Но почему вы выбрали именно меня объектом своего милосердия?
- Я не выбрасываю вас из машины потому, что вам не тридцать шесть лет
и вы одеты не в черный шелк.
Его лицо не выражало ничего, и было непонятно, смеялся ли он про себя
или нет.
- Вы знаете обо мне решительно все. Правда, рассказала я вам немного,
но ведь и прожила-то я короткую жизнь и со мной ничего не случилось, кроме
потери моих близких. О вас же я знаю столько же, сколько знала в первый
день знакомства.
- А что вы знали тогда?
- Что вы жили в Мандерли и потеряли свою жену...
Слово "жена" соскользнуло с языка, но тут же я испугалась: нельзя
было это говорить, он никогда не простит мне этого, никогда уже не
вернутся часы нашей приятной дружбы и болтовни. Возможно, он завтра же
уедет, а миссис ван Хоппер встанет с постели и возобновится наш,
опостылевший мне образ жизни. Я так углубилась в свои мысли, что не
заметила, как автомобиль остановился перед отелем.
Я взглянула в его лицо, оно было совсем чужим. Не было ни друга, ни
брата, который еще недавно бранил меня за привычку грызть ногти. Наконец,
он повернулся ко мне и заговорил:
- Сегодня вы сказали, что хотели бы сохранить свои воспоминания. Ну,
а у меня как раз обратное: я хотел бы забыть прошлое, так будто его
никогда и не было. Мне не всегда удается изгнать свои воспоминания, иногда
они выскакивают, как джин из запечатанной бутылки. Так было, например, во
время нашей самой первой прогулки, когда я привез вас на край пропасти. Вы
спросили меня, изменилось ли здесь что-нибудь, и я ответил - нет. На самом
деле изменилось что-то во мне. Я был там несколько лет назад с женой. А
сейчас вдруг почувствовал, что воспоминания изгладились из памяти и
прошлое стало мне безразличным. Изгладились благодаря вашему присутствию.
Лишь из-за вас я остался в Монте-Карло, иначе уже давно уехал бы в Италию,
Грецию, а может быть, и дальше... К черту ваше пуританство, ваши слова
насчет моей доброты и милосердия!.. Я ездил с вами на автомобиле потому,
что хотел быть с вами, находиться в вашем обществе. А если вы мне не
верите, можете вылезать из автомобиля и идти домой пешком...
Я сжалась на сиденье рядом с ним и не знала, как поступить.
- Ну так что же? Почему вы не вылезаете?
- Я хочу домой... - голос предательски дрожал, я покраснела и могла
сейчас заплакать.
Он молча включил мотор. Быстро, слишком быстро мы доехали до отеля.
По моим щекам текли слезы, но я не хотела, чтобы он их заметил, не
доставала платок и молча глотала их. Он вдруг взял мою руку, поцеловал ее
и вложил в нее свой носовой платок.
В романах, описывающих страдания героини, обычно говорят, что "слезы
украшали ее". Я взглянула в зеркальце. Со мной случилось как раз наоборот:
красные глаза, распухший нос, в своей убогой одежде я выглядела еще хуже,
чем обычно.
Меня больше не ожидали никакие радости. Мне предстоял ленч наедине с
миссис ван Хоппер, так как сиделка отпросилась у нее на сегодня. После
завтрака она заставит меня играть с ней в безик. Я буду задыхаться в
душной комнате, а он в это время уедет куда-нибудь к морю и будет
наслаждаться свежим ветром и солнцем.
Я чувствовала себя брошенной маленькой девочкой, но, несмотря на свое
смущение, высморкалась в его платок и вытерла лицо.
- К черту! - со злостью произнес он, затем неожиданно положил руку на
мои плечи и привлек меня к себе. - По возрасту вы годитесь мне в дочери, а
я уже отвык обращаться с такими молоденькими.
Правя одной рукой, он все ускорял и ускорял ход машины.
- Можете ли вы забыть все, что я наговорил вам сегодня? В семье меня
называли Максимом, может быть, и вы станете называть меня так же? Мы
слишком долго обращались друг к другу официально.
Он снял с меня шляпу, забросил ее на заднее сиденье, наконец
наклонился ко мне и поцеловал в макушку.
- Обещайте мне, что никогда не будете носить черные шелковые платья,
- и он рассмеялся.
И снова солнце засияло для меня, и жизнь заиграла всеми красками, и
миссис ван Хоппер была изгнана из моей жизни. Ленч и игра в карты отнимут
лишь несколько часов, а затем начнется другая жизнь. И если она спросит,
почему я опоздала к игре в безик, я отвечу: "Я забыла о времени, я
завтракала с Максимом".
Сегодняшний день сблизил нас больше, чем все предыдущие. Он поцеловал
меня, но я вовсе не смутилась. Это произошло так естественно, и мне было
приятно, но никакого волнения, непременно сопровождающего поцелуй, судя по
романам, не вызвало.
- А что, Макс де Винтер все еще живет в отеле? - спросила миссис ван
Хоппер после завтрака.
