Все для ванной, ценник необыкновенный
побродил по магазинчикам "Duty Free" за
пограничными кордонами, а уже через несколько часов "Боинг"
взял курс в сторону аэропорта Тегель.
Уют салона, ровное жужжание турбин, хорошенькие, словно
сошедшие с глянцевых рекламных плакатов стюардессы,
обносившие публику обедом: рис с цыпленком, сухое вино,
кофе, папайя и манго - самолет летел в Европу из Таиланда, -
вернули Трепетову, казалось бы, бесповоротно утраченное им
чувство безмятежности, и схлынули тревоги прошедших дней,
канув в белесую бездну, рассекаемую видневшимся в
иллюминаторе крылом. Его постигло ощущение как бы
вернувшейся сказки детства - надежной, с обязательным благом
в конце, и как в студеную ночь у камина, так и сейчас было
ему приятно и защищенно смотреть на бушевавшую над Польшей
грозу, желтыми трещинами молний бороздившую небо.
А над Берлином сиял безоблачный и солнечный день, и
Трепетов, глядевший в иллюминатор, отчетливо различал шпиль
городской телебашни, бурый кубик Рейхстага, аккуратные
новостройки вдоль Отто Гротеволь-штрассе, ждущей своего
переименования, бирюзовые от окисленной меди купола соборов
и даже остов разрушенной войной кирхи возле зоопарка.
Купив в почтовом отделении аэропорта пластиковую карточку,
Трепетов сунул ее в щель телефонного аппарата, мгновенно
высветившего на табло существующий на карточке кредит.
К городскому телефону никто не подошел, и пришлось
набирать длиннющую комбинацию кода сотовой связи, что
принесло положительный результат.
- Слушаю, - донесся усталый голос на фоне какого-то
сложного шума - видимо, абонент говорил из автомобиля.
- Виктор? - сухо спросил Трепетов. - Привет. Я - в
Берлине. А где ты?
- Привет. А я около Берлина. В аэропорте Тегель.
Провожаю приятелей.
- Сюрприз, сюрприз... - рассмеялся Трепетов. - То-то
думаю, что за шорохи в трубке... Проводишь, подходи к
крайнему выходу с левой стороны.
- Если стоять к аэропорту спиной?
- Так точно, - отозвался Трепетов, отмечая, как на
табло быстротечно тает кредитная сумма: звонок по сотовой
был недешев.
- Буду минут через двадцать, - сказал Виктор.
Повесив трубку, Алексей подошел к стойке бара, заказав большой
бокал пива.
Вот и все позади. Он на месте. Его вдруг посетило
окрыляющее чувство свободы - пронзительно-щемящее... И какой
же он все-таки умница, что не поленился в свое время сделать
себе законные немецкие документы...
В пору воссоединения двух Германий он челноком сновал
между Берлином и Москвой, ибо работы было невпроворот: почва
уходила из-под ног, царила дичайшая паника, подобная той,
что в сорок пятом году и на Принц-Альбрехт-штрассе, в штаб-
квартире Гестапо и в соседнем СД на Вильгельмштрассе, 102;
спасались специалисты из Штази, документы, консервировалась
и уничтожалась агентура...
И вот, в годовщину "хрустальной ночи", когда
демократические немцы решили в знак покаяния несколько
увеличить популяцию иудеев, пришла ему в голову мысль: а
почему бы и не заполучить статус беженца в Германии? Лишний
документик никогда не помешает...
У него было два "левых" загранпаспорта, в одном из
которых значилась очень подходящая к случаю фамилия
"Цивинский", свидетельство же о рождении местные аферисты
соорудили в течение получаса, и, таким образом, русский
полковник внешней разведки трансформировался в украинского
еврея, чьей специальностью была, естественно, торговлишка, а
сутью - приживание в чистенькой, уютной Европе.
