Нежность в собственном голосе чуть смутила его. Он повторил свое заверение и умолк.
– Я знаю, – просто ответила она. – Это-то меня и пугает.
ГЛАВА 31
Несколькими минутами позже
Двор Уэймутского монастыря
Боковая дверь не оказала никакого сопротивления. Лезвие швейцарского военного ножа легко проскользнуло в щель между нею и косяком и скинуло крюк.
– Армейские навыки, – с улыбкой пояснила Сабби.
Их шаги эхом отдавались от стен. Этот эффект во время экскурсии практически не проявлялся. Теперь же в темноте каждый шорох казался оглушающе громким.
– Не включай свой фонарик, – сказала она. – Подожди, пока мы не доберемся до кладовой с гобеленами и не накинем на окно одеяло. – Сабби подхватила его под руку, и он повел ее к месту, с которого начал свое дневное обследование.
Пока они шли, она вновь детально прорабатывала план действий.
– Итак, мы скоренько осматриваем ковры, разыскивая среди них шпалеру Элиаса. Если положить на осмотр каждого гобелена по две с половиной минуты, осмотр полусотни займет у нас около двух часов. Надеюсь, что работа Элиаса не окажется самой последней. А если мы сразу получим ясное представление о том, где спрятан свиток, у нас еще останется целый час для того, чтобы…
Гил остановился.
– Нет, – твердым тоном произнес он.
– Что «нет»?
– Нет, мы начнем с часовни.
Он ожидал, что она будет спорить или, по крайней мере, потребует объяснений. Однако она промолчала.
– Там Элиас молил о вдохновении, – заметил Гил.
И попросил дать ему покой на какое-то время. Возможность просто побыть в тишине, чтобы позволить случиться тому, чему у него нет названия.
Она пробурчала что-то в знак согласия и, пока они шли к часовне, не издала ни звука.
Десятки планов пронеслись в его в голове. Некоторые были настолько сложными, что Гил едва ли мог бы облечь их в слова. Но он отверг их. Все разом. Эта головоломка не вписывалась ни в одну наработку. Она требовала иного строя мышления.
Десять минут они просидели молча перед алтарем. Что-то у него в голове сдвинулось. Требовалась, может быть, пара минут, чтобы мозг заработал самостоятельно. Он чуть было не нащупал решение. Чуть было. Но оно ускользнуло.
– Ну? – вмешалась Сабби в свободный дрейф его мыслей. – Чем ты занят?
Он не видел ее в темноте, но чувствовал, как она дрожит, возможно, от холода.
– Ты же не ждешь, – продолжила Сабби, – что произойдет одно из тех таинственных чудес, про которые нам говорила экскурсоводша? Знаешь ли, мы не можем прождать тут всю ночь.
– Я пытаюсь поставить себя на место Элиаса. Здесь он бывал, здесь молился. Мне нужно понять, как и о чем он думал.
– Не знаю как и не знаю о чем, но вот что думаю я. Давай начнем осматривать гобелены.
– Вот оно! – воскликнул Гил. Он вскинул на плечи рюкзак и подхватил Сабби под локоть здоровой рукой. Быстро шагая, он потащил ее по коридору, следуя за лучом ее фонарика.
– У Элиаса была одна цель – помочь нам отыскать свиток, – пояснял он на ходу. – А потому не надо выискивать и складывать кусочки мозаики, чтобы восстановить его действия. Надо просто встать и внимательно посмотреть, какие подсказки он нам оставил.
– Не вижу разницы, – пропыхтела она.
– Послушай, представь, что мы пытаемся отыскать Ганса и Гретель. Ты знаешь, кто такие Ганс и Гретель? – спросил Гил.
– Да…
– Тогда представь, что мы двигаемся по следам Ганса и Гретель, чтобы узнать, куда они отправились. Если они не ожидают, что кто-то за ними пойдет, то нам придется обследовать все кусты, чтобы обнаружить сломанные ветки, изучать все следы на земле, чтобы определить, какие из них оставлены маленькими детьми. Именно это ты делаешь, когда ищешь подсказки. С другой стороны, если дети знают, что кто-то начнет искать их, то тебе надо лишь внимательно всматриваться, не оставляли ли они чего-нибудь, чтобы обозначить свой след. Что-то вроде хлебных крошек, которые они раскидывали, пока шли. Поняла?
– Не совсем. В любом случае все равно смотришь на землю, – ответила она.
– Да, но по-разному. Нам нет нужды шаг за шагом определять, который из гобеленов сработан Элиасом, нам надо искать подсказки, которые он нам оставил.
Сабби пожала плечами, затем ринулась вперед, в кладовую. Она попыталась набросить на окно одеяло, но обнаружила, что там нет ни веревки, ни рамы, ни каких-то крюков, способных выдержать его тяжесть.
Он ждал, скрестив руки на груди.
Луч ее фонарика безразлично скользнул по нему.
– Остается только надеяться, что свет никто не заметит, – произнесла она сухим тоном.
Гил ждал.
«Нет, в этот раз я не позволю тебе проигнорировать мое мнение!»
