Он всегда поражался небу Америки - какому-то необычно
высокому и просторному, столь отличному от европейского, а,
особенно, от берлинского, как бы стлавшегося низкой
серенькой пеленой. Таким, по крайней мере, оно осталось в
его памяти.
Звякнул звонок у входной двери. Он отставил в сторону кружку,
тяжело поднялся и, присмотревшись в зарешетченный
иллюминатор двери, увидел паренька лет двадцати в униформе
почтальона.
- Мистер Валленберг? Вам - пакет...
Отворив дверь, он принял увесистый сверток, различив,
приглядевшись, обратный адрес - посылка пришла от сына.
- Распишитесь в получении... - Парень подал ему планшет
из фанеры с привязанной к нему авторучкой.
Роланд отыскал свою фамилию в ведомости, но расписаться не
сумел - видимо, в стержне авторучки закончилась паста.
Пришлось пройти в дом.
Он уже открыл ящик стола, где хранились различные
канцелярские причиндалы, как вдруг почувствовал за спиной
какое-то смутное движение, и увидел вошедшего вслед за ним
почтальона, но теперь тот держал в руках не рабочий планшет,
а никелированный, внушительных размеров пистолет с насадкой
глушителя.
Парень молча указал пистолетом в сторону кресла, и столь же
молча Роланд подчинился его требованию.
После человек в униформе достал из кармана портативную
рацию, проговорив в нее единственное слово:
- Готово!
И уже через минуту в коридоре послышались шаги.
В комнате сначала появился мужчина лет тридцати, с
гладко зачесанными назад волосами, в спортивной куртке, в
джинсах, обутый в тяжелые замшевые башмаки на толстой
подошве - такие обычно носят строительные рабочие.
Мужчина мельком, безо всякого интереса, как на домашнего кота,
взглянул на хозяина дома, отмечая сам факт его присутствия
здесь, а затем буквально вытянулся по швам, поедая
преданными глазами вышколенной овчарки сгорбленного,
сухонького старичка в плаще, ступившего на порог.
Старичок опустился в кресло напротив Валленберга, достал из
кармана плаща носовой платок, шумно и как бы даже с
удовольствием высморкавшись; затем аккуратно сложил платок
и, убрав его обратно, вдруг неожиданно рассмеялся - хрипло и
с торжеством.
Роланд как зачарованный смотрел на его сжатые кулаки,
покоящиеся на костистых коленях, отмечая такую же, как и у
него, старческую "гречку", обметавшую кожу и вдруг узрел на
безымянном пальце знакомое серебряное кольцо; кольцо
посвященного...
Узкий подбородок старца подергивался от смеха, водянисто-
прозрачные глаза сияли задором какого-то сатанинского
веселья, и тут в морщинисто-дряблой маске, являвшей лицо
незваного гостя, угадались знакомые, страшные черты
покойного штандартенфюрера Краузе...
- Я не мог умереть, не повидавшись с тобой, милый
Роланд, - произнесло привидение, и уголок нижней губы его
пополз вниз, обозначая подобие улыбки. - Но даже и не
столько с тобой, сколько с моим любимым портфельчиком...
Роланд проглотил горький колючий ком, застрявший в схваченном
судорогой горле.
Внезапно его обуял какой-то животный страх, вернувшийся как бы
из детских кошмаров, когда ему мерещилось неотвратимое
падение с высоты на торчащие из покрывшего тумана далекую
землю чугунные пики.
Давно похороненный в памяти образ этого жуткого сновидения
сейчас возвратился к нему зловеще и зримо; он хотел что-то
сказать, но язык не повиновался ему; обморочная слабость
овладела всем существом, и неожиданно поплывший перед
глазами мрак он воспринял с тем же облегчением, с каким
когда-то выныривал в уютную солнечную реальность детской
спаленки из липкой, смертной духоты ночного кошмара.
РИЧАРД ВАЛЛЕНБЕРГ
Перебежчика-араба решили поселить в небольшом городке под
Вашингтоном - в частном доме, принадлежавшим ЦРУ, что
находился в секторе, охраняемом специальной местной службой
безопасности.
Таким образом, исключались все и без того маловероятные его
контакты с кем-либо, но Ричарду теперь ежедневно приходилось
мотаться в пригороды, контролируя своего подопечного и
устраивая встречи с ним разнообразных экспертов, дотошно
выжимавших из "объекта" всю полезную информацию, которой тот
располагал.
Сегодняшний день посвящался ключевому мероприятию: перебежчик,
сразу же после беседы с психологом, должен был пройти
испытание на полиграфе, размещавшимся в одной из
муниципальных клиник, где разведовательное ведомство
арендовало для своих целей верхний этаж.