Существовал, правда, и другой вариант отхода: в сейфе
одного из банков Варшавы у него хранился паспорт
американского гражданина, сделанный ему ЦРУ, однако лететь в
Америку он не хотел по многим причинам. Во-первых, его
категорически не устраивал сам уклад тамошней жизни; во-
вторых, ждать каких-либо даров от американской разведки не
приходилось: все полагающееся ему давно выплатили, а остатки
информации из него бы вытряхнули в качестве бесплатного
приложения. Ну, а дальше - гуляй по просторам, раскинувшимся
между двумя океанами...
Задерживаться здесь, в Германии, тоже не имело никакого смысла и
даже несло в себе известную опасность. Максимальным сроком
своего пребывания в Берлине ему виделась от силы неполная
неделя, после чего следовало отправляться на далекие
экзотические острова, - к бирюзовой воде атоллов и шелесту
пальм с шерстяными стволами под южными звездами.
Но до отбытия в рай земной надлежало увидеться с
Виктором...
Виктор. Они познакомились около пятнадцати лет назад,
когда тот, работая мелким чиновником МИД, влип в скверную
историю, связанную с контрабандой, инспирированной
французской разведкой, и сидеть бы парню долгие годы в зоне
строгого режима, если бы оперативные интересы КГБ не
потребовали его добровольного участия в долгосрочной
операции; а, вернее, не столько участия, сколько исполнения
микроскопической, но необходимой роли, сыгранной им послушно
и пунктуально.
Напуган был Виктор тогда до смерти, но Трепетов, курирующий
незадачливого контрабандиста, обошелся лишь строгими
внушениями политико-воспитательного свойства, и даже помог
ему избежать неотвратимого увольнения со службы, за что тот,
обливаясь слезами благодарности, целовал благодетелю руки.
Люди из контрразведки, в чьем ведении, собственно, и
находилось проведение операции, по завершении ее отказались
от кандидатуры Виктора как перспективной для агентурной
вербовки; парень представлялся им достаточно скользским и
неблагонадежным типом, что, увы, соответствовало
действительности; а департамент же политического шпионажа и
вовсе не нуждался в подобном бездарном материале, однако
Трепетову жуликоватый мальчик Витя чем-то пришелся по
сердцу: то ли авантюрностью натуры, то ли независимостью
взгляда на общественную мораль, то ли житейской
изворотливостью... И решил он попридержать Виктора под
личным прицелом, полагая, что, приковав его к себе цепями
зависимости, обретет в итоге верного и безропотного раба...
Взять парня за жабры сложности не представляло. Уголовное
дело, связанное с контрабандой было за недоказанностью
приостановлено, но не закрыто, а, значит, в любую минуту на
протяжении пятнадцати лет его архивного хранения могло снова
стать актуальным, тем более, что, признательные показания
Виктора, не отмеченные датой их написания, лежали у
Трепетова в служебном сейфе.
После со всей возможной серьезностью, на бланках, увенчанных
грифами "совершенно секретно", в присутствии побледневшей до
синевы и потерявшей в очередной раз дар речи жертвы, были
заполнены агентурные анкеты и подписка о неразглашении
тайны, после чего погруженный в тягостные размышления сексот
отправился домой, а Трепетов, усмехаясь, бросил бумажки в
приемник уничтожителя, вмиг перемоловшего их в лапшу.
Кандалы сомкнулись.
Далее Трепетов проводил с подопечным псевдо-оперативные
контакты, дабы тот не потерял чувства прочной узды; давал
ему мелкие задания, а, ближе к середине восьмидесятых годов
познакомилс Виктор с социалистической немкой и попросил
"добро" на брак.
Тут перед Трепетовым встала дилемма. Теперь уже парня
можно было вербовать и всерьез, однако, подумав, от такого
решения он воздержался: куда лучше было иметь за границей
своего карманного холуя, нежели официально
зарегистрированного агента.
С оформлением выездных документов он Виктору
посодействовал, вскоре тот отбыл в Берлин "на консервацию",
где они и встретились в горячую для Трепетова пору
воссоединения Германий, и лицезрением своего куратора Виктор
был явно удручен, понимая, в какую попал передрягу, будучи
уже подданным не сателлита могучего СССР, а независимого
капиталистического государства, где к агентам иностранных
спецслужб относились весьма неприязненно.
