На этот двор, видимо, до их позапрошлогодней свадьбы с Тоомасом ни разу не заезжал ни один автомобиль, на хутор не вело даже дороги, способной привлечь кого-то завернуть в лес.
Очутившись под этой крышей, они почувствовали, что ограждены от невзгод.
На следующее утро Тоомас все же вернулся в поселок. Он не находил себе покоя. Пока никто другой от него не принял скотобойню, он оставался в ответе за нее. Кто знает, сколько человек выйдет на работу в этот день. Астрид пыталась было отговорить мужа, пусть хотя бы денек пропустит, ничего не случится,— вдруг в поселке снова вспыхнет перестрелка? — но все было напрасно. Врожденная обязательность не позволяла Тоомасу изменить себе. Он успокоил жену, сказал, что ничего не случится, что скоро вернется, сам все осмотрит и поговорит с людьми, и вскочил в седло. Широкая спина Тоомаса, склонившаяся над велосипедом, и было последним, что увидела Астрид.
Когда Тоомас к вечеру не вернулся домой, Астрид в предчувствии недоброго встревожилась. Старый Тоомас, правда, успокаивал, что, может, пришлось остаться на ночь, наверно не вышли рабочие, и что к утру-то вернется, но это не успокаивало. Тоомаса не было всю ночь, не вернулся он и утром. Астрид оставила Рээт на присмотр старикам и помчалась в поселок искать мужа.
Домой Тоомас не приходил. Астрид кинулась на бойню. В воротах стоял вооруженный человек с белой повязкой, лицо его показалось ей вроде бы знакомым. Мужчина выслушал ее торопливую и сбивчивую речь, осторожно огляделся и сказал, что впустить Астрид он не может, это запрещено, да и нет в этом смысла, потому что Пярнапуу на бойне нет. Его еще вчера утром увезли отсюда. Кто увез? Куда увезли? Почему? Охранник неловко вытягивал шею, будто воротник его расстегнутой рубашки стал вдруг тесным, он снова беспомощно огляделся и невнятной скороговоркой сообщил, что он, собственно, ничего не знает, он при этом не присутствовал, пусть госпожа Пярнапуу не подумает, будто он тут к чему-то причастен. Но кто же тогда? И куда? Охранник ответил уклончиво, что будет лучше, если госпожа сама быстренько отправится в уезд, в штаб Омакайтсе, был приказ всех, кого здесь вчера взяли, переправлять туда. Может, удастся чего добиться. Пярнапуу все же знают с эстонских времен, надо думать, произошла ошибка, что арестовали именно его...
Большего Астрид узнать не удалось. Поселок уже который день пребывал в полнейшем оцепенении, учреждения закрыты; когда она торопливо проходила по улице, то, правда, чувствовала взгляды, которые сопровождали ее из-за занавесок, но на улице не показывался ни один человек, у кого бы можно было что-то дополнительно узнать. Да и кто мог знать? Кто скажет? Но несмотря на это, у Астрид было ощущение, будто уже все до последнего знали о ее судьбе, взгляды, казалось, злорадствовали: смотрите, там идет жена арестованного Пярнапуу!
Вдруг она ясно ощутила враждебность этого приветливо беспристрастного поселка. Странно обостренное чутье подсказывало, что за некоторыми занавесками живет удовлетворение: меня беда обошла, ее настигла!
Вернувшись домой, Астрид сразу же взяла велосипед и отправилась в город.
Казалось невероятным, что все это было лишь сегодня утром. Целая вечность отделяла Астрид от этого солнечного июльского утра, когда она принялась накручивать педалями первый километр; сердце ее, правда, было заполнено тревогой, но все же в груди теплилась большая надежда.
Ну конечно, это какая-то глупая ошибка, она поедет и все объяснит, перед ними извинятся и их отпустят домой. Тоомас ведь такой человек, что работает как вол, а за себя слова сказать не может. Так это дело не пойде. Сейчас не время для скромности.
Когда Астрид вновь подумала об этом, ее словно холодной водой окатили. Как вообще могло случиться, что Тоохмаса арестовали, как какого-нибудь преступника? Его, который никого в жизни не обидел. Теперь Тоомаса увезли под охраной и спрятали в таких глубоких подвалах Омакайтсе, что его уже невозможно будет найти. За что же все-таки? Все существо Астрид восстало против этого. Даже во время войны нельзя же человека просто так, по чьему-то усмотрению, засадить в тюрьму!
Сердце колотилось, в висках тяжело стучала кровь. Астрид с самого утра крошки в рот не брала, но сейчас ей кусок в горло не лезет. Вопиющая людская несправедливость взывала к сопротивлению. Знать бы ей какого-нибудь высокого начальника, чье слово имело бы вес! Астрид без тени сомнения тотчас вломилась бы к нему и крикнула от всего сердца: вы не смеете задерживать Тоомаса, он никому не причинил зла и он мне каждую минуту нужен!
