Он уже буквально валился с ног и хотел только взглянуть в последний раз на Ольгу прежде, чем уснуть в кабинете. Но увидев её не смог сразу оторвать глаз от глазка и простоял так несколько минут, всё же вызвав саркастическую улыбку дежурного.
Вздохнув, он отошёл от двери камеры и, с озабоченным лицом пройдя мимо поста дежурного, спустился на нижний этаж. Чтобы уснуть спокойно ему ещё нужно было удостовериться, что малява от Протасова Ольге не прошла или она ему не ответила.
– Корпусной где? – спросил он у дежурного на нижнем этаже.
– На улице, – ответил тот, кивнув в сторону дверей.
– Позови, – коротко сказал Шаповалов и, подойдя к двери восьмёрки, заглянул в глазок.
Подошёл дежурный с корпусным, и он севшим от усталости голосом сказал:
– Выведите мне Плетнёва на пять минут.
Когда Олега вывели, опер завёл его за угол. Он посмотрел на него красными глазами и прохрипел:
– Ну что?
Плетнёв молча протянул ему малёк на Ольгино имя с хаты восемь семь. Шаповалов так резко схватил его, что Олег аж дёрнулся от испуга и сразу понял, что у опера неспроста такой вид и красные глаза. И по тому, что куму был интересен именно этот малёк, на имя этой самой принцессы, он понял, что очень непростая девушка сидит в тюрьме с ним по соседству и ему стало ещё интереснее, кто же это такая.
* * *
– Семь восемь, вас на балкон, – раздался в кабуре голос из соседней камеры.
– Сделай потише, – сказал Солома Пахе, кивнув на телевизор и залез на окно, где чей-то голос кричал: «Семь восемь!»
– Говори, – громко ответил Солома.
– Саня, ты получил контроль с пятнадцать А? – голос перестал кричать и говорил уже сдержанно, но громко, расстояние было приличным.
– Да-да, Вагит, всё дома, – ответил Солома, безошибочно распознав в говорившем ответственного за соседний аппендицит из хаты девять три, через которую шли груза через подол. – Мы уже прогнали, всё нормально.
– Ну ладушки, Саня, я просто сам тоже контролирую. Ну тогда пойдём.
Солома уже привык к показательной ответственности за «контрольные» груза с трассовых хат и не обращал на это внимания, тем более что мысли его были совсем о другом.
Он немало удивился, когда получил свой собственный гашиш, который недавно послал Протасу, со старого корпуса. Получалось, что пройдя почти полтюрьмы, крапаль опять вернулся к нему, хоть и отполовиненный. С одной стороны вроде бы ничего удивительного в этом не было, Протас мог уделить кому-то внимание, получив грев. Но с другой… Во-первых, чтобы уделить кому-то наркоты в таком количестве, чтобы оттуда ещё и поделились с Соломой, нужно было послать весь крапаль, который он послал Протасу. А во-вторых, кому мог отослать в пятнадцать А весь грев Соломы Протас? Ну, конечно же, Бандере. Ас чего бы это Протас уделял своёму бывшему крышевому такое внимание?
Солома серьезно задумался. Он знал, что у Бандеры были хорошие связи с дубачьём через его дружка Ткача, и он частенько не только затягивал стрёмные груза через них, но и навещал своих дружков, когда сидел на новом корпусе. Солома и сам даже как-то обращался к нему, чтобы затянуть полотна по металлу, резаки и материал для ширпотреба. А зачем может обратиться к нему Протас?
Ну, конечно же… Бандера сидит по соседству с Ольгой, и наверняка уже уровнял там с ментами, среди которых наверняка есть его знакомые. И сможет запросто устроить встречу Протасу с Ольгой, тем более что у Протаса есть бабки.
Солома уже совсем забыл через кого он, можно сказать, познакомился с Ольгой. И теперь ему очень не хотелось, чтобы Протас имел возможность наладить с ней отношения, потому что эта девушка уже не давала ему покоя и он постоянно думал о ней.
Но в данный момент он размышлял над тем, как не дать Протасу через Бандеру встретиться с Ольгой. Запретить этого он, естественно, ему не мог. В конце концов, не придумав ничего лучше, он решил под предлогом благодарения за деньги в котёл и за свой собственный гашиш навестить хату 15А и попытаться на месте разобраться в ситуации. Может и удастся что-либо предпринять. А заодно и сам Ольгу навестит, там рядом. Мысль об этом сразу согрела Солому, и он пожалел, что старший кум выйдет только во вторник.
– Паха, где марка была большая? – спросил он. Паха дал ему сложенный носовой платок и Солома достал свою фотографию и приложил к нему. Он решил сделать для Ольги красивую марку со своим изображением. Та, что была послана ей раньше, может не напоминать ей о нём, когда она будет на неё смотреть. Он решил сразу отослать её вместе с фото лучшему художнику. Представив, как она будет смотреться, он вздохнул, и, сев на шконку и мечтательно глядя куда-то в одну точку, достал тетрадь с ручкой. Когда написал художнику, что нужно нарисовать, он отослал всё ему и, не дожидаясь ответа от Ольги, стал писать ей ещё один малёк.
