Епископ успокаивал его, говоря, что невинность молодой девушки устоит против всех обольщений и что присутствие отца совсем не необходимо.
– Словом, освобождение пленника невозможно, – прибавил епископ, вставая и давая этим знать, что аудиенция кончилась.
– Невозможно, – повторил Шафлер почтительно, но твердо, – но Вальтер будет свободен!
Епископ посмотрел на него с удивлением.
– Вы забываете, мессир граф, – сказал он, – что я один имею право здесь приказывать. Разве я не государь ваш? Разве замок Шафлер не на моей земле?
– Нет, монсиньор, замка Шафлер не существует, и я больше не ваш вассал. Жилище моих отцов в развалинах. Это мой выкуп за мою верность вам. У меня нет больше государя.
Решительный тон графа поразил епископа, который понял, что может лишиться лучшей своей опоры и потому сказал:
– Сын мой, вы не поняли меня… я не хочу огорчать вас. Если этот пленник так дорог вам, что вы не хотите слушать никаких убеждений, то… я думаю… Я постараюсь удовлетворить вас… через несколько дней.
– Монсиньор, – возразил молодой человек, – вы забыли уже раз ваше обещание… Вы дали мне поручение, несообразное с моим достоинством, и я пробрался, переодетый и без оружия, в неприятельский город. Это ремесло шпиона, и я согласился принять его на себя потому только, что вы обещали мне свободу оружейника. Я исполнил данное вами поручение с опасностью для жизни, и требую исполнения вашего обещания.
– А если я вам откажу? – спросил епископ.
– Тогда я принужден буду оставить вас, монсиньор, и пойду в Амерсфорт с моим войском, защищать честь моей невесты.
– Вы хотите мне изменить, мессир? – проговорил Давид бледнея. – Не вы ли называли Перолио изменником?
Шафлер был в сильном волнении.
– Монсиньор! – вскричал он. – Умоляю вас, возвратите свободу пленнику, и я буду защищать ваше дело до последней капли крови.
– Хорошо, приходите завтра, нет, лучше послезавтра, мы поговорим об этом.
– Завтра будем поздно, монсиньор. Через час я буду на дороге в Амерсфорт.
Граф поклонился и хотел уйти.
– Вы не выйдете ни из города, ни из замка, – вскричал Давид, не удерживая более своего гнева. – Я прикажу арестовать вас.
– Приказывайте, монсиньор, только предупреждаю вас, что ваши наемники и дурстедская стража не в состоянии одолеть войско ван Шафлера. Мне стоит сказать одно слово – и мои солдаты не только отворят мне ворота замка, но разрушат башню и освободят пленника.
Гнев епископа усилился. Он видел, что сила, которую он всегда побеждал, теперь победила его, и потому, заставив молчать свою гордость, сказал:
– Но если я исполню ваше желание, вы можете утверждать, что я испугался угрозы.
– Нет, вы покоритесь не угрозе, а просьбе самого преданного из ваших подданных, – отвечал молодой человек.
И, поняв желание гордого прелата, он преклонил перед ним колено в ту минуту, как в комнату входил викарий со свитой.
– Сын мой, – сказал довольный епископ, – за ваши заслуги я исполняю вашу просьбу. Оружейник Вальтер будет свободен сегодня же вечером благодаря нашей привязанности к благородному рыцарю, который будет скоро его сыном.
И Давид протянул Шафлеру руку, которую тот почтительно поцеловал и потом пошел с викарием прямо в дурстедскую башню.
Вот как был освобожден оружейник.
Через два часа Вальтер, Шафлер и Франк выехали вместе из города. Шафлер предлагал оружейнику лошадь, но тот, будучи плохим всадником, предпочел идти пешком. Теперь оба друга сообщили ему свои подозрения насчет намерений Перолио, но Вальтер, успокоенный письмами духовника, думал, что молодые люди преувеличивают опасность из ненависти к начальнику Черной Шайки. Однако он согласился на их просьбу и обещал не медлить в дороге, чтобы поспеть как можно скорее в Амерсфорт.
