Мы говорили уже, что в начале и в конце Эмна были церкви с кладбищами, окруженные стенами и превращенные в настоящие форты. Стены были уставлены маленькими пушками, и палисадами, за которыми скрывались стрелки, не допуская подойти близко к селению. Широкий канал разделял селение на две части, соединенные деревянным мостом. Плотина разделяла лагерь Перолио от лагеря ван Нивельда и ван Рюиса.
Салазар, прибыв в назначенное место, тотчас начал атаку, не дожидаясь, чтобы союзник его сделал то же, и эта поспешность могла нанести ему большой вред.
Пользуясь туманом, он дошел незаметно до Эмна и взял аванпосты, но близ кладбища на него напали сильные отряды ван Нивельда, и со стены загремели пушки. Войско Салазара сильно страдало, но подвигалось вперед, хотя в самом селении могло быть окружено со всех сторон. Но там не было, по крайней мере, пушек.
Между тем отряд голландцев прибыл на барках по каналу, но колья не допустили его высадиться. Тогда нашлись смельчаки, которые доплыли до моста и зажгли его, мешая этим соединиться войскам Перолио и ван Нивельда. Однако, этот подвиг, наносивший вред неприятелю, мог испортить и дело своих, потому что не позволял ван Шафлеру подать помощь расстроенной армии Салазара.
Пушечные выстрелы и колокольный звон разбудили Черную Шайку, всегда готовую к сражению. Все были на своих местах, когда ван Шафлер явился у противоположного кладбища. Туман был так силен, что осажденные не видели неприятеля, но, слыша конский топот и звук оружия, начали стрелять. Ван Шафлер дал приказание сдвинуться всем в сторону и соблюдать тишину, и Черная Шайка продолжала стрелять понапрасну. Когда туман начал исчезать, стрелки Шафлера подошли к стенам и стали бросать горящие стрелы. Деревянные палисады загорелись и нападающие, во главе которых был Вальтер, ворвались на кладбище.
Это нападение было таким быстрым, что воины Перолио отступили, бросили пушки, и всадники ван Шафлера ворвались в селение. Но за церковью их ожидал грозный сюрприз. Вся Черная Шайка стояла в боевом порядке и с криками: «Да здравствует Перолио, смерть треске!» бросилась на неприятеля.
Войско ван Шафлера, не ожидавшее такой сильной атаки, дрогнуло и ряды его начали расстраиваться, но молодой начальник бросился вперед, размахивая мечом и, громко ободряя товарищей. Его пример возбудил храбрость солдат и сражение продолжалось с ожесточением.
Вдруг граф увидел начальника Черной Шайки, которого, несмотря на опущенное забрало, можно было узнать по богатому вооружению и красным перьям на шлеме.
Он бросился к своему врагу и вскричал:
– Защищайся, низкий похититель женщин! Один из нас должен погибнуть! Я давно ищу тебя.
Черный рыцарь, не отвечая, направил свою лошадь с такой силой против графа, что тот едва усидел в седле. Но искусный наездник скоро оправился и напал на противника, который только смеялся под своим забралом и отвечал ударами на удары. Бой был отчаянный. Начальник Черной Шайки ударил, наконец, так сильно по голове жениха Марии, что тот лишился бы жизни, если бы не поднял щита, на который пала вся тяжесть удара. Только белые перья упали со шлема графа и он, не дав опомниться врагу, быстро размахнулся мечом, бросив ненужный щит и, в свою очередь, поразил начальника Черной Шайки. Удар пришелся прямо в плечо, где сходились части лат и раненый, застонав, опустил руку. Шафлер ударил его по плечу и черный рыцарь зашатался и упал с лошади.
Граф остановился на минуту, пораженный такой скорой победой над врагом. Он хотел сойти с лошади и спросить у умирающего, что он сделал с Марией, но обязанности начальника не позволяли ему останавливаться. Падение капитана произвело беспорядок в рядах Черной Шайки, на которую воины Шафлера бросились с криками радости. Бандиты, не зная, что делать, начали отступать, а граф стал их преследовать с ожесточением.
Наконец кто-то вздумал скомандовать, чтобы Черная Шайка соединилась со солдатами ван Нивельда, и всадники поскакали в галоп к мосту. Они не знали, что голландцы уже сожгли его, а туман и темнота были еще так сильны, что в тридцати шагах нельзя было ничего рассмотреть. Масса всадников понеслась во всю прыть сильных лошадей прямо к пропасти, в которую почти все обрушились и погибли в канале, попав на колья и раздавленные лошадьми. Некоторые, видя опасность, хотели вернуться, но это было невозможно: напор был так силен, что не было сил ему противиться. Притом войско Шафлера, следовавшее за бегущими, гнало их вперед копьями, так что, кто не попал в канал, тот погиб от оружия.
Крики, стоны и стук оружия были оглушительны. Солдаты Шафлера рубили беспощадно врагов, которые были поражены ужасом и почти не защищались.