Только где найти такого человека, облеченного властью, во времена безвластия?
Астрид с треском оторвала руки от клеенки и, ни о чем не думая, взяла из кучи фотографий самую верхнюю. Нужно было чем-то занять себя. Усилием воли она сосредоточила свой взгляд на фотографии. Снимок, казалось, медленно поднимался со дна реки на поверхность, из расплывчатого становился отчетливым.
Этот поросший травой двор на фотографии был двором хутора Аакре, и люди там оказались их свадебными гостями. Улыбавшаяся в подвенечном платье девушка — она сама. Большая голова Тоомаса была высокомерно поднята крахмальным воротничком. Удивительным образом жених с невестой вовсе не были на фотографии самыми главными, наоборот, в центре снимка выпирал сверкавший автомобиль, на который, по другую сторону от новобрачных, по-хозяйски и гордо облокотился в блестящей кожаной куртке двоюродный брат, ванатоаский Ильмар. Он был у них свадебным кучером. Астрид разглядела фотографию от края до края и подумала, что дрова, сложенные возле забора в поленницу, еще прошлой зимой обратились в золу под плитой на хуторе Аакре.
Лица перед глазами Астрид вновь стали расплываться, будто тускнели за чередой прожитых дней. Вдруг с опустившейся в реку времени фотографии в глаза бросилось что-то знакомое. Это продолговатое, с самоуверенным взглядом лицо, которое чуть-чуть заслонял козырек модной кепки Ильмара! Его она видела совсем недавно, это лицо отчетливо стояло перед ее глазами.
Помещение уездного отдела внутренних дел, где теперь располагался штаб Омакайтсе, с первого взгляда навело страх на Астрид. Оно кишело обросшими бородой вооруженными людьми, которые, громко разговаривая и громыхая сапогами, шагали туда и сюда по мрачновато-зеленому коридору и время от времени исчезали за той или другой коричневой дверью. Астрид была единственной женщиной во всем этом доме, во всяком случае ей так казалось, здесь она чувствовала себя неприкаянной, вчерашние лесные братья пытались грубо шутить с ней, и ни один не высказал готовности в чем-нибудь ей помочь. К вопросам они оставались глухими. Ни на один не хотели отвечать. Право не отвечать, не чувствовать ни перед кем ответственности кружило голову, весь мир умещался в ладони — сжал, и дух вон! Кое-кто из более несдержанных недвусмысленно похабничал с Астрид, им казалось, что все женщины теперь должны быть доступны победителям, но Астрид не воспринимала сказанного, вроде и не слышала, продолжала искать, кто бы мог ей сообщить, где Тоомас.
Астрид ходила от одной коричневой двери к другой, заглядывала в комнаты, и вскоре ей стало казаться, что во всех сидит один и тот же человек с мрачным усталым лицом в мундире кайтселийта, который едва удосуживается выслушать ее, чтобы затем отрицательно тряхнуть головой и резко сказать: он о Тоомасе Пярнапуу ничего не знает. Возможно, знают в другом отделе...
Астрид была уже в полном отчаянии, когда в одном из коридоров навстречу ей попался тот самый самонадеянный человек с продолговатым лицом, который был запечатлен на свадебной фотографии. Бывший одноклассник Тоомаса из уездной гимназии, звали его, кажется, Мартином. Мартин Оксбуш. О нет, позднее он эстоиизировался, когда работал землемером в уездной землеустроительной комиссии, теперь его зовут Майдо Уритамм На свадьбе он держался несколько особняком, словно не находя подходящего общества, лишь двоюродный брат Ильмар старался быть рядом. Ильмар страшно любил общество образованных людей, это и его самого возвышало над другими. Тем более что к тому времени его впервые после многократных потуг избрали казначеем местного мелиоративного товарищества, и он в своей новой должности считал полезным заводить знакомства, которые достигли бы самой водной комиссии уезда.
Уритамм с несколько отсутствующим видом выслушал Астрид. Он был, во всяком случае, настолько воспитанным человеком, что не позволил себе ни резкости, ни отказа.
Да, конечно, он готов сделать все, чтобы это заблуждение, эта явная ошибка была исправлена. Несомненно, он понимает заботу Астрид, разумеется, вся эта история неприятна, но бояться ей ничего не следует Омакайтсе — это организация с твердым порядком, где господствует законность, никакого самосуда или сведения счетов тут быть не может, в этом отношении пусть Астрид успокоится. Это же истинно эстонская организация! Возможно, от Тоомаса и не требуют ничего, кроме сведений о директоре скотобойни и о других большевистских попутчиках. В этом случае он окажется дома сразу же после соответствующей беседы. Нет, сам он, к сожалению, о Тоомасе не слышал и не знает, где тот в настоящее время находится. Это можно узнать у начальника Омакайтсе, но полковник Лаазинг, к сожалению, выехал на операцию
— Дорогая госпожа Пярнапуу,— предупредительно заверил ее Уритамм,— я же знаю Тоомаса много лет. Я уверен, что он и при большевиках не сделал ничего такого, что эстонцу непростительно, так что, видимо, это дело будет улажено. Немного терпения, как только полковник вернется, я с ним поговорю. Лучше всего, если вы сейчас уедете домой. Уж я найдя способ передать вам, как обстоят дела. Здесь вам оставаться смысла нет!