Логически обоснованных опасений Виктора Трепетов, конечно же, не
опровергал. Наоборот: намекнул, что теперь, в новых
условиях, начинается самая серьезная работа и, наконец-то,
законсервированный агент будет востребован к действию.
Восторженной реакции на подобное заявление он, как ни старался,
обнаружить не смог.
Между тем, Виктор, - человек деловой и толковый, быстро
внедрился в верхушку хозяйственных кругов Западной группы
войск, заработав немалые деньги на поставках водки, сигарет
и продовольствия; открытая им компания по экспорту
перегоняла фуры с консервами и спиртом на обширнейший рынок
России еще с самого начала его формирования, и, судя по
сведениям, которыми Трепетов располагал, подопечный его
намеревался в ближайшем будущем вложить деньги в
приобретение отеля на Канарских островах, что наилучшим
образом свидетельствовало о - поистине географических
масштабах его доходов.
В Берлине же жил Виктор в прекрасном, недавно
отстроенным доме, заселенным преимущественно еврейскими и
псевдо-еврейскими эмигрантами из России, неподалеку от
Бранденбурских ворот. Возведен был дом прямо над бывшим
бункером фюрера, и поначалу предназначался он для
ответственных офицеров государственной безопасности ГДР,
однако новая власть распорядидилась комфортабельным
строением по-своему, изменив первоначально предполагавшийся
контингент его обитателей.
Допив пиво, Трепетов вышел из аэропорта, тут же узрев
дожидавшегося его Виктора, - кто поприветствовал его с
сердечностью, достойной проявления высшего актерского
мастерства.
- По делам? - поинтересовался Виктор нейтральным тоном.
- Да вроде того, - ответил Трепетов небрежно.
- Чем... могу? - Виктор раскрыл дверь спортивного
"Мерседеса".
- Планы следующие, - садясь в машину, сказал Трепетов.
- Ужин. Отель. Попутно - общение с вами, мой милый друг...
- Где перекусим? У китайцев? Вьетнацев? Японцев? -
Виктор питал слабость к экзотической кухне.
- Едем в нормальный европейский кабак, - категорически
завил Трепетов, не выносивший диковинок типа маринованных
червяков, тухлых яиц, нашинкованного зеленью удава или же
мозгов обезьяны, запеченных в майонезе с дольками ананасов.
Ужинали в дорогом рыбном ресторане в Западном Берлине.
- Садись, Витя, - сказал Трепетов, остуживая ладонь о
мерзлый графин. - Хлопнем водки!
Хлопнули.
- Я привез хорошие новости, - сообщил Трепетов, с
удовольствием проглатывая скользкую плоть устрицы.
- Неужели? - не удержался от саркастической усмешки
подопечный.
- Представь себе. Ухожу на пенсию.
- Вот как? - На сей раз в голосе Виктора сквозило
искреннее удивление.
- Да, дружок, всему на свете приходит конец, как
известно. - Трепетов замолчал.
- Ну, а...
- Что будет с тобой, да? - спросил Алексей участливо.
- Ну... хотелось бы знать...
- Я же сказал: я привез хорошие новости. Но - сначала
преамбула. Как ты понимаешь, если человек попадает к нам, то
уже навсегда...
- Очень хорошо понимаю.
- Во-от. Однако времена меняются. Кто мог предположить
еще несколько лет назад, Витя, что ты - в костюме за тысячу,
наверняка, долларов, будешь сидеть по той стороне стены,
которой, впрочем, уже не существует, и запросто питаться
устрицами и осьминогами, не считая сей факт за какое-то
выдающееся событие, а? - Не дождавшись ответа, продолжил: -
Итак, уходя на пенсию, я обязан передать всю агентуру
преемнику. И начальство мое сей факт тщательным образом
обязано проконтролировать.
- Кажется, я понял, - сказал Виктор. - Сколько?
Трепетов с легкой улыбкой посмотрел на него, выдерживая паузу.
