повесть
ГЛАВА 1
Синьор Антонио за обедом говорил мало, украдкой наблюдая за внучкой, а Лаура смотрела и смотрела на Джованни, ловила каждое его слово, улыбалась, когда улыбался он, становилась серьезной, когда хмурился, рассказывая, как непросто ему было освободиться от дел и буквально вырваться из Милана сюда, в родной Рим.
Он так изменился, ее дорогой Джованни, за эти три года, словно не виделись они целое десятилетие. Широченные плечи, крепкая шея, руки, и только глаза его черные — не видно даже зрачков — были горячими и нежными, как прежде.
Нет, нет, она всегда знала, что Джованни вернется, а теперь в их любовь не может не поверить и Тони. Ведь Джованни привез подарки и ему — значит, помнил, думал о нем.
Они уже покончили с обедом, который Лаура наскоро приготовила, взяв в долг у тетушки Лолы, торговавшей
рыбой, полкило сардин, и теперь наслаждались крепким кофе. Настоящим черным кофе, который тоже привез с собой Джованни.
— Что ты все молчишь, не узнаю свою Лауру,— сме-ясь, сказал Джованни и накрыл своей широкой ладонью ее тонкие длинные пальцы.
— Не могу поверить, что ты сидишь здесь, в нашей комнате,— ответила девушка тихо, словно боясь спугнуть свое счастье. К тому же она не могла непринужденно, как прежде, шутить с этим самоуверенным, чуть насмешливым и потому не совсем ей знакомым Джованни и как будто даже чуточку робела перед ним.
— Ведь я обещал, что обязательно вернусь,— уже серьезно произнес Джованни, пригладив густые выощиеся волосы.
Теплый ветерок, напоенный ароматом цветущей в углу двора азалии, стекал сюда, в открытое окно подвала.
За несколько теплых дней этот ласковый ветерок вы-теснил устойчивый запах сырости и подсушил влажные стены в крохотной столовой.
— Уметь держать свое слово — это, пожалуй, могут не многие,— изрек Антонио. Он подумал о Филиппо. Сын тоже обещал вернуться из Штатов. Но от него нет даже писем. Где он, бедняга?! Старик неторопливо поднялся, взял чашечку и пересел в свое кресло к окну. Много бы он дал, чтобы соседи видели, как его внучка с женихом пьют послеобеденный кофе. Но окно было ниже уровня земли, и, чтобы заглянуть внутрь, соседям пришлось бы спуститься вниз по крутым, истертым ступеням.
— Отсюда не мешало бы сразу же переехать,— сказал Джованни. Ему хотелось, чтобы синьор Антонио не сомневался; у Лауры будет хороший, заботливый муж. Перехватив растерянный взгляд девушки, добавил, что в ближайшие же дни займется этим.
В доме напротив, очевидно, открыли окно, и отблеск солнца, качнувшись золотым диском, застыл на стене.
Лаура радостно улыбнулась этим отраженным солнечным лучам, словно доброе предзнаменование, прорвавшимся,в их убогов жилище.
Старик тоже посмотрел на яркое солнечное пятно и сдержанно произнес:
— Здесь летом не так уж плохо, не стоит, пожалуй, пока спешить...
— Как так? — испуганно воскликнула Лаура.
- Что значит: не спешить? — настороженно спросил
Джованни. Оба имели в.виду свадьбу, с которой не хотели тянуть.
— Успокойтесь! Я не... об этом,— чуть улыбнулся Антонио и пояснил: вовсе не свадьбу имел он в виду. Могут пожениться хоть в первое же воскресенье.
Джованни обнял за плечи Лауру и, прижавшись к ее головке, шепнул:
— Так и будет!
— Я имел в виду... другое, безработицу,— досказал Антонио.
— А когда ее не было? — беспечно вставил Джованни.
— Но сейчас особенно. Четыре месяца назад нашего соседа...
— Элио,— подсказала Лаура.
