Она решительно направилась в кухню и достала из холодильника початую бутылку водки.
Роксана приехала почти под утро. Цокая высокими каблуками, она прошла в комнату.
— Налей-ка мне, прежде всего, чего-нибудь выпить — устала я, как собака. Клиент какой-то двужильный попался. Три раза кончил — и все мало.
Она была в мини-юбке, блестящей кожаной куртке и черном парике. Ярко-красные губы выделялись на бледном лице с темно-синими тенями под глазами, полуприкрытыми накладными ресницами. Ольга налила ей рюмку коньяка.
— Ты видишь, я даже свою боевую раскраску не смыла, — Роксана залпом выпила коньяк, сняла куртку и бросила ее на стул. — Ну, что тут у тебя?
— Сейчас он ее спать уложил и сам лег. Он сумасшедший…
— Постой, постой, давай-ка по порядку: кто кого уложил и куда лег сумасшедший. А лучше — покажи запись.
Они присели к компьютеру. На экране, освещенное приглушенным светом, было разложенное кресло со спящей в нем девушкой. Губы у нее припухли, под глазами были дорожки слез.
— А девочка очень даже, — кивнула Роксана, — такая свежая, миленькая. Ты не влюбилась, часом?
— Посмотри, что он с ней делает!
Ольга открыла файл с записанным видео. Роксана закурила, удобно, как в кинозале, устраиваясь перед экраном.
— Ты, милая моя, постарайся успокоиться, вон что с клавиатурой сделала. Прими теплый душ, завари чайку. Хватит водку хлестать.
Стоя под теплыми струями, Ольга ощущала, как напряжение оставляет ее. Теплая вода успокоила и принесла с собой истому. В последнее время она много пила. Алена так и не вернулась. Даже за вещами прислала какого-то нахального парня, который говорил сальности, раздевая ее взглядом. Ольга провела ладонью по груди, погладила сосок. Она словно увидела воочию молоденькую девчонку, привязанную к креслу, и почувствовала, как желание охватывает ее. Ольга провела рукой по животу, пальцы коснулись волос на лобке. Она отвернула рассекатель душа и легла в ванну, положив раскинутые ноги на края так, чтобы вода падала на промежность. Двигая тазом, она не переставая ласкала грудь, потом пальцы скользнули в треугольник волос. Поднимавшаяся по телу от низа живота дрожь туманила сознание, заставляла ускорять движения рук. Лицо девушки как живое стояло перед глазами. Бедра Ольги задрожали в последней стадии самовозбуждения. Она изогнулась, подставляя влагалище под тяжелую струю воды. Что-то пульсирующее возникло в ней и лопнуло, заставляя тело содрогаться. Она застонала сквозь стиснутые зубы, испытывая восторг, который возможен только во сне или в иллюзии.
Нахлынула приятная расслабленность, тело было словно чужое. Ольга завернула кран и, опираясь на стенку, вышла из ванны и завернулась в полотенце. Ноги дрожали. Большое зеркало на двери ванной комнаты запотело. Ольга протерла его ладонью.
— Мы самостийны и незалежны, и нам никто не нужен, — пробормотала она. Затем подумала и добавила, — ну, почти никто.
Роксана сидела, откинувшись на стуле. Короткие волосы были взъерошены, парик валялся на полу, как забытый скальп, снятый с убитого индейца. На столе возле монитора стояла полупустая бутылка коньяка и пепельница, полная окурков.
— Да, милая моя, — сказала она, энергично затушив изжеванный, перепачканный помадой окурок в пепельнице, — это круто. Ну и кино у тебя.
— У меня? — переспросила Ольга, вытирая голову краем полотенца. — Ты лучше подскажи, что делать.
— Ты о чем?
— Кто-то посылает мне эту мерзость. Я хочу узнать, кто! Я хочу прекратить это, — она кивнула в сторону компьютера.
— Хотеть не вредно, — философски заметила Роксана. — Кстати, ты знаешь, я себе тоже татуировку сделала. На заднице и на брюхе. Интересный специалист. Кельтские руны колет. По-старинному, иголками. С местным наркозом, правда. Но это… — Роксана качнула головой в сторону монитора, — это, пожалуй, чересчур. Сейчас я тебе ничего путного не скажу, — она постучала ногтем по бутылке с коньяком. — Глаза слипаются и голова гудит, как государственная Дума. Давай спать завалимся, а утром, может, какие-то мысли и придут.
Пока Роксана была в душе, Ольга постелила им вдвоем на своей кровати и принесла еще одну подушку. Роксана заснула, как только голова коснулась подушки, а она еще долго смотрела в потолок, переживая увиденное. Почему-то ей казалось, что она уже видела эту белую комнату, более того, она была в ней! Даже вкрадчивый голос казался знакомым!
За окном уже наступил день, когда сон сморил ее.
