Вместо того чтобы возразить ей, я стала рассказывать о своей юности; о том, как еще до знакомства с Кинтином я работала с Баби в пригородах Понсе, учила детей из бедных кварталов читать, шить и фотографировать, чтобы они смогли потом заработать себе на жизнь.
– Я не упрекаю Мануэля в том, что он выбрал Партию независимых, – сказала я. – В глубине души я сама такая же.
Кораль саркастически рассмеялась:
– Я хорошо знаю тебя, Исабель. Мануэль много рассказывал мне о твоих политических убеждениях. Но этот роскошный дом, праздная жизнь, которую ты ведешь, – все это находится с ними в противоречии. Любая частная собственность основана на воровстве! Ты – лицемерка и предательница, не более того.
Кинтин
На душе у Кинтина было неспокойно. Частный детектив, которого он нанял несколько недель назад, доложил ему, что Мануэль впутался в серьезные неприятности. Вместе с Кораль они вошли в группу террористов, так называемую АК-47, оперативная база которой размещалась в Лас-Минасе. Сторонники американской государственности набирали силу, ожидалось, что на референдуме победят именно они. До голосования оставалось всего два месяца, и сторонники независимости были в бешенстве. И разумеется, собирались развязать волну насилия, чтобы помешать победе противника.
Исабель также вызывала у Кинтина беспокойство. Она плохо выглядела; была так подавлена, что перестала следить за собой – не причесывалась, не красилась, почти не выходила из дома. Часами сидела в кабинете, глядя в окно на лагуну.
Кинтин чувствовал себя виноватым – вместо того чтобы признаться Исабель и рассказать ей, что он прочел рукопись, он разозлился на нее и добавил оскорбительные для ее семьи комментарии, которые набросал на полях страниц. Петра отравила ее своими бреднями и, должно быть, наговорила много такого, что заставило ее страдать. Если бы с самого начала они доверились друг другу, он возможно, более терпимо повел себя по отношению к сыну, и Мануэль не ушел бы теперь из дома.
В этот раз он нашел в кабинете еще четыре новые главы. Всего в коричневой папке набралось уже двенадцать глав, которые он еще не читал. Несмотря на рекомендации врача стараться избегать излишних волнений, Кинтин сел за стол и с жадностью принялся за чтение. Глава, которая произвела на него наибольшее впечатление, называлась «Запретное пиршество»; все, что рассказала там Исабель, – было правдой. У него были сексуальные отношения с Кармелиной, он не смог этому противостоять. Он с лихвой заплатил за свое падение: Исабель выставила все происшедшее чудовищным предательством с его стороны, которое она не может простить ему вот уже семнадцать лет. Но он никакой не супермен и никогда не старался им казаться; дух силен, но плоть слаба. Исабель в своей книге описывает его как исчадие ада, на самом деле он – ни дьявол, ни святой. Он обыкновенный мужчина, не устоявший перед искушением.
После того злополучного эпизода с Кармелиной он приложил все усилия, чтобы быть верным мужем, добрым отцом, ответственным предпринимателем. Он даже усыновил Вилли, не будучи уверен, что это его ребенок, – только чтобы угодить Исабель. В конце концов, Кармелина ушла из дома сразу же после близости с ним и потом жила в Нью-Йорке почти целый год. За это время у нее могло быть бесчисленное количество любовников.
Но он знал, что правосудие не на его стороне. Если бы дело дошло до развода, Петра и все остальные слуги показали бы на суде против него, а для него сама мысль о публичном скандале была невыносима. Но больше всего его мучило то, что Исабель так и не простила его.
Исабель с самого начала прониклась к Вилли особенными чувствами. Он был ее любимчиком, ее привязанность к нему превратилась в наваждение. Она выходила из себя, если кто-нибудь его огорчал; она была способна оскорбить любого незнакомого человека на улице, если ей показалось, что он косо посмотрел на Вилли. Кинтин должен был обладать мудростью и справедливостью царя Соломона, и, если бы он таким не был, Исабель обрушила бы на него свой гнев. И Кинтин в этом преуспел, хотя, когда сыновья были детьми, давалось ему это невероятно тяжело. Он любил Вилли. Но нельзя было отрицать, что Мануэля он любил больше – ведь это был его сын.
Кинтину стало плохо. Сердце билось как барабан, сбившийся с ритма. Он любил Исабель, несмотря ни на что; он не мог представить себе жизни без нее.