Пациенты клиники, равно как и медперсонал, естественно, даже не
представляли, что за "научная лаборатория" располагается за
снабженной специальными кодовыми замками дверью, за которой
скрывались ничем не примечательные, молчаливо-корректные
люди в халатах врачей.
Вероятно, в такой же нераспознаваемой близости от мира
людей, находятся, по утверждениям посвященных мистиков,
иерархии ада, чья сущность в той или иной мере имеет свое
отражение как в самой деятельности каких-либо спецслужб, так
и в тех, кто деятельность подобного рода осуществляет.
Почтить своим присутствием процедуру "прокачки" араба Ричарду
не довелось: тонюсенько запищал пэйджер, пристегнутый к
брючному ремню и на табло высветился номер телефона шефа, с
которым он незамедлительно связался, получив приказ передать
подопечного другому офицеру, а самому же срочно прибыть в
контору.
Там Ричарда ожидало ошеломляющее известие: в Нью-Йорке
вчера скончался отец...
- У тебя тяжелый год, - сочувственно коснулся его плеча
немногословный начальник, видимо, имея в виду мороку
недавнего развода и драму дня сегодняшнего. - Поезжай,
разбирайся там... С делами управимся без тебя.
Впрочем, никаких особенных нагрузок в последнее время
на Ричарда и не возлагалось, за исключением, разве, опеки
над арабом и разбора малозначительной бумажной волокиты,
касавшейся уже закрытых направлений работы.
Скудость своих текущих рабочих планов он находил настораживающе-
странной, и о причинах этакой синекуры, внезапно сменившей
плотный каждодневный график, всерьез задумался по дороге в
Нью-Йорк.
Что это - недоверие? Или же у начальства появились планы
перевода его в иной департамент?
Все началось примерно с месяц назад; кстати, после того,
как и сам он прошел проверку на полиграфе, хотя
представилась она ему закономерной, планово-необходимой;
аспекты его возможной изменнической деятельности
затрагивались в стандартных, никакой особенной спецификой не
отличавшихся вопросах; реакции он проявил, как ему казалось,
отменные; однако чутье - категория, в общем-то, мистическая,
но в его профессии весьма объективная, подсказывало: вокруг
него начинается какая-то возня, причем, хвост этой возни
мелькал, что называется, в разных углах.
Детали некоего неблагополучия окружавшей его обстановки
проявлялись неотчетливо, однако он, как и тот же детектор
лжи, остро чувствовал еле заметные отклонения от привычной
нормы даже в мелочах: в мимике и интонациях некоторых
собеседников, определенных реакциях на его предложения по
тому или иному вопросу...
Но даже если он в чем-то и подозревается, претензий ни к
кому не предъявишь, ибо недоверие ко всему и ко всем -
основа основ любой секретной службы, находящейся в
постоянной конфронтации не только с очевидными своими
противниками, но зачастую и с коллегами из дружеских,
казалось бы, соседних ведомств...
Кстати!
Он убрал руку с руля, набрав кнопками телефона номер
коммутатора нью-йоркского отделения ФБР, где в службе
контрразведовательных операций работал его ближайший дружок
Алан, бывший соратник по прежней работе с советской
эмиграцией, кто так и остался в известном Ричарду кабинете,
чьи окна выходили на шумный Бродвей...
И пока телефонистка, выслушав сообщенный ей
четырехзначный код, соединяла его с затребованным абонентом,
Ричард словно воочию увидел знакомый небоскреб на Федерал-
плазе, ветерана ФБР старика Джорджа, сидевшего в стеклянной
кабине бюро пропусков на первом этаже; аквариум небольшого
холла-простенка между входами в лифты и, наконец, знакомый
этаж, где на темно-синем фоне золотом сияли буквы:
"Intelligence Department".
Коммутатором пришлось воспользоваться по причине регулярных
изменений "прямых" телефонов Алана, вызванных "отработкой"
определенного оперативного ресурса. Что же касается
телефонистки, то для нее Алан именовался Джоном.
- Умер отец, - сообщил Ричард, после обмена
стандартными приветствиями и, выслушав участливые
соболезнования, продолжил:
- Через час я буду в Лонг-Айленде. Что у тебя
относительно сегодняшней программы на вечер?
- Полностью к твоим услугам.
- Спасибо... Джон.
Остаток дня заняли переговоры с похоронным бюро, с
паталогоанатомом, констатировавшим смерть от обширного
инфаркта, с менеджером банка, где находились сбережения
отца, и в пустой теперь дом на Лонг-Айленде Ричард попал
только к вечеру, где его тотчас атаковали звонки от
приятелей отца, от владельца дома, готового вернуть половину
депозита за аренду в случае, если Ричард вывезет все ему
необходимые вещи в течение трех дней и - предлагавшему по
сходной цене приобрести остающуюся посуду и мебель.