Глава 14
Волохов открыл глаза. Ночью он заснул, сидя в кресле. Шея затекла так, что было больно повернуть голову. За окном был пасмурный день, слышались голоса рабочих, разбирающих завалы во дворе. В квартире было тоскливо и тихо, лишь за стенкой кто-то неумело тыкал пальцами в клавиши пианино. Волохов поднялся на ноги. Чуть поскрипывая, закачалось кресло. Как опустевшая колыбель, из которой украли ребенка. Включив воду в душе, Волохов сел на дно ванны и, опустив голову, долго сидел под ледяными струями. Его охватила опустошенность, словно спортсмена, отдавшего борьбе все силы и все равно проигравшего. Мысли текли лениво, как подмерзшее подсолнечное масло из разбитой бутылки. Хотелось плюнуть на все и уехать домой, подальше от людей, от навязанных проблем, от этого города, где каждый за себя, а он, Волохов, взялся отвечать за всех. Оно мне надо, с тоской подумал он. Эх, если бы не Светка…
Квартира была оплачена до конца лета, так, что визита хозяйки, которую Светка называла Тортиллой, можно было не опасаться.
Побрившись, он прошел в кухню. Есть не хотелось. Он сварил кофе и позвонил Брусницкому. Договорились встретиться в кафе на Строгинской пойме. Брусницкий объяснил, как проехать, и Волохов вспомнил, что когда они со Светой возвращались с реки, он видел желтый шатер на берегу. До встречи было около трех часов, и он решил заглянуть в квартиру отца Василия.
Двор этого дома тоже пострадал во время урагана. Рабочие распиливали деревья на короткие бревна и забрасывали их в грузовик. От подъезда оттаскивали покореженный автомобиль.
Пользуясь суетой, он проскользнул в подъезд. Из почтового ящика торчали скомканные газеты. Похоже, их набивали до тех пор, пока было свободное место. Волохов попытался открыть замок перочинным ножом. Поковырявшись минут пять он разозлился и оторвал дверцу. Газеты посыпались на пол, мелькнул длинный конверт. Волохов подобрал его, сунул в карман и поднялся к квартире. Бумага с печатями на двери была цела, он уверенно открыл замок и вошел внутрь. В квартире по-прежнему царила кладбищенская тишина. Только пылью и запустением пахло сильнее. Похоже, здесь со времени его визита, никого не было. Не зажигая свет, Волохов прошел в ванную, закрыл дверь и заткнул половой тряпкой щель под нею. Темнота стала полной. Он постоял в темноте, чувствуя, как знакомый озноб пробегает по телу. Стали видны кафельные стены, завешенное полотенцем зеркало над раковиной, мыло в пластиковой мыльнице и зубная щетка в стаканчике на полке. Волохов поднес письмо к лицу. Адрес был тот же, что и на первом конверте.
— Уж простите, князь, — он вскрыл конверт и вытащил наружу уголок письма.
Подождав несколько минут, он развернул письмо. На этот раз оно было написано на латыни.
— Говорю я на латыни очень плохо, а читаю несколько хуже, — пробормотал Волохов.
Все же кое-что понять удалось. Корреспондент беспокоился насчет долго молчания уважаемого коллеги, напоминал об осторожности. Дальше шел небольшой перечень имен. Волохов пожал плечами, вложил письмо в конверт и опустил в карман. Еще раз обойдя квартиру, он постоял перед иконами. Судя по цветовому фону, иконы были северного письма. С потемневших досок на него печально смотрел человек, воскресший и переставший быть простым смертным почти две тысячи лет назад. В его взгляде чувствовался немой укор.
Волохов развел руками.
— А что я могу…
Она висела, распятая, над столиком с медицинскими инструментами. Отраженные световые блики били ее по глазам, которые она боялась закрыть. Горло было перехвачено ужасом, она судорожно ловила ртом разреженный, как на большой высоте, воздух.
Блестящие инструменты звякнули и зашевелились, словно живые. Скальпель поднялся вертикально и плавно взмыл в воздух, словно взлетающий воздушный шар. Медленно он подлетел к ее широко открытым глазам. Кромка лезвия, словно примериваясь, покачивалась в миллиметре от зрачка. Она сфокусировала на ней зрение. Лезвие оказалось вблизи зазубренным, словно им дробили кости. Дробили с размаху, откалывая кусочки костной ткани и выкрошенного из лезвия металла. Оставшиеся на столике инструменты зазвенели, сталкиваясь, точно ладони аплодирующих зрителей. Скальпель коснулся глазного яблока холодной зазубренной кромкой и, плавно перемещаясь, надрезал его по окружности. Она почувствовала, как холодная жидкость побежала по щеке и собрав все силы, закричала. Из горла вырвалось хриплое карканье. Блестящие инструменты зазвенели громче, надеясь заглушить ее слабый крик. И тогда она закричала во весь голос надрывно и истошно, словно потерявшая рассудок кликуша.
— Ты что, Оль? Ты чего орешь?
Ольга открыла глаза и увидела над собой лицо Роксаны.
— Ты что, милая моя, опухла, что ли? Так орать! Я чуть не родила со страху, — лицо у Роксаны было сердитое и испуганное одновременно. — Лучше к телефону подойди.
— Извини, извини, пожалуйста, — Ольга вытерла мокрые от слез глаза и встала с дивана.
Роксана закуталась в одеяло и отвернулась к стенке.
— С тобой точно свихнешься, — пробормотала она.