Вспомнил: когда-то Виктор сломал себе передний верхний зуб,
но времени вставить новый долго не находил, а потому кривил
рот, губой прикрывая изъян. После зуб вставил, а рот так и
остался привычно-перекошенным. Как у опереточного
Мефистофеля.
Трепетов кашлянул. Затем произнес равнодушно:
- Двести тысяч.
- Марок?
- А? Нет, долларов.
- Безжалостный... приговор, - зло прищурился
собеседник.
- Сумма установлена не мной, - пожал Трепетов плечами.
- Но у меня нет таких денег.
- Разве? А мне сообщили, что отель на Канарах еще не
куплен. Источник ошибся?
- Х-ха... - Виктор отбросил вилку на скатерть. - А если
не заплачу?.. Встану на "ручник" и - баста!
- А тебя никто не принуждает, - сказал Трепетов. -
Платить. И никто не собирается выдавать немецким властям.
Или ты меня за вымогателя принимаешь? Разговор о другом. О
дне завтрашнем. Дело в том, что в конторе у нас сейчас
творится черт знает что, но проблема заключается не только в
возможности утечки информации, а в тебе самом... Ну, кто ты
есть? Чисто номинальная фигура. Нулевая. А такими во всякого
рода играх жертвуют. Думай. Хочешь ходить под косой - ходи.
Вполне вероятно, что все и обойдется. Но если уж переедет
тебя колесо истории, ко мне прошу претензий не предъявлять.
Я тебе, кроме добра, ничего не сделал. Ты осьминога-то ешь,
вкусный.
Собеседник угрюмо уткнулся в тарелку.
- У тебя есть еще один шанс, - сказал Трепетов,
закуривая. - Явка с повинной. Но тут варианты какие?
Информационной ценности ты не представляешь; сдавая меня,
подписываешь себе приговор... То есть, на защиту спецслужб
можешь не рассчитывать, им нужны другие люди. С тобой
обойдутся мягко, но - в соответствии с законом. А тут у тебя
есть уязвимое место: будучи агентом иностранной разведки и,
одновременно, гражданином уже ФРГ...
- Ну, ясно, ясно, - раздраженно перебил Виктор.
- Обещаю, - сказал Трепетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
пограничными кордонами, а уже через несколько часов "Боинг"
взял курс в сторону аэропорта Тегель.
Уют салона, ровное жужжание турбин, хорошенькие, словно
сошедшие с глянцевых рекламных плакатов стюардессы,
обносившие публику обедом: рис с цыпленком, сухое вино,
кофе, папайя и манго - самолет летел в Европу из Таиланда, -
вернули Трепетову, казалось бы, бесповоротно утраченное им
чувство безмятежности, и схлынули тревоги прошедших дней,
канув в белесую бездну, рассекаемую видневшимся в
иллюминаторе крылом. Его постигло ощущение как бы
вернувшейся сказки детства - надежной, с обязательным благом
в конце, и как в студеную ночь у камина, так и сейчас было
ему приятно и защищенно смотреть на бушевавшую над Польшей
грозу, желтыми трещинами молний бороздившую небо.
А над Берлином сиял безоблачный и солнечный день, и
Трепетов, глядевший в иллюминатор, отчетливо различал шпиль
городской телебашни, бурый кубик Рейхстага, аккуратные
новостройки вдоль Отто Гротеволь-штрассе, ждущей своего
переименования, бирюзовые от окисленной меди купола соборов
и даже остов разрушенной войной кирхи возле зоопарка.
Купив в почтовом отделении аэропорта пластиковую карточку,
Трепетов сунул ее в щель телефонного аппарата, мгновенно
высветившего на табло существующий на карточке кредит.
К городскому телефону никто не подошел, и пришлось
набирать длиннющую комбинацию кода сотовой связи, что
принесло положительный результат.
- Слушаю, - донесся усталый голос на фоне какого-то
сложного шума - видимо, абонент говорил из автомобиля.
- Виктор? - сухо спросил Трепетов. - Привет. Я - в
Берлине. А где ты?
- Привет. А я около Берлина. В аэропорте Тегель.
Провожаю приятелей.
