Комната была безличной. Лежала груда ботинок - их было гораздо
больше, чем могло понадобиться, - и груда галстуков. На туалетном столике
- шампунь и пара головных щеток, оправленных в слоновую кость. Я надеялась
увидеть хотя бы одну фотографию, но увидела только книги и папиросы.
Через пять минут он вышел из ванной.
- Пойдем вниз. Побудьте со мной, пока я завтракаю.
- У меня нет времени. Я должна бежать в контору, чтобы обменять
билеты.
- Мне нужно поговорить с вами - и он спокойно пошел к лифту. Он,
видимо, не понимал, что поезд отходит через полтора часа, и миссис ван
Хоппер наверняка уже звонила в контору и спрашивала - там ли я. Мы сели за
стол.
- Что будем есть?
- Я уже завтракала. Кроме того, я могу побыть с вами не более
трех-четырех минут.
- Принесите мне кофе, яйцо, тосты, джем и апельсин, - отдал он
распоряжение официанту. Затем достал из кармана пилочку и спокойно начал
подтачивать ногти. - Итак. миссис ван Хоппер надоело Монте-Карло, и ей
захотелось домой? Со мной то же самое. Только она едет в Нью-Йорк, а я в
Мандерли. Что предпочитаете вы? У вас есть возможность выбора.
- Не смейтесь надо мной! Это неблагородно.
- Вы ошибаетесь. Я не из таких людей, которые шутят за первым
завтраком. По утрам я всегда в прескверном настроении... Итак, повторяю,
выбирайте - желаете ли вы ехать с миссис ван Хоппер в Нью-Йорк или со мной
в Мандерли?
- Вы предлагаете мне место секретаря или что-нибудь в этом роде?
- Я предлагаю вам свою руку, глупышка!
Подошел официант, и я молчала, пока он не удалился.
- Вы понимаете... я же не из тех девушек, на которых вы можете
жениться...
- Что вы хотите этим сказать, черт возьми!
- Не знаю, как вам это объяснить... ведь я не принадлежу к вашему
кругу...
- Каков же он, мой круг?
- ...Богатое поместье Мандерли... и его окружение...
- Вы почти так же невежественны, как миссис ван Хоппер, и почти так
же глупы. Я единственный человек, который имеет право судить, кто подходит
для Мандерли, а кто - нет. Не думайте, что я действую под влиянием момента
или из вежливости. Вы думаете, что я делаю вам предложение из тех
соображений, по которым якобы катал вас на своей машине, то есть из-за
доброты? Боюсь, дорогая, что когда-нибудь вы заметите, что я отличаюсь
особой добротой и никогда не занимаюсь филантропией. Но вы не ответили на
мой вопрос: согласны ли вы стать моей женой?
Даже в самых смелых моих мечтах я никогда не думала об этом. Как-то
раз я вообразила, что он тяжело заболел и вызвал меня, чтобы за ним
ухаживать. Дальше этого мои мечты не заходили.
- Мое предложение, кажется, не принято? - продолжал он. - Очень
сожалею. Я-то думал, что нравлюсь вам. Какой ужасный удар для моего
самолюбия.
- Вы... вы нравитесь мне... и даже очень... Я безумно люблю вас...
Сегодня я проплакала всю ночь: думала, что больше вас не увижу.
Он засмеялся и протянул мне через стол руку.
- Да благословит вас бог за это! Когда вы достигнете возраста, о
котором мечтаете, то есть тридцати шести лет, я напомню вам об этом
разговоре, и вы не поверите мне. Как жаль, что вы станете взрослой!
Мне было стыдно, что я призналась в любви к нему. Женщины ведь не
должны делать такие признания. А он смеялся. Я еще больше сконфузилась.
- Итак, о главном мы договорились... - он продолжал поглощать тосты с
джемом. - Вы будете водить компанию не с миссис ван Хоппер, а со мной.
Ваши обязанности останутся примерно теми же. Я тоже люблю, чтобы мне
читали новые книги, люблю сыграть в безик после обеда. Есть, конечно,
разница: я принимаю другие лекарства и употребляю другую пасту для зубов.
Я нерешительно барабанила пальцами по столику и думал: неужели он
смеется надо мной и говорит все это в шутку?
- Я грубиян, не правда ли? Вы представляете себе, что предложения
делают совсем иначе. Вы одеты в белое платье и держите розу в руке, а я
пылко объясняюсь в любви к вам под звуки скрипки.
Тогда вы считали бы, что все в порядке... Бедняжка! Постарайтесь не
придавать этому значения. Наш медовый месяц мы проведем в Венеции и будем
плавать в гондоле, держась за руки. Но долго мы там не останемся, потому
что я хочу показать вам Мандерли.
Он хочет показать мне Мандерли! Наконец, я осознала, что со мной
случилось. Я стану его женой и хозяйкой Мандерли! Рука об руку мы будем
гулять по роскошному саду и по лесам поместья.