Сабби обошла его, направила луч своего фонарика на первый висевший рядом ковер и принялась скрупулезно его изучать.
Гил крепко взял Сабби за локоть. И решительно развернул ее лицом к себе.
– Послушай, мы сделаем, как я сказал, или вообще не станем ничего делать. По крайней мере, я пальцем не шевельну. Сейчас здесь эксперт я, и нравится тебе это или нет, предполагается, что ты будешь мне помогать.
– У меня нет времени на твои бредни, – сказала Сабби, снова поворачиваясь к первой шпалере.
– Нет, это у нас нет времени на твою затею. Ты собираешься перебирать один гобелен за другим, но добьешься только того, что к шести утра ни на йоту не приблизишься к свитку. Только потеряешь зря время и упустишь свой шанс.
В ее голос закралась паника.
– Тогда как нам быть? – спросила она.
– Для начала откажись напрочь от логики. Перестань думать. Мы ищем нечто особенное, нечто отличное от всего, но не бросающееся в глаза, – пояснил Гил и осветил шпалеру побольше. – То, что Элиас хотел показать нам.
– Просто представь, что ты ребенок, и следуй за собственным взглядом, – произнес он после паузы, переходя от шпалеры к шпалере. – Встань перед несколькими коврами и перечисли, в чем они сходны.
– Пф… ну, они все примерно одного размера, все довольно выцветшие и…
– Нет! – воскликнул Гил, вернувшись к Сабби и осветив своим фонариком висевшие перед ней гобелены. – Ни один ребенок такого не скажет. Детворе интересен сюжет. Помни, мы играем в игру: «Чем отличаются эти картинки?» Говори, чем они отличаются.
– Ну… на этих двух по две лошади, а на той три, – произнесла она раздраженно. – Это глупо, мы просто теряем время.
– Послушай, ты уже начала. Теперь просто иди по комнате, не отводя от них взгляда. Двигайся по кругу, так тебе будет видней.
Когда Сабби попадалась шпалера, привлекавшая внимание, Гил заставлял напарницу описывать ее вслух, даже если она не совсем понимала, чем та заинтересовала ее. И особенно если вовсе не понимала.
Сам он вернулся к стене, под которой лежали свернутые гобелены.
– Не имеет значения, эксперт ли ты по криминалистике, игрок в покер или ребенок, пытающийся освоить велосипед. В какой-то момент надо просто расслабиться и довериться собственной интуиции.
Сабби продолжала обследовать ковры и в своей неповторимой манере комментировала то, что на них видела.
– Леди в длинных платьях, они в то время никогда не мылись… наверняка вонь от них стояла до самых небес.
Время шло быстро. Чересчур быстро. С каждым следующим ковром комментарии Сабби делались все обрывочней.
– Ангелы… еще ангелы… и херувимы. Если ты думаешь, что пристрастие Элиаса к ангелам о чем-либо говорит, то задумайся снова.
Гил высказывался по мере того, как продвигался вперед, здоровой рукой разворачивая скатанные в рулоны шпалеры.
– Вот пальмы с кедрами, – бормотал он под нос. – Портье что-то говорил о кедрах, растущих в Дорсете. Неподалеку отсюда, им, кажется, больше двухсот с лишним лет…
Сабби тут же оказалась рядом и посветила фонариком из-за его плеча.
– Что ты сказал? – взволнованно спросила она.
– Я сказал, что портье порекомендовал нам съездить в Дорсет…
– Нет, – требовательно произнесла она. – О пальмах и кедрах.
Гил поводил фонариком по гобеленам.
– О, на одном из них были кедры, но на них на всех имеются те или иные растения. Это обычная вещь.
– И пальмы? Ты сказал, пальмы, – перебила его Сабби.
– Да, вот они. Несколько пальм, кедры и два ангела. Ну и что?
– А то, что… спроси себя, кто близ Уэймута хоть когда-нибудь видел пальмы? И где это видано, чтобы пальмы и кедры росли вместе?
Она не стала дожидаться ответа и сама заключила:
– Нигде. Кедры могут расти только там, где зимой холодно, а пальмам нужен тропический климат. Как ты сам бы сказал, это абсолютно не вписывается в систему.
И Сабби пояснила, что во времена Элиаса на коврах изображалось только нечто конкретное, а не вымышленное. В плане людей, деревьев, животных или чего-то иного. Основой тому служили эскизы, полученные от владельцев имений, кичащихся богатством своих угодий. Поскольку можно с большой достоверностью предположить, что гобелены монастырю заказывала местная знать, то и запечатлевалось на них все реально существовавшее.
– У монахов не было причин производить ковры с пальмами. Их никто не купил бы. Никого не интересовало что-то придуманное, – подытожила Сабби.
– Может, именно на этом и строил свой расчет Элиас, – задумчиво произнес Гил. – Гобелен с пальмами никуда отсюда не денется…
– Ибо никто не пожелает приобрести его! – подхватила Сабби и согласно кивнула.