- Сюрприз, сюрприз... - рассмеялся Трепетов. - То-то
думаю, что за шорохи в трубке... Проводишь, подходи к
крайнему выходу с левой стороны.
- Если стоять к аэропорту спиной?
- Так точно, - отозвался Трепетов, отмечая, как на
табло быстротечно тает кредитная сумма: звонок по сотовой
был недешев.
- Буду минут через двадцать, - сказал Виктор.
Повесив трубку, Алексей подошел к стойке бара, заказав большой
бокал пива.
Вот и все позади. Он на месте. Его вдруг посетило
окрыляющее чувство свободы - пронзительно-щемящее... И какой
же он все-таки умница, что не поленился в свое время сделать
себе законные немецкие документы...
В пору воссоединения двух Германий он челноком сновал
между Берлином и Москвой, ибо работы было невпроворот: почва
уходила из-под ног, царила дичайшая паника, подобная той,
что в сорок пятом году и на Принц-Альбрехт-штрассе, в штаб-
квартире Гестапо и в соседнем СД на Вильгельмштрассе, 102;
спасались специалисты из Штази, документы, консервировалась
и уничтожалась агентура...
И вот, в годовщину "хрустальной ночи", когда
демократические немцы решили в знак покаяния несколько
увеличить популяцию иудеев, пришла ему в голову мысль: а
почему бы и не заполучить статус беженца в Германии? Лишний
документик никогда не помешает...
У него было два "левых" загранпаспорта, в одном из
которых значилась очень подходящая к случаю фамилия
"Цивинский", свидетельство же о рождении местные аферисты
соорудили в течение получаса, и, таким образом, русский
полковник внешней разведки трансформировался в украинского
еврея, чьей специальностью была, естественно, торговлишка, а
сутью - приживание в чистенькой, уютной Европе.
Существовал, правда, и другой вариант отхода: в сейфе
одного из банков Варшавы у него хранился паспорт
американского гражданина, сделанный ему ЦРУ, однако лететь в
Америку он не хотел по многим причинам. Во-первых, его
категорически не устраивал сам уклад тамошней жизни; во-
вторых, ждать каких-либо даров от американской разведки не
приходилось: все полагающееся ему давно выплатили, а остатки
информации из него бы вытряхнули в качестве бесплатного
приложения. Ну, а дальше - гуляй по просторам, раскинувшимся
между двумя океанами...
Задерживаться здесь, в Германии, тоже не имело никакого смысла и
даже несло в себе известную опасность. Максимальным сроком
своего пребывания в Берлине ему виделась от силы неполная
неделя, после чего следовало отправляться на далекие
экзотические острова, - к бирюзовой воде атоллов и шелесту
пальм с шерстяными стволами под южными звездами.
Но до отбытия в рай земной надлежало увидеться с
Виктором...
Виктор. Они познакомились около пятнадцати лет назад,
когда тот, работая мелким чиновником МИД, влип в скверную
историю, связанную с контрабандой, инспирированной
французской разведкой, и сидеть бы парню долгие годы в зоне
строгого режима, если бы оперативные интересы КГБ не
потребовали его добровольного участия в долгосрочной
операции; а, вернее, не столько участия, сколько исполнения
микроскопической, но необходимой роли, сыгранной им послушно
и пунктуально.
Напуган был Виктор тогда до смерти, но Трепетов, курирующий
незадачливого контрабандиста, обошелся лишь строгими
внушениями политико-воспитательного свойства, и даже помог
ему избежать неотвратимого увольнения со службы, за что тот,
обливаясь слезами благодарности, целовал благодетелю руки.
Люди из контрразведки, в чьем ведении, собственно, и
находилось проведение операции, по завершении ее отказались
от кандидатуры Виктора как перспективной для агентурной
вербовки; парень представлялся им достаточно скользским и
неблагонадежным типом, что, увы, соответствовало
действительности; а департамент же политического шпионажа и
вовсе не нуждался в подобном бездарном материале, однако
Трепетову жуликоватый мальчик Витя чем-то пришелся по
сердцу: то ли авантюрностью натуры, то ли независимостью
взгляда на общественную мораль, то ли житейской
изворотливостью... И решил он попридержать Виктора под
личным прицелом, полагая, что, приковав его к себе цепями
зависимости, обретет в итоге верного и безропотного раба...