Из всей шайки Перолио, которой в Эмне стояло тысяча двести человек, спаслось едва сто, и то не самых храбрых, попрятавшихся в церкви и домах.
Шафлер не отыскивал их, но довольный смертью Перолио, хотел упрочить свою победу и взять весь Эмн. Для этого надобно было соединиться с капитаном Салазаром, и так как мост не существовал, молодой начальник приказал объехать кругом.
Между тем положение Салазара было очень скверно. Он был окружен многочисленными отрядами ван Нивельда и защищался отчаянно, когда увидел приближение союзника, который напал на удочек, не ожидавших нового неприятеля. Всадники ван Шафлера начали теснить врагов, которые, в свою очередь, отступили, потому что голландский губернатор высадил свой отряд и явился неожиданно позади ван Нивельда.
И с этой стороны победа была решительная, и раненый ван Нивельд сдался голландскому губернатору.
– Мессир губернатор, – сказал ему Шафлер, – кажется, я имею право выбирать себе пленника.
– Все пленные принадлежат вам, граф, – отвечал учтиво голландец. – Вы герой, и сегодняшняя победа принадлежит вам.
– В таком случае, я беру только ван Нивельда. Возьмите ваш меч, мессир, вы свободны.
– Благодарю, граф, я пришлю вам выкуп; назначьте сами сумму.
– Вы однажды заплатили за меня выкуп Перолио, теперь мы квиты.
– Еще раз благодарю, мессир, вы настоящий рыцарь.
– Я только исполняю свой долг, – возразил Шафлер. – Сегодня я окончил мои счеты с Перолио.
– Что вы говорите? – спросил ван Нивельд.
– Я убил начальника и истребил его шайку.
– Вы убили Перолио? Где? Когда?
– Сейчас, в Эмне.
– Это невозможно. Перолио уехал в Амерсфорт, где стоят остальные люди его шайки и вернется только завтра.
– Верно, он приехал раньше?
– Не может быть – он тотчас бы дал мне знать.
– Однако я узнал его по росту, по фигуре, по его латам и вооружению. Правда, лицо его было закрыто забралом, но он командовал войском. Кто же мог быть это, кроме него?
– Вероятно, один из его воинов, нарядившийся в его вооружение, чтобы придать больше храбрости солдатам.
Шафлер впал в раздумье. Действительно, он не был уверен, что поразил своего врага и, желая рассеять сомнения, молча пожал руку ван Нивельда, взял несколько солдат и поскакал опять на другой конец селения. Он не нашел тела начальника Черной Шайки на том месте, где они сражались, а Вальтер, оставшийся тут, сказал, что это был лейтенант Перолио, Вальсон.
Вот как узнал о том оружейник.
Только всадники Шафлера оставили эту сторону селения и отправились на помощь Салазару, как солдаты Черной Шайки, спрятавшиеся во время сражения, вышли из своих убежищ и начали подбирать раненых. Так как, несмотря на смертельную рану, Вальсон еще дышал, то его перенесли в дом Перолио, где был спрятан знакомец наш Фрокар, никогда не участвовавший в битвах. Узнав об истреблении Черной Шайки, он начал собирать вещи Перолио, чтобы бежать с ними.
В эту минуту солдаты принесли бесчувственного Вальсона, и, положив его на постель, пошли за другими ранеными.
Фрокар остался один с Вальсоном, которого ненавидел. Он вспомнил тотчас о ста флоринах, отданных лейтенанту на хранение и которых еще не получал, хотя и заслужил их, похитив дочь оружейника. Монах начал гадать, куда мог спрятать Вальсон эти деньги. Надобно было расспросить об этом умирающего, чтобы сокровище не досталось кому-нибудь другому. Для этого надобно было привести раненого в чувство, хоть на несколько минут. Фрокар расстегнул ему латы, отер кровь с лица и потер уксусом виски и ноздри. Умирающий открыл глаза и черты его выразили сильное страдание. Он пошевелил губами, но звуки не выходили из его горла.
– Что с вами, лейтенант? – спросил монах сладким голосом. Разве можно падать в обморок от царапины?
Раненый собрал все свои силы и прохрипел:
– Воды… ради Бога… каплю… воды.
«А, ты хочешь пить, – подумал Фрокар. – Это предсмертная жажда».
И налив бокал воды, палач поднес ее Вальсону, но не дал дотронуться до бокала.
– Погоди, – говорил он, наклоняясь к самому уху умирающего. – Я тебе дам пить, только скажи прежде, куда ты спрятал мои сто флоринов?
– Не… скажу… – прошептал англичанин.
Фрокар поставил воду дальше; раненый застонал так жалобно, что сам демон сжалился бы над ним.
Фрокар взял опять бокал и поднес его почти к губам умирающего.
– Ну, говори же, мой милый, – дразнил он англичанина, то приближая бокал к его запекшимся губам, то отнимая его. Вальсон страдал в невыносимой пытке, но стиснул зубы и молчал.