Друзья расстались у селения, охраняемого воинами бурграфа; Франк хотел провожать дальше отца Марии, но Вальтер не пустил его.
– Не беспокойся, друг, – сказал он, – я теперь в безопасности и не нуждаюсь в защите, все солдаты бурграфа знают амерсфортского оружейника под вывеской «Золотого Шлема».
– Притом, нам надобно вернуться в Дурстед до ночи, – заметил граф. – Прощайте же, мастер, будьте осторожны в дороге и приезжайте скорее к вашей жене и дочери. Поцелуйте их за меня и скажите, чтобы они не забывали меня в молитвах.
– До свидания, мессир! – проговорил оружейник, сжимая руку зятя. – Скоро кончится эта печальная война! Ах, дети мои! Как я буду счастлив, когда все мы соберемся вокруг стола в «Золотом Шлеме» и будем пить мед за здоровье молодых супругов.
– Скоро это будет! – сказал Шафлер задумчиво.
– Прощайте, мастер, вам пора, – проговорил Франк в волнении, – скажите матушке Марте, что я никогда ее не забуду.
– А что сказать твоей сестре?
– Что я молю Бога о ее счастье.
И он быстро отвернулся, чтобы Шафлер и Вальтер не отгадали того, что происходило в его сердце.
Шафлер и Франк вернулись в Дурстед, а оружейник продолжал свой путь к Амерсфорту. Хотя он желал быть скорее дома, но путешествовать ночью было опасно, и потому Вальтер торопился к месту перевоза на реке, чтобы поспеть до ночи в абденгофское аббатство, где не откажут ему в гостеприимстве, потому что настоятель был родственник патера ван Эмса.
Он не мог подозревать, что сообщники Перолио ожидают его на дороге. Фрокар с товарищами ловко придумал западню для оружейника. Он был со своими товарищами в селении, возле перевоза и ждал свою добычу.
Дело, задуманное Фрокаром, было не легко. Притом ни он, ни его помощники не знали Вальтера и могли ошибиться. Когда Черная Шайка вступила в Амерсфорт, оружейника там не было, стало быть никто не знал его в лицо. Однако бандит рассчитывал на свой инстинкт, редко его обманывавший, и надеялся честно заработать деньги. Так как он спешил выехать из Амерсфорта, то был уверен, что прибыл первый к перевозу. Оставив лошадей на другом берегу, разбойники переоделись рыбаками и поселянами и приняли на себя разные роли. Рокардо с товарищами сели на траву у парома, а Фрокар с остальными пошел в кабак, где перевозчик грелся, ожидая, чтобы его позвали. День был праздничный и путешественников мало, зато много гуляющих, и кабак был полон посетителями.
Фрокар понял, что между этими людьми трудно найти помощников, и потому тотчас составил план. Надобно было помешать, чтобы оружейник не переехал реку днем, и задержать его ночью в кабаке, где можно было покончить с ним. Разбойник начал с того, что заговорил с перевозчиком, поподчивал его пивом, и, видя, что имеет дело с отъявленным пьяницей, начал надеяться на успех.
Два раза приходили поселяне, желавшие переправиться на другой берег, но по совету Фрокара перевозчик отвечал им, что в праздники хороший христианин не должен работать и губить свою душу за мелкую монету. Поселяне, которых Фрокар тоже пригласил выпить, легко согласились с этим и остались в кабаке. Вечер наступил давно, когда на берегу показался Вальтер.
Увидев его, Рокардо сказал своему товарищу:
– Следи за этим молодцом, Вильгельм: он не похож на крестьянина, не наша ли это добыча?
– Не вы ли лодочники, друзья мои? – спросил оружейник. – Перевезите меня скорее на ту сторону, я тороплюсь.
И он вскочил в лодку.
– Мы не лодочники, – отвечал Рокардо, осматривая путешественника. – Перевозчик должен быть в кабаке, пойдите туда.