Взять парня за жабры сложности не представляло. Уголовное
дело, связанное с контрабандой было за недоказанностью
приостановлено, но не закрыто, а, значит, в любую минуту на
протяжении пятнадцати лет его архивного хранения могло снова
стать актуальным, тем более, что, признательные показания
Виктора, не отмеченные датой их написания, лежали у
Трепетова в служебном сейфе.
После со всей возможной серьезностью, на бланках, увенчанных
грифами "совершенно секретно", в присутствии побледневшей до
синевы и потерявшей в очередной раз дар речи жертвы, были
заполнены агентурные анкеты и подписка о неразглашении
тайны, после чего погруженный в тягостные размышления сексот
отправился домой, а Трепетов, усмехаясь, бросил бумажки в
приемник уничтожителя, вмиг перемоловшего их в лапшу.
Кандалы сомкнулись.
Далее Трепетов проводил с подопечным псевдо-оперативные
контакты, дабы тот не потерял чувства прочной узды; давал
ему мелкие задания, а, ближе к середине восьмидесятых годов
познакомилс Виктор с социалистической немкой и попросил
"добро" на брак.
Тут перед Трепетовым встала дилемма. Теперь уже парня
можно было вербовать и всерьез, однако, подумав, от такого
решения он воздержался: куда лучше было иметь за границей
своего карманного холуя, нежели официально
зарегистрированного агента.
С оформлением выездных документов он Виктору
посодействовал, вскоре тот отбыл в Берлин "на консервацию",
где они и встретились в горячую для Трепетова пору
воссоединения Германий, и лицезрением своего куратора Виктор
был явно удручен, понимая, в какую попал передрягу, будучи
уже подданным не сателлита могучего СССР, а независимого
капиталистического государства, где к агентам иностранных
спецслужб относились весьма неприязненно.
Логически обоснованных опасений Виктора Трепетов, конечно же, не
опровергал. Наоборот: намекнул, что теперь, в новых
условиях, начинается самая серьезная работа и, наконец-то,
законсервированный агент будет востребован к действию.
Восторженной реакции на подобное заявление он, как ни старался,
обнаружить не смог.
Между тем, Виктор, - человек деловой и толковый, быстро
внедрился в верхушку хозяйственных кругов Западной группы
войск, заработав немалые деньги на поставках водки, сигарет
и продовольствия; открытая им компания по экспорту
перегоняла фуры с консервами и спиртом на обширнейший рынок
России еще с самого начала его формирования, и, судя по
сведениям, которыми Трепетов располагал, подопечный его
намеревался в ближайшем будущем вложить деньги в
приобретение отеля на Канарских островах, что наилучшим
образом свидетельствовало о - поистине географических
масштабах его доходов.
В Берлине же жил Виктор в прекрасном, недавно
отстроенным доме, заселенным преимущественно еврейскими и
псевдо-еврейскими эмигрантами из России, неподалеку от
Бранденбурских ворот. Возведен был дом прямо над бывшим
бункером фюрера, и поначалу предназначался он для
ответственных офицеров государственной безопасности ГДР,
однако новая власть распорядидилась комфортабельным
строением по-своему, изменив первоначально предполагавшийся
контингент его обитателей.
Допив пиво, Трепетов вышел из аэропорта, тут же узрев
дожидавшегося его Виктора, - кто поприветствовал его с
сердечностью, достойной проявления высшего актерского
мастерства.
- По делам? - поинтересовался Виктор нейтральным тоном.
- Да вроде того, - ответил Трепетов небрежно.
- Чем... могу? - Виктор раскрыл дверь спортивного
"Мерседеса".
- Планы следующие, - садясь в машину, сказал Трепетов.
- Ужин. Отель. Попутно - общение с вами, мой милый друг...
- Где перекусим? У китайцев? Вьетнацев? Японцев? -
Виктор питал слабость к экзотической кухне.