Он все еще ел апельсин, давая мне время от времени ломтик. А мне
представилось, как он обращается к толпе своих знакомых и говорит: "Вы,
кажется еще не знакомы с моей женой? Вот миссис де Винтер". А гости
восклицают: "Она же просто очаровательная!" Но я делаю вид, что ничего не
слышу.
- Ну, в апельсине осталась кислая и несъедобная часть. Я не стану ее
есть.
И я почувствовала горечь и кислоту во рту. До сих пор я такое не
замечала в апельсинах.
- Кто же из нас сообщит новость миссис ван Хоппер? - спросил он. - Вы
или я?
- Лучше скажите вы, - попросила я. - Ведь она обозлится на меня...
Мы встали из-за стола, и я подумала, может быть, он сейчас скажет
официанту: "Поздравьте нас. Мадемуазель и я решили пожениться". И все
станут поздравлять нас и приветствовать.
Но он ничего не сказал.
Когда мы вышли из ресторана, он спросил тихо:
- Скажите, сорокадвухлетний возраст кажется вам глубокой старостью?
- О нет, я вовсе не люблю молодых мужчин.
- Да ведь вы их вовсе и не знаете...
Мы подошли к комнате миссис ван Хоппер.
- Думаю, что я быстрее справлюсь один, - сказал он. - Согласны ли вы
повенчаться со мной немедленно или вам хочется заказать себе приданое и
заняться прочей чепухой? Все можно устроить очень быстро: получить брачную
лицензию, зарегистрировать брак, сесть в автомобиль и отправиться в
Венецию или куда вы захотите... Вас смущает, что это будет не в церкви,
без подвенечного платья, без колокольного звона, подружек невесты и хора
мальчиков? Не забывайте, что я вдовец и уже однажды пережил все эти
церемонии... Ну, так как же?
В какой-то момент я ощутила сожаление, что все это будет не в Англии.
Ну, а к чему мне гости и поздравители? Я вовсе не мечтала венчаться в
церкви.
Когда он открыл дверь, миссис ван Хоппер встретила нас криком:
- Это вы? Где вы пропадали? Я три раза звонила в контору. Мне
ответили, что вы там вовсе и не были!
Мне захотелось смеяться и плакать одновременно, и я почувствовала
какую-то тяжесть в области желудка.
- Можете винить во всем меня, - сказал он, входя в ее гостиную и
закрывая за собой дверь.
Я услышала только ее изумленный возглас и тотчас ушла в спальню. Села
у открытого окна и чувствовала себя, как в больничной приемной - сидишь и
ждешь, когда выйдет ассистент и скажет: "Операция прошла благополучно. Вам
не о чем больше беспокоиться."
Интересно, конечно, было бы услышать их разговор, но сквозь стены до
меня не долетало ни звука. Может быть, он сказал ей: "Я полюбил ее с
первого взгляда, и мы встречались каждый день!" А она ему ответила: "О,
мистер де Винтер! Это очень романтично и очень внезапно!" А я думала:
какое счастье - выйти замуж за любимого человека!
Но о любви своей он ничего не сказал... Мы беседовали за столиком, он
пил кофе, ел тосты и апельсин. Он говорил только о женитьбе, а о любви -
ни слова. С Ребеккой он говорил, вероятно, не так... Но об этом я не
должна думать. Об этом надо навсегда забыть...
Его книжечка стихов лежала у меня на кровати. Она открылась на
странице с посвящением: "Максу от Ребекки. 17 мая". Я аккуратно вырезала
ножичком эту страницу так, чтобы ничего не было заметно, и разорвала ее на
клочки. Но и на клочках можно было увидеть скользящий, стремительный
почерк. Я собрала клочки, поднесла к ним спичку и смотрела, как они
превращались в пепел. Я начинала новую жизнь, разрушая воспоминания о его
прежней любви.
- Все в порядке, - сказал он, входя в спальню. - Она сначала
остолбенела от изумления, а теперь начинает приходить в себя. Я схожу в
контору и распоряжусь, чтобы ее скорее доставили на вокзал. Она даже
заколебалась, не остаться ли ей, чтобы присутствовать на свадьбе. Но я был
тверд, как кремень. Теперь идите и поговорит с ней. Он опять ничего не
сказал о своей любви и своем счастье, и не пошел со мной в гостиную.
Я пришла, чувствуя себя, как горничная, известившая о своем уходе
через подругу. Она стояла у окна с сигаретой в зубах. Маленькая, толстая,
в пальто, туго стянутом на пышной груди в маленькой дурацкой шляпке на
макушке.
- Итак, я должна вас поздравить с умением работать на два фронта.
Какими приемами вы этого добились?
Что ей сказать? Ее улыбка была крайне язвительной.
- Вам очень повезло, что я заболела. Теперь-то я понимаю, как вы
проводили время и почему были такой рассеянной и забывчивой... А вам
следовало бы все рассказать мне... Он сказал, что собирается через
несколько дней жениться на вас... Ваше счастье, что у вас нет родных, а то
они задали бы вам кое-какие вопросы... Но все это меня уже не касается. Я
умываю руки. Интересно, что подумают о нем его друзья, родные? Но это, в
конце концов, его дело. Ну, а вы учли, что он намного старше вас?