Итак, несмотря на ограниченность своего кругозора и аскетический образ жизни, Элиас ухитрился сообразить, что если ему удастся соткать негодную для продажи шпалеру, то она наверняка застрянет в монастыре. Блестящий замысел, плод истинного вдохновения. Этот Элиас обладал таким складом ума, от какого не отказался бы любой компьютерный сыщик. А ведь он жил почти тысячу лет тому назад.
– Мы отыщем его, – спокойно заявил Гил.
– Что? Свиток? Что ты имеешь в виду?
– Элиас рассуждает как я… ну, как мы. Может быть, даже чуточку лучше, но направление то же. Он покажет нам, где спрятан свиток, потому что мы с ним смотрим на все одними глазами. Он ждал долго… очень и очень долго, – добавил Гил.
Сабби снова вернулась к ковру с кедрами и пальмами.
– Тут только два ангела, – сказала она. – На всех остальных коврах их пять или шесть. Не знаю, что это означает, но ведь это отличие… а?
– Быстро достань бумажник, – скомандовала вдруг она. – Найди банкноту с тайным посланием Элиаса и прочти мне последние строчки. Только слово в слово.
«…Затем небеса распахнутся, и пение ангелов отомкнет сердце праведника, потому что они пропоют ему те же слова, какие пели другим до него. Да будут живы они во веки веков в песне обновления, обещающей длиться и длиться».
– Это единственные ангелы, какие поют, – сказала она. – О'кей. Давай посмотрим еще раз. Затем небеса распахнутся… затем небеса распахнутся?
Следующие слова она произнесла очень медленно.
– Это здесь, прямо здесь, на облаках. О мой бог, это здесь, прямо на облаках.
Гил попытался вглядеться попристальней. На небе шпалеры не было никаких облаков. Ничего, кроме нескольких выцветших пятен.
– Нет, смотри лучше, – настаивала она. – Прямо между ангелами. Видишь, тонкие горизонтальные нити? А между ними облака.
Гил покачал головой.
– О'кей, – упорствовала она. – Просто представь всю картину целиком. А главное, еще не поблекшую от времени. Смотри, эти линии словно бы образуют нотный стан… ну, ты ведь знаешь, как музыканты записывают свои ноты?
Гил уставился на ковер, стараясь понять, что она имеет в виду.
Сабби взяла его за указательный палец и ткнула в несколько пятен на гобелене.
– Вот, вот и вот. Ты что – не видишь? Облака – это ноты мелодии, которую поют ангелы.
С таким же успехом она могла показывать на чистую стену. Сабби оттащила его чуть назад и сфокусировала луч своего фонарика.
– Попытайся еще раз отсюда. Видишь?
Ничего. Она стала раздражаться. Он старался изо всех сил, но ничего не мог разглядеть.
– Посмотри, – настаивала она. – Облака довольно малы по размеру и четко выделяются на картине. Они не заполняют все небо, как на других шпалерах.
Он пытался, он честно силился представить себе то, что она видит, затем, внезапно, это произошло. Маленькие облачка, покоящиеся на мягких линиях, чуть более темных.
– Я вижу. Думаю, вижу. Они просто маленькие, почти как цветочки на пальмах. Не больше, точно? – добавил он.
Ее восклицание испугало его. Решив, что кто-то их обнаружил, он, не раздумывая, направил фонарик в сторону двери в надежде ослепить вошедшего ярким лучом.
Сабби схватилась его за руку и снова направила свет на шпалеру.
– Нет, это здесь… вот оно! – вскричала она.
– Цветущие пальмы, – произнесла она, помолчав. – Итак, это правда.
«Нет времени посвящать его во все, что мне известно», – подумала Сабби, но кое-что ему нужно знать.
– Послушай меня. – Она коснулась его губ ладонью, призывая к молчанию. – Это важно.
И сообщила, что в священных текстах начертано, будто в каждом поколении рождается тридцать шесть праведных душ, цадиков, которые самим своим существованием продлевают дни человечества на земле. Если бы не они, предстающие перед судом Господним, весь род людской оказался бы на краю неминуемой гибели.
Эти праведники не знают друг о друге, точно так же они не имеют представления и о своем собственном предназначении. Будучи невинными, они остаются в неведении относительно исключительной важности их деяний.
Когда эти праведники завершают свою миссию на земле, они узнают, что после их смерти среди тех, кто их любил и с чьей жизнью они соприкоснулись, появятся новые души, которые займут их место.
– Интересный миф, – произнес Гил, не очень-то понимая, каким образом эта история соотносится с поиском свитка, а также с тем, как бы побыстрее отсюда убраться.
– Это не миф. Цадик упоминаем и восхваляем в Библии, в притчах, в псалмах. Библия называет цадика «фундаментом мира», а в Девяносто втором псалме особо отмечается, что цадик, как праведник, будет цвести, подобно финиковой пальме, и вырастет высоким, подобно ливанскому кедру. Вот почему Элиас выткал их.
– Но какое это имеет отношение к свитку? – спросил Гил.
В том-то и фокус, пояснила она. Ладлоу всю свою жизнь провел в поисках документа, который мог указать дорогу к древнему свитку, парному свитку третьей пещеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40