Палач заметил, что раненый держит свою руку у левого бока, и догадавшись, что деньги должны быть при нем, поставил воду на стол, сорвал одежду несчастного и увидел на теле его кожаный кушак, порядочно набитый деньгами. Радостный крик вырвался из груди разбойника и он ухватился за кушак, но англичанин так сильно держал свою левую руку на месте, где была застежка, что палач никак не мог оторвать ее.
– Я заставлю тебя выпустить мои денежки, – проворчал он.
И взяв бокал с водой, он поднес его к левой руке умирающего. Англичанин ухватился за сосуд левой рукой, но в ту же минуту правая вцепилась в руку Фрокара и вжала ее с необыкновенной силой для раненого. Взбешенный монах толкнул бокал, уже поднесенный к губам Вальсона; вода пролилась, несчастный застонал отчаянно.
– Надобно кончить эту комедию, – проговорил Фрокар, – мне некогда возиться с этим болваном.
И он уперся коленом в грудь умирающего, чтобы задушить его, но дверь отворилась и солдаты ввели раненого Видаля, которого вытащили из-под лошади с сильными контузиями.
Увидев оруженосца Перолио, англичанин собрал последние силы и проговорил замирающим голосом, прерываемым предсмертным хрипеньем:
– Видаль… возьми кушак… это… тебе…
Видаль подошел к умирающему товарищу, взял из его рук кушак и видя, что Вальсон шевелит губами, наклонился к нему, чтобы расслышать последние слова, но силы того уже истощились, он бросил грозный взгляд на Фрокара и умер.
Палач побледнел от злости; сокровище попало в другие руки, но он решился добыть его во что бы то ни стало. Когда солдаты ушли, и он остался один с Видалем, то предложил свои услуги молодому человеку и хотел помочь ему снять оружие, но оруженосец, ненавидевший Фрокара, грубо оттолкнул его, сказав, что не нуждается в его пособии и сам перевяжет свои раны. Бандит вышел из комнаты, составляя новый план для овладения сокровищем.
«Видаль слаб и ранен, – думал он, – я с ним слажу… он не выйдет живой отсюда».
Фрокар вошел в соседнюю комнату, отделенную от спальни занавеской и не имевшую другого выхода. Только окно выходило на задний двор, но было довольно высоко от земли. Палач приготовил самострел и кинжал и стал за занавеской, дожидаясь, чтобы Видаль обернулся к нему спиной. Эта минута скоро настала.
Оруженосец снял латы и начал перевязывать рану на ноге; Фрокар уже приподнял занавеску, чтобы броситься на свою жертву, как вдруг в комнату вбежали воины графа Шафлера под предводительством Вальтера.
При виде отца Марии фальшивый пилигрим поспешил скрыться, но ему нельзя было даже выскочить в окно, потому что весь дом был окружен неприятельскими солдатами. Не найдя другого спасения, он спрятался в большой сундук, приподнимая по временам крышку, чтобы не задохнуться.
Счастье было для Видаля, что Вальтер узнал его, воины Шафлера не пощадили бы оруженосца Перолио, но оружейник сказал им:
– Оставьте его, друзья, он добрый, честный малый, я отвечаю за него. Только ты должен идти с нами, любезный, – продолжал он, обратясь к молодому человеку, – потому что другие не пощадят тебя.
Когда шум утих, Фрокар вылез из сундука и увидев, что нет ни Видаля, ни кушака, вскричал в бешенстве:
– Меня обокрали! Я разорен! И в этом виноват проклятый англичанин!
И палач бросился к бездыханному трупу лейтенанта Перолио и начал его бить.
Видаль рассказал Вальтеру, что Перолио поехал к бурграфу в Амерсфорт и не мог участвовать в сражении. На вопросы отца и жениха о Марии, он сказал, что молодая девушка, задержанная в дороге болезнью, недавно привезена в Утрехт к Берлоти, и что Перолио еще не видел ее, но хотел отправиться туда, возвращаясь от бурграфа.
– Если вы хотите ее спасти, то поторопитесь, – прибавил Видаль, – а не то будет поздно: сегодня он будет в Утрехте.
Отец и жених были охвачены ужасом. Не было никакой возможности проникнуть в Утрехт, потому что известие о разгроме Черной Шайки дошло уже туда, и город, верно, стали охранять больше обыкновенного.
Если бы Шафлер знал два часа тому назад, что его невеста в Утрехте, он попросил бы ван Нивельда, отправлявшегося туда, вывести Марию из дома старика и взять под свое покровительство; тогда он бы мог быть спокоен, но ван Нивельд был уже далеко.
Оставалось, может быть, одно средство помешать Перолио приехать в Утрехт, – это взять город, пользуясь расстройством и страхом неприятеля. Но согласятся ли союзники Шафлера принять на себя такую ответственность без позволения епископа? По всей вероятности, нет. Сам он не мог, со своим утомленным войском, взять такой город. Однако он решился попытаться уговорить своих товарищей и отправился на военный совет, созванный голландским губернатором.
Вальтер пошел за графом, печальный и молчаливый.
Покуда в Эмне думали только об освобождении Марии, в Утрехте было уже все готово для ее спасения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46