- Ему всего сорок два года, а я выгляжу старше своих лет.
Она засмеялась и, глядя на меня инквизиторским взглядом, спросила:
- Скажите мне, как другу: вы не сделали ничего такого, чего не
следовало бы делать?
Она стала похожа на мадам Блэз, когда та предлагала мне сто франков.
- Не понимаю, о чем вы говорите.
- Ну ладно, не обращайте внимания... Я всегда говорила, что
английские девушки - это темные лошадки, несмотря на их спортивный вид...
Итак, я должна ехать в Париж, и вы останетесь здесь и будете ждать, пока
ваш возлюбленный не получит лицензию... Должна отметить, что он не
пригласил меня на свадьбу.
- Он и не собирается устраивать пышную свадьбу. К тому же вы в это
время будете на пути в Нью-Йорк.
- Хм-хм... Полагаю, что вы отдаете себе отчет в своих действиях. Ваша
свадьба, в сущности, очень скоропалительна, вы же знаете его всего лишь
несколько недель. Не думаю, чтобы у него был легкий характер, и вам
придется приспосабливаться к нему... До сих пор вы вели исключительно
беззаботную жизнь, ну, а теперь вам придется стоять на собственных
ногах... Откровенно говоря, я не представляю себе, как вы справитесь с
обязанностями хозяйки Мандерли. Вы были неспособны сказать и несколько
связных слов моим друзьям, когда у меня бывали гости. Как вы будете вести
беседу на больших приемах в Мандерли? Они там часто бывали, когда была
жива его жена. - Она продолжала болтать, не ожидая ответа. - Конечно, я
желаю вам счастья, но, боюсь, вы совершаете ошибку, большую ошибку, о
которой будете горько сожалеть...
Я прекрасно знала, что я молода, неопытна, застенчива и что мне будет
трудно, но в ее словах я уловила злорадство. Чисто по-женски она
завидовала мне и считала мое счастье вовсе не заслуженным.
Но я решила: бог с ней, о ней я забуду. Скоро она будет сидеть одна в
спальном вагоне, а мы останемся здесь, будем вместе завтракать и обедать в
ресторане. Теперь у нас будет свободное время, и, может быть, он скажет,
что любит меня и чувствует себя счастливым. Признания в любви даются
нелегко, для них нужно соответствующее настроение и подходящая обстановка.
- Думаю, вы понимаете, почему он женится на вас, - продолжала бубнить
миссис ван Хоппер. - Не льстите себя надеждой, что он влюбился. Просто он
больше не в состоянии жить один в большом и пустом доме и хочет, чтобы
кто-нибудь разделил с ним одиночество. Но вас понять нетрудно: он
исключительно интересный и обаятельный человек.

7
Мы вернулись в Англию в начале мая вместе с первыми ласточками и
первыми колокольчиками. Это было самое прекрасное время в Мандерли перед
пышным расцветом лета.
Максим сидел за рулем, а я рядом, нескладно одетая, как обычно, с
меховой горжеткой на шее и закутанная в дождевик не по росту, который
доходил до пят. В руках у меня была большая кожаная сумка и перчатки.
Мы выехали из Лондона ранним утром под проливным дождем.
- В Мандерли прибудем часам к пяти, как раз к чаю, - сказал Максим.
Это лондонский дождь. Там его не будет.
И правда, когда мы доехали до Эксетера, дождь прекратился и выглянуло
солнце. Я обрадовалась - не хотелось прибыть в Мандерли под дождем, это
было бы плохое предзнаменование.
- Ну, как, лучше чувствуешь себя? - спросил Максим.
Я улыбнулась и, взяв его за руку, подумала: как все просто для него -
вернуться домой, взял пачку накопившихся писем и позвонил, чтобы принесли
чай. Понимает ли он, как волнуюсь я, как мне не по себе? По-видимому, он
приписывал мое молчание усталости и не понимал моих чувств.
Он освободил руку, так как впереди был поворот, и ему нужно было
править обеими руками.
Я так же боялась приезда в Мандерли, как прежде жаждала его. Жаль,
что Максим живет не в одном из тех маленьких коттеджей, мимо которых мы
проезжали. Там жизнь для меня была бы проще и понятней. Он стоял бы на
пороге с сигаретой в зубах, а я хлопотала бы, накрывая стол к ужину.
- Осталось две мили, - сообщил Максим. - Видишь, вот тот лес на
склоне холма и полоску моря внизу? - Это Мандерли. И лес этот наш.
Я чувствовала себя, как ребенок, впервые пришедший в школу, как
прислуга, всю жизнь проживавшая в деревне и попавшая в чужой дом.
- Сними дождевик, - сказал Максим. - Здесь, видимо, и вовсе не было
дождя. Бедная моя овечка, вытащил я тебя из Лондона, а надо было сначала
купить тебе несколько платьев и все такое.
- Я вовсе не интересуюсь платьями, ведь тебе тоже не интересно, как я
одета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31