— ...тоже уволили с завода. Но Элио... прекрасный литейщик! У моего друга все три сына каменщики и уже пять лот безработные.
— Это не про нас,— жестко произнес Джованни.— Мои шефы — люди надежные.
Антонио хотелось бы порасспросить об этих «надежных людях», но внучка с такой мольбой посмотрела на него, что старик поднялся и медленно направился к-двери.'
— Я ненадолго,— сказал он, взяв свою видавшую виды шляпу. Пусть дети посидят, поворкуют. Лаура так и сияет от счастья. Еще бы! Уже три месяца, как ей отказали от места — хозяйке стало накладно держать горничную — попробуй теперь где-нибудь устроиться. Не те сейчас времена! Девочка согласна на любую работу. Только и ее не найдешь.
За эти-то месяцы они и задолжали хозяину. Синьор Альварес человек добросердечный, вот и сидят в своем углу, другой давно выбросил бы их на улицу. Однако всему приходит конец. Половина жильцов задолжала хозяину. А синьор Поджио, художник, почти год ничего
не платит. О мадонна! Самую большую, увитую серебряной лентой свечу он, Антонио, зажжет перед ее святым ликом в день свадьбы маленькой Лауры.
Бедная Аделаида не сможет уже вместе с ним порадоваться счастью их дорогой внучки. Но если б она дожила до сегодняшнего дня, то даже сейчас ее мучили бы сомнения и страхи. Ничему хорошему не верила, ничего хорошего от жизни'не ждала.
Самым печальным было то, что, так или иначе, страхи ее обычно сбывались, это еще больше угнетало женщину. Даже когда их крепкие, здоровые мальчики шалили в своей комнате, она с улыбкой поглядывала на дверь, а глаза оставались серьезными: «Ах, Антонио, кто знает, что ждет сыновей, когда они вырастут!..»
Как чувствовала!.. Будто наперед все знала. Даже в тот солнечный яркий день... Звенела медь оркестров, море цветов, веселье. Он, Антонио, тогда еще крепкий, широкоплечий, хоть и был в мэрии всего лишь клерком, казался себе там, на причале, необычайно важным и значительным. Ведь его сын, его Винченцо, вместе с другими такими же белозубыми крепышами в отлично сидевшей на них форме отправлялся в Абиссинию «ради процветания прекрасной Италии». Для них победно гремела музыка, их осеняли знамена, и с многочисленных портретов им улыбался дуче. С затаенной завистью смотрел на старшего брата Филиппо. А синьору Антонио Винченцо виделся уже героем, возвращающимся в Рим. Даже слышались горячие поздравления сослуживцев.
Гордость и восторг распирали отцовскую грудь, и Антонио, чтобы поделиться своей радостью, обернулся к жене. Но Аделаида, кроме своего «старшенького», никого и ничего не видела, не утирала слез, катившихся по щекам и падавших на ее нарядную шелковую блузу.
Ох уж эти женщины! Им бы всю жизнь держать сыновей возле своей юбки!.. Парень два года не мог найти работы. А сейчас и одет, и обут, и накормлен...
Пробил час великой Италии!..
Антонио положил свою сильную руку на плечо жены, убежденно сказал:
— Все будет хорошо! Мы победим!
Она лишь на мгновение отвела взгляд от сына, который стоял на борту корабля и что-то кричал провожавшим его приятелям.
«Он может никогда... не вернуться»,— прошептала Аделаида и сама ужаснулась этим вырвавшимся у нее словам. Вероятно, материнское сердце не обманешь.
Они так и не узнали, где сын похоронен...
Потом, спустя, пять лет, когда младший, Филиппо, уезжал на Восточный фронт, Аделаида не пошла его провожать — теперь она сама себя боялась. На этот раз Антонио тоже ничего хорошего не ждал от восторженных
прогнозов надутых политиканов и воинственных выкриков перетянутых ремнями молодчиков... Из задумчивости Антонио вывела внучка.
