазах вслед за улыбкой, враждебно и непоколебимое.
Вечером, не проронив ни слова, оделась, пересчитала деньги в кошельке и ушла. Улыбалась так же, как при обеда.
Шла она, видно, в направлении ранище намеченному, известному ей, хотя частенько присматривалась к домам. Выйдя на небольшую улицу, она пошла певнище. На
перекрестку остановилась. На пару шагов от нее был подъезд какого отеля. Над дверью горел большой лихтарь, на шкли которого была надпись "Империал", а у порога на стуле дремал швайцар в либерии и шляпе с позументом.
Даша решительно подошла к нему и громко спросила:
- Свободные комнаты есть?
Швайцар быстро поднял голову, вскочил, снял фуражку и, кланяясь, торопливо заговорил:
- Пожалуйста, пожалуйста! ... Есть, есть ... Вот сюда, вам большую?
- Да какую нибудь. Только не грязную.
- Слушаю.
Швайцар позвонил, в горе задзеренчав звонок и сейчас же послышались бегущие мьягки шаги. Вверху на лестнице зьявився лакей.
- Пожалуйста, выйдите вверх, вам там покажут ... - Поклонился швайцар.
Даша медленно, спокойно пошла за лакей мимо целый ряд номеров. Лакей был с лысиной чуть не до самой шеи в маленький, остренький, с умными, проницательными глазами.
Открыв один из номеров, он зажег свечу и поднял ее. Комната была большая, чистая и даже уютная.
- Хорошо. Я беру ее, - сказала Даша.
- За вещами позволите на вокзал съездить?
- Нет. Я без вещей.
- Может самоварчик угодно?
- Нет. Ничего не надо. Поставьте свечку на стол. И подождите.
Даша сбросила шляпу, медленно вонзила шпильки, положила шляпу на стол и, повернувшись к лакей, что почтительно ждал, спокойно и строго сказала:
- Приведите мне сюда мужчину.
Лакей сделал большие глаза.
- Как изволили сказать? - Осторожно переспросил он, боясь, очевидно, что не так понял.
- Я говорю, приведите мне мужчину. Водите вы для мужчин женщин. Ну вот так же приведите мне мужчину. Я заплачу ему и вам.
Лакей быстрыми взглядами осматривал ее и, видно, ничего не понимал.
Даша строго и величественно смотрела на него, нетерпеливо хмуря брови.
- Ну что же вы? Можете или нет?
- Так точно ... Но только ... Разрешите сейчас? ...
- Сейчас же.
Лакей то размышлял.
- Слушаю. Как позволите прописать вас?
- Анна Ивановна Иваненко.
- По паспорту?
Даша гневно посмотрела на него.
- Слушайте: вы слишком болтливы, это мне не нравится. Идите и делайте или пришлите мне другого.
- Извините. Я только ... Как, значит, мы должны каждого гостя ...
- Хватит. Идите и делайте то, что я вам сказала ...
- Слушаю .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26