С этими словами он отвесил легкий поклон, повернулся и зашага прочь. Перед глазами Астрид осталась его спина, покачивающаяся в лад! но сшитом френче кайтселийтчика.
По дороге домой перед глазами Астрид все время стояла одна и та же картина. Человек с мрачным уставшим лицом, засучив рукава мундира, стоит у операционного стола, застеленного белыми простынями, и водит взад и вперед рукой, все взад и вперед, в том же темпе, в котором она крутит педали, в руке мужчины поблескивает скальпель, и с кончика его через равные промежутки времени падают совершенно круглые, сверкающие рубинами капли крови.
Возле Кудивере она и на обратном пути посчитала за лучшее загодя свернуть к мызным постройкам, чтобы кружным путем, полями выехать за мост на шоссе, ведущее в поселок. Она чувствовала, что никто не хочет ей сегодня помочь, и сознание этого породило страшную усталость, которая не позволяла даже мыслям течь свободно. В последнем отчаянии она ухватилась за слова Уритамма: «Уж я найду способ передать вам, как обстоят дела». Все же однокашник, он должен помочь.
За это время солнце успело зайти. Комнату сразу же заполнили сумерки, и в этих сумерках вдруг совершенно невыносимой стала безжизненная белизна выкинутого из шкафа на пол белья. Астрид поднялась на ноги, сдвинула снимки на столе и, собравшись с силами, принялась прибирать в разоренной квартире.
Она убрала разбросанное белье в шкаф, мысли ее блуждали своим чередом. Они сосредоточивались на самой благоприятной возможности, будто присосками ухватывались за предположение Уритамма: «Возможно, от Тоомаса и не требуют ничего, кроме сведений о директоре скотобойни и о других попутчиках». Кто могли быть эти другие попутчики, оставалось неясным. Ну конечно, это так, чего им еще нужно от Тоомаса! Того и смотри, скоро появится дома.
Было уже совсем темно, когда раздался негромкий стук в дверь. Астрид без огня сидела на кухне, собственно, она и не знала, есть электричество или нет. Рука не поднималась к выключателю. Она кое-как уложила вещи на место и подмела пол, сейчас она опять сидела возле кухонного стола, уставившись в маячивший в отдалении за окном темный излом ельника, и напряженно думала, с чего начать завтрашний день. Как узнать хоть что-то о Тоомасе? Ждать вестей от Уритамма было нестерпимо, если самой ничего не предпринимать; она должна была как-то ускорить события.
Стук заставил Астрид мгновенно очнуться от своих мыслей. Наконец-то! Она все время знала, что Тоомас вот-вот придет!
Астрид вскочила, кинулась к двери. От резкого движения стул перевернулся, но этот неожиданный грохот в тихом доме ничуть не испугал Астрид. Если Тоомас вернулся, то больше нет нужды таиться, можно опять ходить не на цыпочках и громко разговаривать.
За дверью стоял незнакомый мужчина. Но это было невозможно! Астрид испуганно отшатнулась. На мгновение ей показалось, что это один из тех бородатых лесовиков. Пришел по каким-то таинственным приметам по ее следу и хочет теперь овладеть ею Однако различимый в коридоре человек, опережая страх Астрид, произнес знакомым голосом:
— Не пугайся, Астрид, это я, Рууди Орг.
Теперь Астрид узнала Рууди. Она без промедления, подавляя разочарование, отступила от порога и впустила Рууди в комнату. Едва закрыв за пришельцем на задвижку дверь с поломанным замком, она тут же излила свое единственное неизмеримое горе:
— Знаешь, Р>уди, Тоомаса арестовали!
— Знаю,— коротко ответил он.
— Ты где слышал?
— Может, пройдем,— тихо попросил Рууди.— Не то соседи вдруг услышат, что у тебя в доме мужской голос,— лучше, если они не узнают о том, что я нахожусь здесь. Сейчас не угадаешь, кто чего стоит.
Они прошли на кухню
— Скажи, откуда известно о Тоомасе! —попросила Астрид — Может, ты больше меня знаешь? Где он, что они от него хотят, когда домой отпустят?
— Видишь ли, затем я и пришел к тебе,— медленно проговорил Рууди, словно бы внушая ей манерой своего разговора спокойствие.— Мы с Тоомасом сидели в одной камере.
— Я сегодня была в городе, в штабе Омакайтсе, но они ничего мне не сказали Уритамм обещал передать, если что-нибудь выяснится, сказал, по его мнению, произошла ошибка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62