— Ты простудишься, Тони,— строго проговорила она, набрасывая на его плечи пиджак. Малышкой звала она деда этим уменьшительным именем, так и остался он — Тони.— Вечера вовсе не такие теплые, чтобы сидеть в одной рубашке.
— Спасибо, Лаура.
— Пора бы вернуться в комнату,— ворчливо продолжала она: такой уж был у нее тон, когда старик, по ее мнению, поступал легкомысленно.
— Я еще немного погуляю,— шутливо попросил Антонио. Он не хотел стеснять молодых людей.
— Не больше получаса! Не больше! — Лаура наклонилась, поцеловала старика и вернулась в дом.
- Не хочет нам мешать,— сказала она, усаживаясь рядом с Джованни.— Мечтает, наверное.
— Мечтает? — так удивленно спросил Джованни, что Лаура рассмеялась.
— Когда я устроилась на работу, то пообещала: скопим немного денег и съездим в Геную. Там мой отец воевал. Вот Антонио и надеялся: вдруг найдет кого-либо из друзей своего сына. Но... ничего из этого не получилось... Женщине не так просто устроиться.
— Теперь-то тебе незачем об этом думать,— покровительственно произнес Джованни и привлек ее к себе.
Она замерла, ощущая, как совсем близко друг от друга бьются их сердца.
— Мне бы тоже хотелось побывать вместе с тобой в Генуе,—после долгого молчания сказал Джованни.— Прекрасный город. Замечательный!
Лаура удивленно приподняла узкие, едва намеченные брови и улыбнулась:
— Разве существуют города прекраснее Рима?
— Нет, конечно, нет. Но... Можно было бы переехать и в Геную. Ведь ты согласна?
— О, Джованни!..— Она обеими руками коснулась тугих колец, упавших ему на лоб, и порывисто поцеловала в губы. Потом, слегка отстранившись, спросила: — И там мы все время будем вместе?
— Иногда я буду уезжать в рейс. Но в Генуе смогу больше находиться дома.— Он умолк, ласково поглаживая ее худенькое плечо.
— Помнишь, Джованни, как ты прибегал ко мне с новостями, рассказывал...
— А ты иной раз и слушать меня не хотела,— вставил он.
— Каждый день одно и то же: с кем подрался, у кого из носа пошла кровь. Но когда ты стал лифтером, я тебя всегда слушала. Все, что ты говорил.
— Верно... Особенно, если я описывал, какие наряды были на богатых женщинах!
— Не смейся. Каждой девчонке это интересно... А сейчас... Три года и двадцать один день тебя не было... И не писал...
— Ты же знаешь, у родителей ничего за душой... А стать на ноги парню, у которого нет настоящей профессии, не так-то просто. Хорошо, хоть машину научился водить.
— Джованни? — Лаура смотрела ему прямо в глаза, и он отвел взгляд как бы затем, чтобы закурить.
— Почему ты молчишь? — уже обеспокоенно повторила она.
Он несколько раз глубоко затянулся, потом смял сигарету и, не глядя на Лауру, негромко сказал:
— Понимаешь... понимаешь... моя работа не для болтунов.
Она удивленно пожала плечом и растерянно пробормотала:
— Ничего не понимаю. Совсем ничего.
— В другой раз поговорим,— сухо произнес Джованни. В его глазах мельнуло что-то чужое, незнакомое, и Лаура настороженно притихла. Ей показалось, будто рядом с ней не друг ее детства, не ее любимый, а совершенно незнакомый человек. Наверное, навсегда ушел тот веселый мальчишка.
— Пойдем в кино? — спросил он после короткого отчужденного молчания.
Лаура отрицательно покачала головой, не поднимая глаз,— боялась, как бы Джованни не прочел ее мысли. Наверное, у него есть другая девушка. Но тогда бы он не приехал, не говорил бы о свадьбе.