После зашел сосед - молодой парень, желавший приобрести ныне
беспризорную яхту и место на причале.
Вскоре Ричард не без озлобления понял, что погружается в
какую-то коммерческую пучину, где сам факт смерти
единственного ему родного человека выступает, как нечто
условное и абсолютно уже непринципиальное, отраженное лишь в
деликатности тона, с каким вносились те или иные деловые
предложения. И за всем этим, как он вдруг остро
почувствовал, скрывалась именно та суть американского образа
жизни, что была столь неприемлема для отца, причем,
неприемлема органически, в отличие от него - воспринимавшего
подобный подход к бытию, если и с неприязнью, то
умозрительной, ведь он вырос именно здесь, впитав в себя с
американским воздухом все положения и нормы, основанные на
принципе "не успел - опоздал".
Бродя по дому с трубкой радиотелефона в руке, Ричард
раздумывал, что из наследства отца ему взять с собой
Вашингтон? Разве - семейные фотографии и документы?.. Ну,
еще памятные ему с детства вещицы и столовое серебро. Да!-
коллекцию спиннингов - ее отец собирал всю жизнь. Вот,
пожалуй, и все.
Среди бумаг он обнаружил и метрику отца, и документ на право
собственности, касающийся особняка в Карлсхорсте, что
представился ему весьма перспективным...
Вскоре он собрал средних размеров спортивную сумку,
уместившуюся в багажнике "Форда".
И, когда уже поворачивал ключ, запирая замок, увидел
Алана, въехавшего прямо на парковочный драйв-вей и
остановившего свой новенький, сверкающий перламутром дорогой
краски "Бьюик" - нос к носу с запыленным автомобилем
Ричарда.
Друзья обнялись, Ричард выслушал повторные соболезнования,
пригласил Алана пройти в дом, но тот отказался, предложив
отметить встречу в каком-нибудь кабачке.
Ричард и сам подумывал, где бы провести вечер, избежав
одинокого времяпрепровождения в тишине опустевших комнат,
невольно и не без сочувствия вспомнив при этом бедолагу
араба, томящегося сейчас в цэрэушных апартаментах, а потому
предложение приятеля принял с удовольствием, и вскоре
"Бьюик" мчался из унылых пригородов по скоростному шоссе в
сторону Бруклина.
Когда миновали серые громады муниципальных домов на
Пенсильвания-авеню, он спросил Алана, не слишком ли далеко
они забираются вглубь города, на что тот рассеянно ответил о
каком-то новом ресторане с удивительно изысканной кухней,
где редкий гость из Вашингтона должен побывать
всенепременно.
И вдруг - то ли интонация, с которой тот отвечал на
вопросы, то ли - чересчур напряженные взгляды в зеркала
заднего обзора, внезапно открыли Ричарду обескураживающий
факт: Алан "проверялся"; а дальнейшие пируэты и зигзаги
маршрута по односторонним улочкам, выведшим в итоге на Кони-
Айленд авеню, куда можно было безо всяких сложностей съехать
с основной трассы, лишь доказали правильность возникшего
подозрения.
Звякнули "квотеры", упав в чрево счетчика парковочного времени,
и уже через пару минут они сидели в шумной суете небольшого
арабского ресторанчика, битком набитого разношерстной
публикой.
Тучный плечистый Алан громоздко восседал за миниатюрным для
его комплекции столиком, равнодушно листая меню.
- Странная дорога и странный кабак, - произнес Ричард
словно в пространство.
- И странная жизнь, - в тон ему откликнулся приятель.
Заказали сухое красное вино, овощной салат, шампиньоны с
вареной кукурузой; главным же блюдом Алан избрал хорошо
прожареный стейк, а Ричард, предпочитавший дары моря -
лобстера в чесночном соусе.
Никакой оригинальностью местная кухня не отличалась, однако от
высказывания такого суждения Ричард воздержался не только по
соображениям элементарного такта, но и в силу окончательно
окрепшей уверенности, что место для их общения Алан
"вычислил" еще накануне; неясной оставалась лишь подоплека
конспиративных таинств...
Вопросы, конечно, вертелись на языке, но он привычно
выжидал время, предпочитая игру "черными", ибо, вслепую
начина партию в профессиональном диалоге, можно было сразу
же всерьез и непоправимо промахнуться.
Алан начал первым.
- За мной - должок, - сказал он, пригубив терпкое вино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37