- Да. Он бывает в ресторане, - ответила я.
Я боялась, что теннисный тренер или еще кто-нибудь рассказал ей о
моем время провождении, но она больше ничего не спросила и принялась
неудержимо болтать:
- Он очень привлекателен, но труднодоступен. Конечно, он мог бы и
пригласить меня в Мандерли, но не сделал этого, был очень сух и сдержан...
Я никогда не видела его жену, но, говорят, она была очень красива и
элегантна, словом - блестящая женщина. Насколько я знаю, он обожал ее. А
погибла она трагически и совершенно неожиданно... Говорят, что, когда она
была жива, они устраивали в Мандерли грандиозные приемы... И она называла
его Максом, а не Макисом, как остальные родственники - бабушка, тетки. Я
тоже должна называть его Максимом. Максом называла его только она, и
только она имела на это право.

6
Мы с миссис ван Хоппер вели жизнь на колесах, а я всегда ненавидела
деятельность, связанную с переездами, - укладывать чемоданы, запаковывать
вещи... Заглянешь в опустевшие шкафы и ящики стола, и становится грустно,
будто что-то утеряла навсегда. Частичка нашей души, частичка прожитой
жизни остается там, где мы были и куда уже никогда не вернемся. Очередная
глава нашей жизни заканчивается, тяжелые вещи запакованы и стоят в
коридоре, а мелочь будет уложена в последний момент. Корзина для бумаг
заполнена разорванными письмами и записками, везде валяются полупустые
пузырьки из-под лекарств и пустые банки из-под кремов.
Утром, когда я наливала ей кофе, миссис ван Хоппер передала мне
письмо и сказала:
- Элен уезжает в субботу в Нью-Йорк. У маленькой Нэнси был острый
приступ аппендицита, и Элен возвращается домой. Я тоже решилась. Европа
надоела мне до смерти. Я тоже еду домой. Как вы относитесь к тому, чтобы
побывать в Нью-Йорке?
Это сообщение подкосило меня, что, по-видимому, отразилось на моем
лице.
- Какая вы странная девушка. И вечно недовольны. Не могу вас понять.
Неужели вы не знаете, что в Штатах девушка, не имеющая ни копейки, может
очень удачно устроиться? Там много молодых людей вашего класса, много
развлечений и веселых сборищ. У вас там будет свой маленький круг
знакомых, и вы сможете развлекаться, как вам захочется. Ведь вам не
нравится в Монте-Карло?
- Я уже привыкла к нему.
- Ну, а теперь вам придется привыкнуть к Нью-Йорку! Мы едем на том же
пароходе, что и Элен. Ступайте в контору и распорядитесь, чтобы билеты и
все остальное было немедленно заказано. Сегодня у вас столько работы, что
некогда будет огорчаться из-за отъезда из Монте-Карло.
Я не сразу пошла вниз. Зашла в ванную, села там и уронила голову на
руки. Итак, это случилось. Я должна уехать и уже завтра буду сидеть в купе
спального вагона, напротив миссис ван Хоппер и держать на коленях ее
шкатулку с драгоценностями или большую сумку, как горничная. Мы будем мыть
руки и чистить зубы в крохотном туалете, где всегда стоит графин с водой
до середины, лежит кусок мыла с прилипшим волоском, а неизбежная надпись
гласит: "Таз под умывальником".
Каждый стук колеса будет напоминать мне, что я все больше и больше
удаляюсь от него, а он спокойно сидит в ресторане и даже не вспоминает обо
мне. Я, конечно, сумею увидеть его и попрощаться, но нам нечего будет
сказать друг другу: мы будем прощаться, как чужие. А голос внутри меня
будет кричать: "Я так тебя люблю! Я так несчастна!" Мы перебросимся
несколькими ничего не значащими фразами и расстанемся навсегда. В
последний момент из мрака выйдет миссис ван Хоппер и, увидев ее, он
вернется на свое место, за свой столик и углубится в газету.
Я пережила все это, не выходя из ванной, и даже представила себе наш
приезд в Нью-Йорк. Услышала пронзительный голос Элен, этой несколько
уменьшенной копии с миссис ван Хоппер. Увидела ее маленькую уродливую
дочку Нэнси. Представила себе американских студентов и банковских клерков
с их стандартной внешностью и стандартными разговорами: "Давайте
встретимся в среду", "Любите ли вы джаз?" А я должна отвечать вежливо и
любезно, хотя хочу только одного: остаться совсем одна, как сейчас в
ванной.
- Что вы там делаете? - послышался крик миссис ван Хоппер.
- Сколько можно там сидеть? Хотя бы сегодня, когда у вас столько дел,
вы можете не витать в облаках?
