«Что там писал брат Элиас? Аббат сам делал рисунки ко всем гобеленам, кроме одного, который Элиасу разрешили замыслить и соткать самому. Прекрасно, значит, гобелен Элиаса должен быть особенным, то есть отличным от всех остальных».
Он взглянул на часы. Время истекало. Обратный путь кто-то, казалось, удлинил чуть ли не вдвое. Он перешел на рысь, он опаздывал. Если мать-командирша вернется и не обнаружит его там, где он предположительно должен бы отдыхать, то вряд ли ему удастся найти этому подходящее объяснение. Прибавив ходу, Гил с облегчением убедился, что на месте еще никого не видать. Он едва успел снова усесться, как группа выкатилась из сада. Гил попытался успокоить дыхание и повернулся, чтобы экскурсоводша могла видеть его покрытое потом лицо.
Сабби наклонилась и рукавом своего свитера обмахнула его лоб.
– Ты весь мокрый и бледный. Как ты себя чувствуешь? спросила она.
Желтая шерсть источала легкий запах ванили, он лежал, распластавшись на холодном камне, а прекрасная леди отирала ему пот со лба.
– Что ты нашел? – прошептала прекрасная леди, в то время как мать-командирша повелела им не задерживать всех остальных.
– Груду хлама, – прошептал он в ответ.
Они поспешили присоединиться к другим экскурсантам.
Массивные каменные колонны уходили вверх, в полумглу, но, хотя по большей части окна в часовне выглядели такими же грязными, как и в хранилище гобеленов, здесь было и светлей, и теплей. В дальнем углу тускло поблескивали трубы органа, рядом на огромном каменном постаменте располагался простой алтарь. Небольшая деревянная скамеечка выглядывала из-под клавиатуры органа, словно приглашая какую-нибудь праведную душу вдохнуть в древний инструмент жизнь.
У Гила болело все тело. Он никогда так раньше не уставал. Он сел и откинул голову на подголовник церковной скамьи.
Голос экскурсоводши доносился до него словно издалека. Сабби, сидевшая рядом с ним, деловито конспектировала ее драгоценные изречения.
– И разумеется, наша часовня, самая ожидаемая часть экскурсии, – продолжила леди-гид. – Вы, возможно, слышали о ее целительной силе, но мы сурово пресекаем подобные толки. Все это не от Господа, и вам не следует ждать от сегодняшнего визита сюда каких-либо чудес. Правда, некоторые посетители утверждают, что на них здесь снисходит умиротворение.
Другие чувствуют прилив сил, третьим начинает казаться, что их вера словно бы обновляется, добавила леди-гид. Кое-кто думает, что эта позитивно направленная энергия исходит от какого-то древнего предмета, который где-то тут спрятан. Но большинство друзей монастыря не склонны искать что-то конкретное за тем, что наполняет плоть силой и исцеляет душевные раны.
Закончив эту, очевидно, неоднократно повторяемую тираду, мать-командирша гордо выпрямилась с видом уверенного в себе человека, который всегда говорит только то, что доподлинно ему известно, и потому не страшится за свои слова. Следующее ее заявление было воистину задушевно-щемящим:
– Ученым, возможно, мои слова не пришлись бы по вкусу, но здесь, в часовне, многие и впрямь ощущают душевный подъем. Люди усматривают в этом намек на присутствие чего-то божественного. Я скажу вам, что это за присутствие. Его источник – добро, защищенность, любовь.
«Заснуть бы. Ну просто прикрыть глаза. Всего на миг, на минутку…»
Сабби пихнула его локтем. Экскурсоводша вела группу к выходу. Сколько-то минут пребывания в лучах разлитой вокруг благости, видимо, подошли к концу. Он послушно встал и двинулся за остальными.
Под монастырскими стенами их маленькая группа быстро рассыпалась.
– Итак, сплошное оздоровление, – сказал Гил. – Я ничего такого почему-то не ощутил.
– Может, мы просто не верим, – ответила, пожав плечами, Сабби. – А так приятно было бы обрести эту веру, – задумчиво присовокупила она.
– Я предпочитаю реальность, – заметил Гил.
– Да, кстати о реальности, нам с тобой надо бы…
– Я знаю, где гобелен, – перебил ее Гил.
– Где? – взволновалась она.
– Там, в кладовой с остальными коврами.
– И как он выглядит? – спросила Сабби.
– Не знаю. Там их около полусотни, – ответил Гил.
Она ущипнула его. Больно, за мягкое предплечье.
– Это совсем не смешно.
– Эй! Не делай так больше! – взвыл он.
– Тогда перестань так шутить, – фыркнула Сабби. – А теперь отвечай, как ты определишь, какой ковер наш?
– Людям следует доверять, – ответил он, потирая больное место.
В сумерках они вернулись в город. По каменистой, но немощеной кратчайшей дороге через поля. Оба хранили молчание. Оба старались запомнить путь, которым придется воспользоваться, возвращаясь к монастырю. Тонкий серпик луны не отбрасывал света.
