Одновременно он подводил её к заправленному чистым бельём матрасу. Закрыл глаза, чтобы её неважный вид не сбил его возбуждение, и уложил её на спину, забыв даже о презервативах. Добравшись до её уже оголённой груди, он стал целовать её соски, опуская вторую руку по животу всё ниже и ниже. Но когда он оттянул её штаны и засунул руку в её промежность, ему показалось, что он угодил в бочку солидола. Внутренние поверхности бёдер были такими мокрыми и склизскими, что ему сразу стало противно. Всё возбуждение и даже настроение как рукой сняло.
Резко выдернув руку из её промежности, Олег быстро поднялся и подскочил к умывальнику. Он старался не смотреть на руку. Но в последний момент, в надежде, что это всего лишь кровь от месячных, взглянул на неё.
Повисшие на руке и пальцах сопли специфического вида вызвали у него рвотный рефлекс, но он с трудом сдержался. Помыв под краном руку, он достал мыло и стал ещё раз тщательно её намыливать.
– Ты что, не натрахалась ещё, что ли?! Ждёшь лежишь, бля, – бросил Плетень раздражённо всё ещё лежащей на матрасе девушке.
Она молча поднялась и, поправив одежу, подошла к двери и постучала по ней. Олег мыл руку к ней спиной и даже не обернулся, когда её вывели из отстойника. Ему и так стоило больших сил не ударить её или не наорать. И злость за потраченные попусту деньги он стал выплёвывать в воздух только сейчас, когда её увели.
* * *
Бандера чувствовал себя опустошённым. И не из-за двукратного получения оргазма, после которого это равнодушное и сонливое состояние часто накрывает мужчин. В этот раз он был просто разочарован. Девушка, которую он почти боготворил в своих грёзах, оказалась обычной похотливой шлюшкой. Хоть здесь, в тюрьме, изголодавшимся по мужчинам женщинам бывает не до сентиментальностей, Бандера представлял её совсем другой. К тому же она оказалась несколько полнее, чем он предполагал. Да и лицо её выглядело милым только на фото. Хотя в темноте стакана он её толком и не рассмотрел, когда Гера её выводил, он всё же успел увидеть её, несмотря на ослепление светом после темноты. Волосы были почти как на фото, только уже растрёпаны, но лицом она уже совсем не напоминала ту девушку, которую он тогда мельком увидел с этапа в тюремном дворе и которая красовалась на фото Юрия. И мысль, что она так выглядела после бурного секса, совсем не оправдывала её в его глазах, тем более с такой агрессивной похотью к первому, можно сказать, встречному.
Даже не поговорив с ней, он уже по одному только голосу понял, что это не его женщина и чувствовал себя от этого почему-то скверно. Так, наверное, чувствуют себя люди, когда умирает любовь и наступает такое опустошённое состояние, напоминающее депрессию. Ещё и Гера, когда вёл его к камере, спросил с издёвкой в голосе: «Что, получше никого не нашлось там?»
Бандера даже ничего не смог ответить ему на продоле, и опять же не потому, что сил не было, а скорее просто сознавал правильность его слов. Сейчас, лёжа на шконке и смотря на спящего Юрия, он не испытывал больше к нему неприязненных чувств. Не было даже радости от того, что только что трахнул его девушку. В душе была только сплошная пустота, где-то в глубине которой даже шевельнулось чувство жалости к Юрию. Как оказалось, тем, кому всё падает с неба, иногда падает далеко не всё самое лучшее, если судить по его девушке.
Бандера слез со шконки и собрал в пакет немного сублимированной лапши, чаю, конфет и ещё кое-каких продуктов из передачки Юрия. Леший с Антоном недоумённо наблюдали за ним. Но потом, вспомнив, что Гера ещё не сменился и может передать груз, Леший спросил:
– Подогреть кого-то хочешь?
– Да, – безразлично ответил Бандера. – Надо дать чё-нибудь этому олуху, а то будет потом говорить, что у него забрали всё. Сам-то побоялся взять.
Поняв, что речь идёт о Юрии, Леший с Антоном промолчали. Но по их лицам видно было, что они не довольны решением Бандеры, хотя и сознавали, что он в чём-то прав.
– Петрович, – позвал шныря Бандера и сунул ему пакет, – как проснётся щас по проверке, отдашь ему.
Леший с Антоном делали вид, что занимаются своими делами, а сами исподлобья наблюдали за этими движениями. Их задевало то, что Бандера принимает решения самостоятельно, даже не посоветовавшись с близкими. К тому же каждый из них теперь считал себя ответственным за хату, ведь это их вызвал к себе смотрящий, а не Бандеру. Первым не выдержал Леший.
– Виталь, – поднял он голову, стараясь говорить спокойно и рассудительно, – ты хоть мне говори, что и куда отправляешь или передаёшь из нашего общего. Или ты думаешь, что я против буду?
– Это не наше, это его, – понизив голос, спокойно поправил его Бандера, кивнув на спящего Юрия.