Отыскав звеневшую трубку радиотелефона, Ольга поднесла ее к уху.
— Ты смотришь, — спросил ее низкий шепот, — тебе нравится?
— Кто… — Ольга откашлялась, — кто вы, что вам надо? Я не буду смотреть, вы мерзавец!
— Будешь, дорогая, будешь, — голос завораживал и пугал бесстрастностью и отрешенностью. — Тебе ведь понравилась девочка?
— Ты сволочь, подонок, — закричала Ольга, срываясь на визг и топая ногами, — прекрати ее мучить, прекрати сейчас же!
В трубке раздались короткие гудки. Ольга бросилась к компьютеру.
— Кто это? — спросила Роксана, привстав на кровати.
— Это…, этот гад, который в прошлый раз парнишку резал.
Роксана встала с кровати.
— Ни сна, ни покоя, — сказала она, зевнув.
Спала она в одних узких трусиках, ее полные груди приподнялись, когда она закинула руки за голову, потягиваясь. Шлепая босыми ногами, она прошла в туалет, потом поставила на плиту чайник и, подойдя к Ольге, наклонилась и обняла ее сзади за плечи.
— Милая моя, если ты будешь так психовать, ты сойдешь с ума раньше той девчонки.
— Это вряд ли, — пробормотала Ольга, — смотри.
Видимо, парень не один час работал над телом девушки. Она была зафиксирована в кресле в лежачем положении. Глаза были закрыты повязкой, от выбритого лобка разбегалась паутина поблескивающих золотой нитью выпуклых шрамов. Растянутые ярко-красным шариком кляпа побелевшие губы, казалось, вот-вот лопнут от напряжения. Побагровевшее лицо пересекали черные ремешки, фиксирующие кляп на затылке. На шее вздулись вены. Всякий раз, когда парень заливал новый разрез жидкостью, девушка глухо стонала, а тело начинало подергиваться, заставляя ремни сильнее впиваться в него.
— Прямо гестапо какое-то, — пробормотала Роксана, — такое кино моим клиентам показать — и мои услуги не понадобятся.
— Господи, Господи, — шептала Ольга, — почему он не сделает ей хотя бы обезболивание?
— Как говорят хирурги: правильно зафиксированный больной в анестезии не нуждается.
— Как ты можешь!
Роксана пожала плечами и вышла на кухню. Ольга прибежала вслед за ней.
— Слушай, а может, в милицию заявить?
— И что? — Роксана усмехнулась. — Ты знаешь, милая моя, я сама по грани хожу и пообщалась с «мусорами» достаточно. Все улаживается той или иной суммой, — она разлила по чашкам кофе. — Мне кажется, это какая-то секта. Ты заметила, рисунок повторяет узор на теле самого парня.
Она присела на табурет, размешала в чашке сахар и, закурив, отхлебнула кофе.
— Можешь распечатать фотографию паренька и девчонки?
— Могу попробовать.
— Мне нужно, чтобы виден был узор на теле. Есть у меня один знакомый из частного сыскного агентства. Ну, и по своим каналам попробую что-нибудь узнать. Может, коллегам, — она усмехнулась, — попадались клиенты с подобным шрамами.
— Я спрашивала в салонах…
— Ты чужая, милая моя. Несмотря на свои картины, ты — чужая. Это как в море. Возле поверхности разноцветные рыбки плавают. Красненькие, синенькие, золотые, а в глубине акулы, спруты и каракатицы. Так вот: ты поверху плаваешь. Выпей кофе и не психуй. Истерикой делу не поможешь.
Ольга взяла чашку и вернулась в студию.
Работая с точностью ювелира, парень мастерил из нежной кожи на груди девушки расправивших крылья стрекоз.
— Фаберже, — прокомментировала Роксана, присаживаясь рядом с Ольгой.
Ольга отвернулась в поисках сигарет. Она не сразу смогла зажечь зажигалку, и Роксана заметила, как дрожат ее руки.
Под точными движениями скальпеля в тонких пальцах на лобке девушки возник паучок, державший в лапках разбежавшуюся по телу паутину. Промокнув тампоном кровь, парень отвязал ремешки, фиксирующие кляп, и осторожно вынул его их побелевших от напряжения губ девушки. Изо рта потекла скопившаяся слюна, девушка закашлялась. Парень вытер ей лицо и поднес к губам тонкий стакан.
— Что это? — шепот был еле слышен, затекшие губы с трудом складывали слова.
— Не бойся.
Парень наклонил стаканчик, девушка глотнула и судорожно закашлялась, хватая ртом воздух. Брызги слюны попали ему на лицо, он вытерся рукавом и дал девушке минеральной воды из пластиковой бутылки.
— Похоже, он ее спиртом угостил, — сказала Роксана.
— Зачем?
— Может, я ошибаюсь, но похоже, он приготовил для нее что-то еще. Алкоголь стимулирует сердечную деятельность.
На несколько минут парень исчез с экрана. Когда он вернулся, в руке у него был короткий стальной прут с клеймом на конце. Он положил ладонь на живот девушки и быстро прижал раскаленное клеймо слева от фигуры паука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45