Он положил рукопись на стол и решил написать свою версию происшедшего на пляже Лукуми в тот злополучный день. Может быть, так ему удастся снискать сострадание Исабель. Проблема состояла в том, что у него не получалось писать так же хорошо, как она. То, что писал он, напоминало лишь схематическое изложение событий. Ему было легко писать о донье Валентине Монфорт, о Марго Ринсер, об Эстефании Вольмер, немного приукрашивая то здесь, то там, – эти люди были ему безразличны. Но как выплеснуть на бумагу свою боль, о которой теперь узнают все? Как выразить, что сердце его разбито, и не опуститься при этом до дешевой мелодрамы? Как открыться в постыдной страсти к женщине, которая отвергла его и держала за половую тряпку? Он знал – у него не получится написать об этом. Единственное, что он может, – бесстрастно перечислить факты.
Кинтин достал ручку из ящика письменного стола и стал писать на обратной стороне одной из страниц рукописи:
«В тот день, когда мы поехали в Лукуми, я чувствовал себя особенно подавленным, и мне стоило больших усилий казаться веселым. Смерть Маргариты подействовала на всех нас. Мануэлю нужно было отвлечься, да и мне тоже. Исабель, однако, не сделала ни малейшего усилия, чтобы вдохнуть жизнь в семью. Угрюмая и отстраненная, она была погружена во враждебное молчание. Я пытался ее утешить, но она отдалилась от меня, – от нее веяло ледяным холодом.
Всем известно, что мясо крабов оказывает возбуждающее действие, а в тот день на пляже я съел их полдюжины и выпил бутылку рислинга. Скоро я почувствовал себя необыкновенно счастливым. Встал и увидел вдалеке Кармелину – она плыла к зарослям. Какая-то могучая сила потянула меня к ней, и я не стал ей противиться. Того, что произошло между нами, самому Всемогущему Господу отвести было не под силу».
37. АК-47
Мануэль вступил в Партию независимых только для того, чтобы сделать приятное Кораль, но ссора с отцом усилила его радикализм. Его отталкивал непрошибаемый политический консерватизм Кинтина, который в американской государственности видел панацею от всех бед для Острова.
Ночами, вытянувшись на постели, я представляла себе, как Мануэль спит сейчас рядом с Кораль в хижине Альвильды, среди зловонных испарений, которыми пропитался земляной пол, – и сердце у меня сжималось. Я утешала себя тем, что он, по крайней мере, не один. Зная Кораль, я понимала, что они заняты не романтическими мечтаниями, как другие влюбленные, – они думают о том, как сделать, чтобы изменить к лучшему этот мир.
Кораль была еще более радикальна, чем Мануэль. Она узнала, что ее бабушка, донья Эрмелинда, до того как познакомилась с доном Боливаром Маркесом, была лидером рабочих и однажды даже руководила забастовкой, дойдя вместе с работницами до ступеней Капитолия, где была избита и несколько недель провела в тюрьме. Кораль поехала в Понсе, нашла на старом кладбище могилу своей бабушки и положила на нее красную розу. Однажды Кораль сказала Кинтину:
– Либерализм – это сплошное лицемерие, которое никуда не ведет. Хватит нам изображать из себя Гамлетов – надо наконец действовать. Бывают моменты, когда насилие оправдано, потому что мир можно изменить только действием.
Политическая ситуация на Острове ухудшалась, и все мы были удивлены, когда в результате предварительного опроса, который состоялся незадолго до референдума, оказалось, что сторонники интеграции в состав США имеют совсем незначительное преимущество: у них было сорок девять процентов голосов. У сторонников свободного ассоциированного государства – сорок шесть процентов, у независимых – пять процентов. Но никаким предварительным опросам доверять нельзя: избиратели переменчивы, и ситуация могла поменяться в любой день. Те, кто был на стороне ассоциированного государства или на стороне независимых, говорили о том, что в качестве еще одного американского штата мы потеряем нашу самобытность и наш язык. Их противники без конца повторяли по радио и телевидению аргументы экономического характера. До зубов вооруженные статистическими данными, они сыпали долларами и сентаво, будто строчили из пулемета. Остров в тот год получил восемь с половиной миллиардов долларов из федеральных фондов, а в день, когда мы станем американским штатом, мы должны были получить еще три миллиарда долларов. Затраты на социальное страхование и медицинское обслуживание увеличились в последнее время вдвое по сравнению с тем, что было раньше. Даже после того, как мы заплатили федеральный налог, положительное сальдо было огромным – по меньшей мере пять миллиардов долларов.
– Не представляю себе, кто может остановить эту американизацию, – в отчаянии повторяла Кораль Мануэлю. – Мы никогда не станем независимой страной, сейчас даже сторонники свободного ассоциированного государства – и те в опасности.