— Не грусти! А то дождь пойдет,— весело, тоном прежнего Джованни, сказал он.— Будь такой, как раньше.
— И ты тоже. Я должна все знать о тебе.
- Пойми, есть вещи, о которых человек не имеет права говорить,— начал он. Лаура обрадованно подхватила:
— Да? Я однажды об этом слышала, и я глупая... О мадонна, как я глупа!
— Ну, наконец-то! Позже, когда можно будет, я тебе все расскажу,— с явным облегчением проговорил Джованни.— Ну, как насчет кино?
— Пойдем! Конечно, пойдем,— обрадованно воскликнула Лаура. Ей уже было неловко за свои подозрения.
Она подбежала к маленькому тусклому зеркалу, причесала щеткой пепельные волосы и улыбнулась своему отражению: просто удивительно, у нее на щеках самый настоящий румянец! И глаза какие-то особенные. Даже не верится, что можно вдруг сразу так измениться!
Пока она собиралась, и комнату вернулся Антонио. Похоже, что и он изменился за этот день, как будто даже чуточку повеселел.
— После кино вместе поужинаем,— направляясь к дверям, сказал ему Джованни.
— А не будет ли слишком поздно? — очевидно, только для порядка спросил Антонио.— Впрочем...
— Впрочем, не прогоните же вы меня? — Джованни взглянул сначала на старика, потом на Лауру.
— Нет, не прогоню! — снисходительно заметил Антонио.— Я просто подумал: тебе захочется повидать родителей.
— Они не знают, что я здесь,— заговорщически сообщил Джованни.— Для них мой приезд и наша встреча состоится дня через три, а то заберусь в другой конец города, а потом меня сюда не отпустят — сделай то, сделай это. Нет, нет, посижу у вас,— и он весело подмигнул Лауре.
— Я приготовлю на ужин спагетти и салат,— пообещал синьор Антонио.
— Мы что-нибудь купим, и бутылочка кьянти не помешает! — сказал Джованни, подхватив под руку Лауру.
Синьор Антонио вышел их проводить. Теперь-то уж соседи увидят, как девочка пройдет по двору со своим женихом.
Мальчишка, бренчавший на гитаре, перестал играть и уставился на Лауру. Тетушка Лола тоже выглянула из своего окна, а потом выбежала из дома, только дочки
ее, Корины, давно не видно. Кто открыто, а кто незаметно наблюдал за шествовавшей подворупарой.
— Желаю хорошо провести время, дети! — сказал им Антонио. Это был последний штришок для соседей: «дети» как бы объединяло Лауру и Джованни. Не просто кавалер, у его внучки все серьезно, солидно. Она порядочная девушка.
Тетушка Лола склонила набок голову с тяжелым узлом уже седеющих волос и прищурила свои живые карие глаза.
— Да, да, повеселитесь хорошенько! — тут же присоединила она свой голос к пожеланиям Антонио и лукаво добавила: — Вот вы и дождались этого озорника Джованни. Небось и вам хочется правнуков понянчить?
Внучку тетушка Лола уже нянчила, хотя Корина замужем еще не была. А этим замечанием женщина как бы приравнивала свою дочь к Лауре, вот ведь как — главное внуки.
Антонио кивнул, губы его чуть дрогнули в улыбке. Сегодня все ему казались лучше, добрее. А вообще-то, он, высокий, все еще статный, держался несколько в стороне от соседей. На какие только работы ни нанимались обитатели дома, какими мелочами не торговали, но никому из них не удавалось выбиться из нужды. Синьор Антонио и Лаура жили ничуть не лучше других, но все же он, бывший клерк, стоял на какую-то ступеньку выше. Окружающие, по-видимому, понимали это и не навязывались ему со своими горестями и бедами, не сетовали, как было принято, на растущие цены, поэтому его несколько удивило то, что тетушка Лола, подавив вздох, продолжала:
— Где только пропадает моя Корина — ума не приложу. Второй день ее нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23