ГЛАВА 29
Поздний вечер того же дня
Уэймутский отель «Харбор»
У него был один ответ, но он не производил впечатления. Каждый повтор ее только злил.
Все началось, когда Сабби спросила Гила, как он собирается узнать среди полусотни ковров, которые он видел во время экскурсии, гобелен работы Элиаса.
Мы ведь не можем просто вломиться в монастырь в надежде, что нам повезет, – кипятилась она. – У тебя должен быть какой-то план!
– Мне просто нужно расслабиться и пустить все на самотек, – отвечал он раз за разом.
Этот прием работал всегда, в любых случаях. Был ли он увлечен преследованием компьютерного наркодилера, отмывающего свои деньги, или же пытался засечь растлителя детей, все шло нормально, если только Гил не задумывался над проблемой. Раздумья тут же заводили в тупик. Что вынуждало его освобождать свою голову от любых мыслей и опять полагаться на одно лишь чутье.
– Ты должен предложить что-нибудь более путное, – возражала Сабби. – Насколько я понимаю, это наш единственный шанс отыскать гобелен.
Как только мы окажемся в монастыре, я буду знать, что мне делать, – повторял с твердостью Гил. Хотелось бы ему и в душе иметь хотя бы половину этой уверенности.
Ее паника стала его доставать. Сабби жутко боялась, что гобелена Элиаса может не оказаться в монастыре или что его вообще уже не существует, но не могла признаться в этом ни себе, ни Гилу. Она также боялась, что им не хватит времени. И конечно же, была права. Однако то, что она пыталась за это пригвоздить Гила к стенке, никак не помогало делу.
Наконец Гил решил, что с него достаточно.
– Послушай, сегодня ночью я иду в монастырь, – отрубил он. – В надежде на то, что сумею разобраться, какой из ковров нам нужен. А также на то, что он укажет путь к свитку. Мне все равно, пойдешь ты со мной или нет. Делай что хочешь.
Он надеялся, что этот блеф сработает. Он не собирался идти один.
Неизвестно, обратила ли Сабби внимание на его ультиматум, но она тут же занялась обследованием инструментов, какие они собирались взять с собой. Рюкзак, фонарики, запасные батарейки, одеяло, два швейцарских армейских ножа, молоток, деревянный клин, моток пластыря, рулетка. И еще несколько странных штуковин, о которых Гил вообще не имел представления. Но Сабби сказала, что они могут им понадобиться, поэтому он покорно кивнул. Казалось, ее настроение резко улучшилось от всей этой возни.
«В конце концов, что значат какие-то дополнительные десять фунтов, когда ты уже тащишь полсотни?»
Пикник с сэндвичами, устроенный на кровати, был посвящен обсуждению сложностей предстоящей ночной вылазки. Все мысли Гила приятно скоротать вечерок быстро испарились. Сабби была сама деловитость.
Первая проблема – массивные входные двери, заявила она. Вся надежда на то, что они сумеют отжать фомкой боковую дверцу, которую Сабби приметила во время экскурсии. Пробравшись внутрь, они вынуждены будут озаботиться светомаскировкой. Наружные стены часовни не видны со стороны городка, но из того, о чем сообщил Гил, следовало, что окна кладовой с гобеленами выходят как раз на Уэймут. Тут-то и пойдет в ход одеяло. Оно поможет им скрыть лучи фонариков, хотя и не поспособствует поискам.
Еще один важный момент. Как ни крути, а дорога к монастырю пролегает мимо самого оживленного городского паба, и если они не хотят, чтобы их заметили, то им придется дождаться, пока паб закроется, а закрывается он в два часа ночи. Кроме того, к рассвету начинает работу пекарня, удовлетворяя потребности своих обычных клиентов, еле продравших глаза горожан. С таким рюкзачищем, да еще в темноте, потребуется не менее получаса, чтобы добраться до цели даже по той короткой дороге через поля, а обратный путь, надо понимать, займет больше времени, ибо, если они добьются успеха, груз может сделаться еще тяжелей. Итак, у них чуть более трех часов, чтобы отыскать гобелен Элиаса, расшифровать его рисунок, обнаружить местонахождение свитка и вернуть все на свои места.
Гил сомневался в успехе. Весьма и весьма. Не сомневаясь, что и она сомневается тоже.
ГЛАВА 30
День десятый, 2 часа 20 минут ночи
Уэймут, дорога к монастырю
Прогулка по городу была даже приятной благодаря уличному освещению, идущему под уклон мощеному тротуару и бодрящему воздуху. Но как только они миновали паб, все изменилось. Рюкзак, казалось, стал весить вдвое больше.
В то время как Сабби с легкостью двигалась в темноте по неровной тропе, Гил старался бодриться. Грудь ныла, боль отдавала в спину, а также его преследовало видение, как он падает замертво перед алтарем и лежит вниз лицом с широко раскинутыми руками и как вытягиваются лица у обнаруживших его горожан.
«Это, вне всяких сомнений, положит конец разговорам о целительной силе часовни».