...Он, конечно, вернется недели через две в Мандерли. Там его будет
ожидать груда писем и среди них мое, написанное на пароходе. Я постараюсь,
чтобы оно было забавным, опишу спутников и мелкие события. Может быть,
через несколько недель он снова наткнется на мое письмо, лежащее среди
неоплаченных счетов. Второпях напишет несколько слов в ответ... И больше
ничего вплоть до Рождества. Тогда я получу открытку с отпечатанными
золотым шрифтом словами: "Счастливого Рождества и счастья в наступающем
году. Максимилиан де Винтер". А поперек золотых строк он, желая быть
любезным, напишет чернилами: "От Максима". Возможно, на открытке еще
останется место, и он напишет: "Надеюсь, вам понравилось в Нью-Йорке"...
Я стряхнула фантазии и вернулась в реальную жизнь. Миссис ван Хоппер
впервые после болезни спустилась в ленчу в ресторан. Я знала, что его там
нет: он еще вчера предупредил меня, что уедет в Канны. И все-таки в зал я
входила со страхом, боялась, что официант спросит меня: "А вы,
мадемуазель, будете завтракать, как всегда, с мистером де Винтером?" Но он
промолчал.
Весь день я укладывала вещи, а вечером к миссис ван Хоппер пришли
знакомые, чтобы попрощаться. После обеда она немедленно легла в постель, а
я около половины девятого спустилась в контору под предлогом, что мне
нужны багажные квитанции. Клерк улыбнулся мне.
- Жаль, жаль, что вы уезжаете завтра. На будущей неделе у нас будет
балет. Знает ли об этом миссис ван Хоппер? - Помолчав, он добавил: - Если
вы ищете мистера де Винтера, то могу вам сообщить: он звонил из Канн и
предупредил, что вернется не - раньше полуночи
- Мне нужны квитанции, - повторила я, но вряд ли он мне поверил.
Вот так. Вышло, что и последний вечер мне не удалось провести с ним.
А может быть, это и к лучшему: я была бы очень грустной и скучной, и,
возможно, не сумела бы скрыть свое горе.
Всю ночь я проплакала. Так плачут только в двадцать один год. Потом -
уже иначе. Утром у меня были распухшие глаза, пересохшее горло и
воспаленное лицо. Холодной водой, одеколоном и пудрой я постаралась
привести себя в порядок. Затем открыла настежь окно и высунулась в него:
может быть, утренний воздух взбодрит меня. Утро было чудесным. Было так
хорошо, что я, кажется, охотно согласилась бы остаться в Монте-Карло на
всю жизнь. А между тем я в последний раз причесывалась перед этим
зеркалом, мылась над этим умывальником и никогда больше не буду спать в
этой постели.
- Надеюсь, вы не простудились? - спросила миссис ван Хоппер, взглянув
на меня.
- Нет, не думаю... - неуверенно сказала я, ища соломинку, за которую
хватается утопающий.
- Терпеть не могу сидеть и ждать, когда все уже уложено. Мы могли бы
уехать и более ранним поездом, если бы вы постарались. Телеграфируйте Элен
о том, что мы приедем раньше срока. указанного в первой телеграмме, и
распорядитесь в конторе, чтобы нам поменяли билеты.
Я пошла в свою комнату, надела выходной комплект: неизбежную
фланелевую юбку и самодельный джемпер. Моя нелюбовь к миссис ван Хоппер
превратилась в лютую ненависть. Даже это - последнее - утро она ухитрилась
испортить и отнять у меня всякую надежду. Раз так, решила я, то отброшу и
скромность, и выдержку, и гордость!
Из своей комнаты я бросилась наверх, шагая через две ступеньки. Я
знала номер его комнаты. Добежав до таблички "148", я постучала в дверь.
- Войдите, - послышался его голос.
Открывая дверь, я уже раскаивалась в своей смелости: вернулся он
поздно и, возможно, еще лежит в постели. Может быть, он утомлен и
раздражителен. Но он не лежал в постели, а брился у окна в верблюжьей
куртке, наброшенной поверх пижамы.
- В чем дело? Что-нибудь случилось?
- Я пришла попрощаться. Мы сейчас уезжаем.
Он посмотрел на меня, положил бритву.
- Закройте дверь. Не понимаю, о чем вы говорите.
- Это правда. Мы сейчас уезжаем. Она предполагала ехать более поздним
поездом, а теперь перерешила: мы едем немедленно. Ну, а я боялась, что не
увижу вас больше и даже не сумею поблагодарить...
- Почему вы не сказали мне об этом раньше?
- Она ведь только вчера решила ехать. Ее дочь отплывает в субботу в
Нью-Йорк. Мы встретимся с ней в Париже, поедем оттуда в Шербур и дальше.
- Она хочет взять вас в свой Нью-Йорк?
- Да... А мне ненавистна даже мысль об этом... Я буду ужасно
несчастлива.
- Так чего ради вы едете с ней?
- Ведь я же вам объясняла: я работаю у нее из-за жалованья и не имею
возможности отказаться от него.
- Сядьте. - Он снова взялся за бритву. - Я не отниму у вас много
времени. Оденусь в ванной и через пять минут буду готов.
Схватив со стула одежду, он скрылся в ванной, а я села на кровать и
огляделась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31