* * *
Протас плохо спал в эту ночь, хотя почти все сокамерники спали и в хате была тишина. Он ждал ответа от Ольги, одновременно размышляя, как бы отвадить от неё Солому. Бандере, судя по его мальку, «портфели» и «политика» не были нужны. Протас вспомнил, как Бандера отзывался о своих прошлых сокамерниках, когда сидел по соседству в восемь шесть. Поначалу они жили вместе, но потом Бандера написал ему, что ушёл из этой блатной семейки и живёт сам, потому что эти люди ему не нравятся. Протас даже вспомнил, как он описывал некоторые их поступки и как возмущался потом, когда выяснилось, что двое его бывших семейников, после того как их осудили и отвезли в лагерь, надели повязки. Из всего этого Протас предполагал, что Бандера не желает связываться с какой бы то ни было ответственностью, потому что ему просто не нравится контингент. Это было и понятно. Втсупающих в актив и надевающих повязки первоходов можно было понять, их жизнь за колючкой только начинается, и они определяются, кем будут по этой жизни. Но когда гнут пальцы уже на строгом режиме, а потом ссучиваются, это черным очень не нравилось.
Протас даже сам ещё не знал, как сложится его судьба за решёткой. Он сидел в первый раз и пока только думал, что сможет обойтись без привилегий «вязаных», но уверенным не был. Поэтому он прекрасно понимал Бандеру, половину первого срока проведшего под крышей, когда в ШИЗО ещё не разрешали матрасов на ночь, не выводили на прогулку и кормили через день.
Но если не Бандера, то кто ещё может повлиять на ситуацию в тюрьме? Протас стал перебирать в памяти авторитетов…
– Восемь семь, – отвлёк его от размышлений голос Валька из кабуры.
– Говори, Валёк, – отозвался Протас.
– Подойди, Паха, – потихоньку как-то проговорил голос из кабуры и Протас нехотя поднялся и подошёл, думая, что ему опять что-нибудь нужно из продуктов.
– Да, говори, – сказал он.
– Ещё один малёк идёт на неё, Паха, – тихо проговорил Валёк.
– Оттуда же? – беспокойно спросил Протас.
– Ну.
– А ответа не было?
– Нет пока.
– Ну ладно. Если обратка пойдёт, шуми, – сказал Павел, стараясь говорить спокойно. Если до этого у него ещё были слабые сомнения в намерениях Соломы, то теперь уже точно было всё ясно.
* * *
«Ты смотри, какая любвеобильная. Ну, принцесса…», – думал Плетнёв, читая очередной малёк Ольге от Соломы. Ему всё не давал покоя вопрос, что же это там за красотка сидит такая, что за ней бегают, судя по малявкам, не только смотрящий за тюрьмой и ещё несколько человек, но и кум этот, Шаповалов. То, что опер проявляет к ней непрофессиональный интерес, было видно сразу. «Чем же она могла вас всех так завлечь? Неужели красавица такая? – продолжал размышлять Олег. – И почему отвечает взаимностью только этому Юре с 15А? Чё там за принц, интересно? Или, может, он её просто за конфеты купил? В тюрьме-то тёлки и за конфеты могут любить».
Он запаял малёк обратно. Подумав, он также упаковал красиво разрисованный платок, который шёл на неё же с этой же хаты раньше, но он решил оставить его себе. Теперь Лупатый объяснил ему, что это хата положенская, и могут быть проблемы.
Такую марку, конечно, отдавать было жалко, но Плетень уже решил пропускать теперь всю почту. Синяки от побоев начали уже сходить, и злость на блатных проходила. К тому же завтра Лупатого и остальных, кто замаран в съедании чужих грузов и будет молчать, раскидают по хатам и закинут новых. А так как тут и без того малолетки с 19 поднимали кипеш за стрём, который шёл на них с 91, то при последующих инцидентах точно раскусят, где оседают груза, если об этом будут знать слишком много народу. Теперь Олег решил забирать только мальки, которые заказал Шаповалов.
– На, отправь, – отдал он малёк с грузом Лупатому и, усевшись по-турецки и подперев голову рукой, задумался об Ольге. «А что, если там в натуре просто шалава такая красивая, что на неё тут полтюрьмы вместе с кумом клюнуло? Может, её в натуре тут потрахивает народ? Подкачу-ка я тоже, уж больно интересно, чё там за красотка. Ладно арестанты, им и не первой свежести тёлка в тюрьме может Мадонной показаться. Но опер… Короче, подъеду с прямым вопросом. Может, в натуре удастся затянуть её в стакан или даже в соседний отстойник женский, который постоянно пустует?»
– Чё задумался, Олег? – прервал его размышления Лупатый.
Плетень повернул к нему голову и по его лицу сразу понял, чем закончится этот разговор – Лупатый предложит ещё втарить. Защитная реакция в мозгу сработала моментально.