– А почему тебе говорить надо, Лёха? – спросил Антон, даже не услышав Бандеру, поскольку больше его интересовали слова Лешего. – А может мне, может моё решение будет окончательным?
– Это с х…яли бы? – вскинул брови Леший.
– Э-э-э, – усмехнулся Бандера. – Вы сначала между собой определитесь, кто тут из вас блатнее. Чё вам Солома сказал?
– Да Солома по этому поводу ничё не сказал. Ему по херу, кто здесь будет, лишь бы порядок был, – ответил Антон и повернулся к Лешему. – А Витяй мне ещё давно говорил, что меня оставит за себя, когда в лагерь уйдёт. Просто нежданчиком его выдернули, не успел напомнить впопыхах.
– Это он тебе говорил походу когда меня ещё не было, – воспротивился Леший.
– Понятно, короче, – встрял в спор Бандера. – Пишите тогда Соломе, чтоб сам ставил кого-то, если разобраться не можете.
– Да чё тут разбираться, ёклмн? – ощерил вставные зубы Леший. – Я-то поболе Антона посидел, и люди меня знают.
– Вот пусть Солома и рассудит, – подхватил мысль Бандеры Антон. – Если тебя люди знают, значит тебе и доверят.
Они сели писать малёк смотрящему, а Бандера равнодушно лёг на шконку и отвернулся к стене. Ему портфели и ответственность были не нужны, да и настроение после встречи с Ольгой было паршивое.
* * *
Коса зашла в камеру с раскрасневшимся довольным лицом и подмигнула Ольге. Она была растрёпана и весь её блаженный вид говорил о том, что она всё-таки получила такое желаемое удовольствие. Набрав в широкую литровую кружку, в которой они подмывались, воды и разбавив её уже готовым крутым кипятком, она пошла на парашу.
Ленка и Звезда, возившиеся с настройкой телевизионной антенны, сразу отложили своё занятие и стали ждать Косу, чтобы та поделилась с ними своими впечатлениями. А Ольга была равнодушна к похождениям Косы от её имени и сейчас думала, как ей написать Соломе слова благодарности за возращённые вещи. Постоянные слова подруг об этом человеке заставляли Ольгу все чаще думать о нём, уж слишком красноречиво описывали они его достоинства и превосходства перед всеми остальными мужчинами. Опер Вадим Шаповалов хоть и занимал какую-то часть её мыслей, но он ухаживал слишком открыто и даже навязчиво. А Солома делал это благородно и почти молча, и угадывалось это лишь по его поведению и взгляду на Ольгу, перехватить который тоже удавалось нечасто. А сейчас вообще, мало того, что ночью впервые не написал, так ещё и с вещами не передал никакой записки, только шоколад. Эта благородная сдержанность серьёзного мужчины зацепила Ольгу, у которой смотрящий и без того вызывал чувство уважения. И сейчас, когда она впервые писала ему первой, она обдумывала каждое слово.
– О-о, девчонки, – со стоном слезла с параши Коса и направилась к своей шконке, – хорошо-то как.
– Ну расскажи, расскажи, Лёля, – подсели к ней Ленка со Звездой и с улыбками выжидающе смотрели на неё.
– Э-э-то было что-о-то, – с блаженной улыбкой протянула Коса и повалилась на шконку. – Ко мне там очередь, оказывается, была. Ты там ни с кем не списывалась больше, Оль? А то тебя-то двое сегодня трахнули, да так чётко…
Ольга поняла, что это относится к ней и свесила голову вниз.
– Не-ет, ни с кем, – ответила она. – А кто второй был?
– Ни-изнаю, подруга, с кем ты там ещё мутила, – качала головой довольная Коса. – Виталя этот не назначал тебе случайно встречу?
– Нет, он в прогулочном дворике поговорить хотел по делу, но меня вызвали, – ответила Ольга и, вдруг подумав о Юрке, спросила: – А какой был второй?
– Высокий такой, – сладострастно вспомнила Коса, потягиваясь на шконке, – сильный… Полчаса не вынимая меня пёр, два раза кончил. Если б дубак не постучал, ещё бы трахал…
Услышав слово «высокий» Ольга уже не слушала её излияния. Ей было понятно, что это не Юрка. Она опять сосредоточилась на маляве, поскольку похождения Косы ей были неинтересны. Но Коса сама встала и подошла к ней. Заглянув в её малёк, спросила:
– А ты кому пишешь? Давай Олегу напишем несколько строк, а то обиделся, наверно, что я к нему неподмытая после первого раза пришла. Представляешь? С меня течёт, а он руку как засунул туда, чуть не упал…
– Давай напишем, – согласилась Ольга, отложив начатый малёк, – это я тут Сашке Соломе пишу…
– О-ой, не-не, – сразу перебила её Коса. – Саньке пиши, ты что… Такой человек к тебе неровно дышит, я о таком только мечтать могу. Пиши-пиши. Олег подождёт, ничё страшного.
– Я не знаю, что писать, – неуверенно произнесла Ольга.