Политическая атмосфера Сан-Хуана была чрезвычайно напряжена, стычки возникали по любому поводу. Наш губернатор, Родриго Эскаланте, проповедовал американскую государственность со страстностью священника-евангелиста, хотя по-английски говорил с заметным акцентом. Поскольку шевелюра у него была с проседью, враги окрестили его Петух Манило, но он вернул им посланный бумеранг и извлек из клички некоторую выгоду. На всех митингах он стал появляться с красивым белоснежным американским петухом.
Губернатор Эскаланте был известен тем, что принимал по отношению к инакомыслящим строгие меры. Он хотел, чтобы референдум прошел в атмосфере порядка и уважения к закону. Поэтому, когда за несколько месяцев до референдума в Университете Пуэрто-Рико началась забастовка, он приказал военизированным отрядам полиции войти в университетский городок. В потасовке погибли несколько студентов и один страж порядка, десятки людей были ранены. В редакции «Эль Мачете», газете независимых, случился пожар, после которого остался только пепел, но виновных так и не нашли. Полиция устроила тайную слежку за всеми гражданами, склонными к идее независимости, считая их неблагонадежными, несмотря на то что Партия независимых была признана легальной и участвовала в референдуме. Если к кому-то в гости заходил сторонник независимости, это было чрезвычайно опасно для хозяев, потому что они тут же попадали в список симпатизирующих. Дома, телефоны и машины сторонников независимости тайно прослушивались. То и дело банды хулиганов окружали глухой ночной порой их дома и избивали всякого, кто пытался войти или выйти.
За три месяца до референдума Кораль убедила Мануэля вступить в АК-47, группу активистов из Партии независимых. Мы узнали об этом от частного детектива, которого Кинтин нанял, чтобы следить за каждым шагом Мануэля. Члены этой организации собирались чуть ли не каждый день в Лас-Минасе, где повышали свой политический Уровень и разрабатывали план действий. Это было неподалеку от дома Альвильды, и Кораль с Мануэлем регулярно посещали эти собрания. Они должны были выучить наизусть «Красную книгу» Мао и потом цитировать ее вслух, вести дискуссии по «Капиталу» Маркса, так же как и по выступлениям Педро Альбису Кампоса. Мануэль читал медленно, ему было трудно продираться через малопонятные скучные тексты. Но с помощью Кораль, которая всегда читала их вместе с ним, он понемногу продвигался вперед.
Они также штудировали доклады правительства Пуэрто-Рико по гражданским и экономическим вопросам и подробно обсуждали невиданный рост потребления наркотиков, масштабы безработицы, которая достигла уже восемнадцати процентов, низкий уровень заработной платы – она была ниже прожиточного минимума, нищету муниципальных школ и больниц, масштабы смертности в результате убийств – почти что самые высокие в мире – и безнаказанного воровства. Все это зло, утверждали члены АК-47, – результат колониального режима, который царит на Острове и который ведет к утрате национального самосознания и самоуважения.
Грядущий референдум, говорили члены АК-47, может дать им возможность показать всем, что идея независимости Острова не умерла, что есть еще честные люди. Пуэрто-Рико должен стать социалистической республикой, построенной по кубинской модели. Каждые четыре года во время выборов Остров делился на две части: половина голосовала за интеграцию, половина – за независимость. Страх удерживал Остров в равновесии, балансируя на острие ножа. Страх перед чем? – спрашивал Мануэль у своих товарищей из АК-47. Страх выбрать наконец дорогу, которая уведет их от коллективной шизофрении. В конце концов, средний результат – это и означает не решаться ни на что. Споры о том, кто мы такие – пуэрториканцы или американцы, на каком языке нам говорить – на испанском или на английском, длятся уже столько времени, что у всех мозги распухли. Наш народ сам никогда не решит, кем он хочет себя видеть. Необходим толчок, – пусть кто-нибудь поможет ему выбрать свою судьбу. Молодежь из АК-47 готова была это сделать.
Мануэль и Кораль были убеждены в правоте своих товарищей. Они всю душу вкладывали в служение общему делу: собирали деньги, помогали организовывать забастовки, продавали, размахивая газетой над головой, как флагом, «Эль Мачете» на улицах и при этом рисковали жизнью, лавируя на мостовой между машинами.
Они мечтали о родине, где все будут свободны от наркотиков, невежества и нищеты, где никто не будет нежиться на простынях из вышитого льна и подушках из гагачьего пуха, как в доме на берегу лагуны, тогда как столько людей спят на земляном полу. И что самое важное – они хотели, чтобы над страной развевался пуэрто-риканский флаг и звучал национальный гимн, и чтобы это не считалось преступлением, и чтобы можно было спать с открытыми окнами, не боясь, что к тебе придут и изобьют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55