– Да вот думаю, откуда мусора могли узнать, что мы тут химку курим? Вроде ж никого не дёргали, застучать никто не мог…
– О-о-о, им дёргать не обязательно, чтоб всё узнать, – блеснул своими познаниями Лупатый. – Стукачки ихнии просто малявы пишут в определённые хаты, где кумовские тихушники сидят, и всё к куму попадает. А с чего ты взял, что мусора узнали? Уже бы со шмоном залетели…
– Залетели… Ты чё, думаешь, меня щас кум дёргал? Сказал, если я не отдам или не скажу где, всех вывернут и дубинами ещё пройдутся. А она у меня в кармане лежала… Чё мне оставалось делать?
– О-ё-о, – Лупатый схватился за голову, – я только хотел взять у тебя немного. Хули, завтра в хату уже поднимут… – Лупатый с угрюмой гримасой повернулся и осмотрел всех остальных. – Кто же сдал, ссука, а?
Плетень тоже глянул на всех для порядка, радуясь своей находчивости, проявленной как раз вовремя. Оказывается, Лупатый хотел ещё и не просто втарить, а взять с собой в хату немного. Смеясь про себя над Лупатым, Олег сделал серьёзное лицо и сказал задумчиво:
– А может, просто через дверь унюхали?
* * *
Получив маляву, адресованную Юрию от Ольги и дождавшись, когда Юрий не выдержит и попытается отправить ей ещё один малёк, Бандера сжёг оба «письма» и кое-как заснул. К прескверному настроению и даже злости на Юрия вдобавок ещё и проснулся гайморит, не дававший о себе знать уже с полгода. Сон, само собой, приснился под стать душевному состоянию. Как будто Бандеру завезли этапом в тюрьму города Иваново. В этом городе невест в его сне даже в тюрьме правили женщины, а мужских камер было примерно столько же, сколько в других тюрьмах женских. Смотрящей за тюрьмой была самая красивая из заключённых по имени Ольга. Та самая Ольга, которая уже сидела в его сознании. И из всего мужского этапа, которых так ждут женщины, ей понравился самый зачуханный лох по имени Юра. Это настолько задевало Бандеру, который мало того, что считал, что такой лох просто недостоин такой девушки, так ещё и сам уже настолько увлёкся ей, что просто трудно было дышать. Проснулся он от того, что задыхается. Подняв голову и осмотревшись, он понял, что всё это ему приснилось и попытался облегчённо вздохнуть, но нос был забит и получился вздох больного.
– Заболел? – спросил Вано.
– Похоже, – проговорил Бандера и спрыгнул на пол. В хате стояла непривычная тишина, почти все, кому было где спать, спали. Юрий храпел прямо на полу, благо матрасы были покрыты чистыми одеялами. Витяй и остальные тоже мирно посапывали. Не спал только Вано с Потапом и ещё несколько человек, читающих книги.
Проходя к умывальнику, Бандера кивнул головой Вано, чтобы тот пошёл за ним. Открыв воду, он попытался высморкаться, но ничего не получилось, в носу всё закоксовалось.
– Ничё не было больше? – потихоньку спросил он подошедшего Вано.
– Не, ничё. После тех мальков, что тебе отдал, ничё не было, – ответил он.
Бандера удовлетворённо кивнул и сделал ещё одну попытку высморкаться, и снова безрезультатно.
– Тебе соли надо накалить, и через марку ко лбу прижать возле переносицы, – участливо подсказал Вано.
– Горбатого, вон, учи, – кивнул Бандера на кран умывальника и, хлопнув его по плечу, пошёл к окну.
Петрович спал, и он решил сам заварить себе чаю и попить горячего. «Может, полегчает?» – думал он, ища чифирбак. На месте его не оказалось, и Бандера увидел его на импровизированном столе на полу возле батареи, как раз у головы Юрия. Возле чифирбака стояла чашка с нарезанными дольками лимона и несколько кружек. С ненавистью глянув на лицо спящего Юрия, он открыл крышку чифирбака и обнаружил там уже заваренный чай, но холодный. Решив не заваривать новый, а просто закипятить этот, он налил себе с чифирбака в кружку трёхсотку. Потом достал из матраса спираль, расправил её на полу и поставил кружку. Провода от розетки были тайком протянуты под шконками. Бандера накинул на них провод от спирали и стал доставать из пакета банку с сахаром.
На продоле начались движения, уже было слышно, как снимали ночные замки. Скоро будут раздавать хлеб. Глянув в сторону двери на эти звуки Бандера увидел, как на него внимательно смотрит Потап.
– Ты чё уставился? – больным голосом выдавил Бандера.
– Да ничё… смотрю просто, как ты лечишься, – удивлённо ответил Потап. – Я слышал, что мёд вроде добавляют, говорят, помогает. А ты, смотрю, с сахаром.
Бандера ничего не ответил и повернулся к закипающей кружке. Отключив спираль, он кинул в неё дольку лимона и насыпал сахару. Зашевелился Юрий. Смотря, как он потягивается, просыпаясь, Бандера размешал ложкой сахар и поднёс кружку к губам. Глоток он сделал в тот момент, когда Юрий открыл глаза.
– Чё с тобой? – спросил Юра, удивлённо смотря на Бандеру, который сморщился, как будто откусил кусок лимона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46