- Едем в нормальный европейский кабак, - категорически
завил Трепетов, не выносивший диковинок типа маринованных
червяков, тухлых яиц, нашинкованного зеленью удава или же
мозгов обезьяны, запеченных в майонезе с дольками ананасов.
Ужинали в дорогом рыбном ресторане в Западном Берлине.
- Садись, Витя, - сказал Трепетов, остуживая ладонь о
мерзлый графин. - Хлопнем водки!
Хлопнули.
- Я привез хорошие новости, - сообщил Трепетов, с
удовольствием проглатывая скользкую плоть устрицы.
- Неужели? - не удержался от саркастической усмешки
подопечный.
- Представь себе. Ухожу на пенсию.
- Вот как? - На сей раз в голосе Виктора сквозило
искреннее удивление.
- Да, дружок, всему на свете приходит конец, как
известно. - Трепетов замолчал.
- Ну, а...
- Что будет с тобой, да? - спросил Алексей участливо.
- Ну... хотелось бы знать...
- Я же сказал: я привез хорошие новости. Но - сначала
преамбула. Как ты понимаешь, если человек попадает к нам, то
уже навсегда...
- Очень хорошо понимаю.
- Во-от. Однако времена меняются. Кто мог предположить
еще несколько лет назад, Витя, что ты - в костюме за тысячу,
наверняка, долларов, будешь сидеть по той стороне стены,
которой, впрочем, уже не существует, и запросто питаться
устрицами и осьминогами, не считая сей факт за какое-то
выдающееся событие, а? - Не дождавшись ответа, продолжил: -
Итак, уходя на пенсию, я обязан передать всю агентуру
преемнику. И начальство мое сей факт тщательным образом
обязано проконтролировать.
- Кажется, я понял, - сказал Виктор. - Сколько?
Трепетов с легкой улыбкой посмотрел на него, выдерживая паузу.
Вспомнил: когда-то Виктор сломал себе передний верхний зуб,
но времени вставить новый долго не находил, а потому кривил
рот, губой прикрывая изъян. После зуб вставил, а рот так и
остался привычно-перекошенным. Как у опереточного
Мефистофеля.
Трепетов кашлянул. Затем произнес равнодушно:
- Двести тысяч.
- Марок?
- А? Нет, долларов.
- Безжалостный... приговор, - зло прищурился
собеседник.
- Сумма установлена не мной, - пожал Трепетов плечами.
- Но у меня нет таких денег.
- Разве? А мне сообщили, что отель на Канарах еще не
куплен. Источник ошибся?
- Х-ха... - Виктор отбросил вилку на скатерть. - А если
не заплачу?.. Встану на "ручник" и - баста!
- А тебя никто не принуждает, - сказал Трепетов. -
Платить. И никто не собирается выдавать немецким властям.
Или ты меня за вымогателя принимаешь? Разговор о другом. О
дне завтрашнем. Дело в том, что в конторе у нас сейчас
творится черт знает что, но проблема заключается не только в
возможности утечки информации, а в тебе самом... Ну, кто ты
есть? Чисто номинальная фигура. Нулевая. А такими во всякого
рода играх жертвуют. Думай. Хочешь ходить под косой - ходи.
Вполне вероятно, что все и обойдется. Но если уж переедет
тебя колесо истории, ко мне прошу претензий не предъявлять.
Я тебе, кроме добра, ничего не сделал. Ты осьминога-то ешь,
вкусный.
Собеседник угрюмо уткнулся в тарелку.
- У тебя есть еще один шанс, - сказал Трепетов,
закуривая. - Явка с повинной. Но тут варианты какие?
Информационной ценности ты не представляешь; сдавая меня,
подписываешь себе приговор... То есть, на защиту спецслужб
можешь не рассчитывать, им нужны другие люди. С тобой
обойдутся мягко, но - в соответствии с законом. А тут у тебя
есть уязвимое место: будучи агентом иностранной разведки и,
одновременно, гражданином уже ФРГ...
- Ну, ясно, ясно, - раздраженно перебил Виктор.
- Обещаю, - сказал Трепетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37