Сабби, шагавшая впереди, все строила планы.
– Сначала проникнем в комнату с гобеленами, – бормотала она. – Ты не думаешь, что тебе будет довольно трудно отыскать ее в темноте, нет? Я имею в виду, всего лишь при свете фонариков?
Гил не отвечал. Ему едва хватало дыхания на то, чтобы не отставать от нее.
– Послушай, работа по наитию – это не то, к чему я прибегаю, перепробовав все остальное. Это мой дар. Который лучше всего срабатывает в критических обстоятельствах, – произнес он наконец, задыхаясь. Хрипы, вылетавшие из его груди, вряд ли способствовали соблюдению хоть какой-то секретности.
Вдалеке справа тянулся морской пляж с чудесным белым песком.
«На этом пляже нам и следует сейчас быть. Прекрасная молодая пара, наслаждающаяся друг другом».
Но вместо этого он брел в темноте, спотыкаясь, оскальзываясь, борясь с неровностями тропы и ужасом возможного поражения.
Угрюмые стены монастыря неожиданно выросли на фоне неба, покрытого облаками, теперь его силуэт напоминал контур какого-то древнего города. Нога Гила зацепилась за корень, и он упал. Со всего маху. Выставленные вперед, чтобы смягчить падение, руки угодили в какую-то поросль. Что-то вонзилось в ладонь.
– Проклятье! Я на что-то наткнулся.
Сабби вытащила одеяло из рюкзака и набросила его на них в виде тента, после чего включила фонарик.
Из его правой ладони под странным углом торчал трехдюймовый обломок какого-то сучка или стебля. С конца его капала кровь. Гил собрался вытащить воткнувшуюся занозу.
– Не тронь ее, – приказала Сабби. – Не двигайся.
Она наклонилась пониже и крепко ухватилась за его руку. Гил решил, что она хочет получше все рассмотреть. Однако Сабби в мгновение ока разогнула его ладонь, чтобы поточнее примериться, а затем зубами быстро и ловко вырвала обломок из плоти. И немедленно выплюнула его в грязь.
– Иисусе! Какого черта ты вытворяешь? Ты выгрызла мне целый кусок из руки!
Зажав фонарик в его здоровой руке, Сабби навела луч на рану. Широкая струя крови текла по пальцам Гила.
– Свети мне, – приказала она.
Он был слишком удивлен и испытывал слишком сильную боль для того, чтобы как-то оценивать происходящее.
Сабби что-то извлекла из кармана. Развернула облатку и, прежде чем Гил сумел что-либо разглядеть, прижала нечто белое к ране. Она быстро пластырем закрепила это нечто, оторвав лишнее своими зубами, с крепостью каковых Гил уже успел познакомиться. Из-под пластыря теперь высовывалась только тонкая белая нить.
– Эй, это не тампон ли? – спросил он ошеломленно.
Она передвинулась ему за спину и сильно ущипнула его за шею.
– Ты сошла с ума? – взвыл он. – Рука и то болит меньше.
– В этом и смысл. – Она спокойно собрала обрывки тампона, выключила фонарик и упрятала одеяло обратно в рюкзак. – Ты не можешь ощущать боль единовременно в двух местах. Мы нуждаемся в твоей руке больше, чем в шее, поэтому, как только она снова станет тебя беспокоить, скажи мне…
– Ни черта не скажу! Может, ты мне откусишь всю кисть.
Заноза походила на обломок сухой веточки олеандра, объяснила она. Олеандр ядовит. Люди умирали оттого, что использовали его побеги в качестве шампуров для хот-догов. Его действие сравнимо с действием наперстянки.
– Сначала твое сердце начинает биться чаще, потом пульс слабеет. Со временем вся сердечнососудистая система перестает работать. Можно умереть через несколько часов. Или даже меньше. Я не уверена, остается ли яд в сухих ветках, но решила перестраховаться.
– Тогда почему ты просто не высосала яд, вместо того чтобы отхватывать кусок мяса?
– Ради бога, заткнись, – попросила она, затем повернулась и продолжила путь.
Они приблизились к огромным монастырским дверям, она ненадолго замерла, всматриваясь. Гил опустил тяжелый груз наземь, разглядывая ее в лунном свете.
Застывшее лицо. Предельное напряжение. Ничего удивительного. Она зашла за черту. Если они не отыщут свиток, ей некуда будет податься. Она не может вернуться в музей. Только не после того, как понеслась за сокровищем, словно норовистая лошадка. Если де Вриз пронюхает, что дневник у нее, то он отправит по ее следу полицию. Она не может больше показываться в Израиле, ибо к предыдущим ее преступлениям присовокупится и кража. С другой стороны, если им удастся отыскать свиток, де Вриз начнет гоняться за ней, в расчете снять сливки. Имея, кстати, за спиной не кого-нибудь, а Маккалума. Так что страшно даже подумать, что эта парочка может сотворить с ней. «Или со мной».
Гил отогнал волну страха и повернулся к ней в темноте.
– Мы отыщем его, – спокойным тоном произнес он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40