– Как – не знаю, ты что? – раскрыла глаза Коса. – Такой мужик тебя любит, ради тебя всю тюрьму на уши поставил, – кивнула она на отобранные у Шляпы вещи и положила обратно перед Ольгой отложенный ей малёк. – Давай вместе напишем, я тебе подскажу как писать…
* * *
Настроение Соломы немного улучшилось после получения малька из пятнадцать А. Известие о том, что Юрий был избит и теперь спит на одной шконке с чертями было для него если не бальзамом на рану, поскольку они его не опустили, как он рассчитывал, то большой ложкой мёда в бочке дёгтя. А то, что Юрий так и не сознался, что получил гашиш от Ольги, ещё больше усугубляло его положение. Теперь Солома в любой момент мог сделать прогон, чтобы его ещё раз порасспрошали об этом хорошенько и тот опять получит по седлу за враньё. Но впутывать Ольгу уже больше не хотелось, и вместе с поручением следить за порядком Лешему, поскольку он в этой же малявке почему-то спрашивал об этом, он не сказал больше о гашише ни слова. Написал только, чтобы наказывали его за любой косяк. Может и так случиться, что Леший в конце концов не выдержит и по пьянке сунет его хотя бы мордой в парашу или обоссыт за какой-нибудь серьёзный косяк, чего уже будет достаточно для попадания в опущенные. Лишь бы Леший не спрашивал у Соломы совета, как ему поступать, чтобы вся ответственность лежала на нём.
Отправив малёк в пятнадцать А, Солома сразу стал писать Протасу. Теперь, после разрыва с Ольгой, как он считал, его совесть перед Протасом была чиста. И пора было уже напомнить о деньгах, ведь прошла уже половина обещанной недели. Он не стал настаивать в маляве, а просто мягко намекнул о своём деле и о его срочности. Мягко сделал это потому, что срочности уже никакой не было. Теперь ему уже нечего было опасаться, что Протас узнает о его подкатываниях к Ольге, потому что больше писать ей пока не было смысла. И если Протас немного задержится с деньгами, то ничего страшного. Дописав ему малявку, Солома завернул в неё ещё кусочек того же гашиша и, подписав, что это «контроль», передал на трассу.
Но не успел он отойти от кабуры, как его тут же позвали обратно и передали ему только что пришедший малёк на него. Увидев обратный адрес, он заволновался, но ничего, кроме слов благодарности за помощь в возврате вещёй увидеть в нём не ожидал. Он вскрыл его и начал читать, не веря своим глазам.
Слова благодарности Ольга уместила всего в одной строчке. Всё остальное было посвящено ей самой, её жизни, её горю, и как ей не везет с мужчинами. Причём в последнем случае был явный намёк на то, что она свободна и ей нужно надёжное мужское плечо.
Солома сел на шконку, чтобы не упасть, и перечитал это место заново, чтобы убедиться, что правильно всё понял. Дальше ещё было про то, как ей одиноко и хочется большой, настоящей любви.
Голова начала немного кружиться и он ненадолго перестал соображать, погрузившись в сладкие грёзы. Казалось, что даже выросли крылья и хотелось лететь. Он встал и заходил по камере. Его лицо так явно выражало его чувства, что Паха и остальные обратили на это внимание, и он сразу взял себя в руки. Спустившись вмиг на землю, голова сразу стала соображать, и он подошёл к кабуре.
– Прогоните там на девять три, пусть малёк «контрольный» на возврат отправят по срочной. Если уже через продол отправили пусть дальше прогонят, чтоб вернули, – сказал он громко жёстким голосом.
Сам же сел переписать малёк по новой, где уже открытым текстом сказал, что времени уже нет, и потом будет поздно. Он даже улыбнулся, ведь про это он действительно сказал правду. Если Протас узнает о его уже начинающихся отношениях с Ольгой, точно будет поздно.
Получив свой возвращённый малёк и переупаковав крапаль гашиша в новый, он отправил его и теперь все его мысли были уже об Ольге. Сам того не сознавая, он проникся её горем и думал о её жизни, которую ему тоже хотелось сделать немного лучше. Если спасти её от тюрьмы было не в его силах, то хотя бы здесь-то он что-то мог для неё сделать.
Вдруг он вспомнил, что в её камере нет телевизора, и сразу нестерпимо захотелось сделать ей подарок. В его камере было два телевизора, один маленький, который они уже давно не смотрели, стоял на другом, который побольше. Какой из них отослать Ольге для него не было вопросом, и он тут же подошёл к нему.
– Паха, давай антенну переключим на маленький телевизор, его пока посмотрим. Я потом затяну нормальный ящик, – сказал он, отключая большой телевизор от сети как раз тогда, когда по нему шло какое-то кино и все его смотрели.
– А этот чё? – спросил Паха, нехотя поднимаясь.
– Этот загоним в один восемь, там у девок вообще нету.
Паха и все остальные промолчали, но по их виду Солома видел, что они очень недовольны его решением.
– Я не понял, чё вы насупились? – вскинул голову Солома. – Этот ящик я сам сюда затягивал, если чё.
– Да не, Сань, мы ж ничё не говорим, – оправдался Паха, – кино просто интересное шло, а ты выключил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46