Вальтер поблагодарил бандита и, войдя в кабак, закричал:
– Кто из вас перевозчик?
– А что тебе надобно? – спросил грубым голосом высокий, здоровый детина, порядочно уже пьяный.
– Чтобы он перевез меня на другую сторону реки.
– Сегодня ты не переедешь реку, мой милый, а можешь ее переплыть, если хочешь.
– Ты, я вижу, намерен шутить, – возразил Вальтер строго, – но мне некогда слушать тебя.
– Что же делать, – заметил перевозчик насмешливо, – если у меня веселый характер; признаюсь, я люблю посмеяться.
Все присутствующие захохотали.
Между тем Фрокар старательно осматривал новоприбывшего. Надобно было удостовериться, тот ли это человек, которого они ждали.
– Ого, друзья мои, – сказал Вальтер добродушно. – Я вижу, что вы здесь очень веселы. Что же, это не запрещено, особенно по воскресеньям. Я сам готов остаться здесь отдохнуть и выпить, но мне надобно торопиться. Скажите же мне, где лодочник?
– Да ведь я сказал тебе, что сегодня лодочник не работает; в праздник надобно молиться.
И он залпом выпил свой стакан, наполненный услужливым Фрокаром.
– Ты поступаешь дурно, мой друг, – сказал Вальтер. – Ты пьянствуешь и смеешься над священными предметами. Но это дело твоей совести, и меня не касается. Я требую только, чтобы ты исполнил свою обязанность и перевез меня на другой берег.
При этих словах оружейника перевозчик заметно смешался и не нашелся, что ответить. В то время простой народ был груб до варварства, но был религиозен, верил в Бога, боялся ада.
Пьяница приподнялся с места.
Но Фрокар задержал его за рукав и, притворяясь тоже пьяным, хотя пил очень мало, чтобы сохранить все хладнокровие, сказал:
– Куда ты, мой милый? Разве ты не знаешь, что обязанность христианина состоит в том, чтобы не работать по праздникам? Ведь ты честный христианин; а в писании сказано: работай шесть дней, и седьмой отдыхай.
– Это правда, – вскричал обрадованный перевозчик, садясь опять на место.
– Да, ты прав, – прибавил Фрокар, наливая ему водки.
– И следовательно, – продолжал пьяница, обращаясь к Вальтеру, – согласен ты или нет, дружище, а сегодня я не сойду с места… с моего праздничного места.
И он крепко обхватил стол обеими руками и лег на него головой.
– Даже если я дам тебе серебряную крону вместо обыкновенной платы за перевозы? – спросил Вальтер, вынимая из кармана монету.
Пьяница опять приподнялся, глядя на деньги, но Фрокар показал ему тихонько две кроны и шепнул:
– Останься с нами и ты получишь две.
– Не надо мне твоих денег, – сказал гордо перевозчик, отталкивая руку Вальтера и пряча в карман две кроны Фрокара.
Тогда последний спросил оружейника:
– Верно, вам очень нужно быть сегодня в абденгофском монастыре?
– А вам что за дело до этого? – ответил оружейник, раздосадованный упрямством лодочника. – Пейте вашу водку и оставьте меня в покое.
– Все это кажется мне очень подозрительным, – заметил Фрокар.
– Что ты хочешь сказать? – вскричал Вальтер с возрастающим гневом.
– А то, что вас послали верно с важным поручением в монастырь, – продолжал выведывать хитрец.
– Кто тебе сказал, что у меня есть поручение?
– Это не трудно отгадать. Вы торопитесь не без причины, а эти причины должны быть очень важны. Все знают, что абденгофский монастырь не на хорошем счету у монсиньора бурграфа, потому что монахи имеют сношения с епископом Давидом и проклятой треской… Храбрые удочки наблюдают за ними, и если поймают какого-нибудь эмиссара-бургундца, то зарежут его и кинут в воду.
– Что ты поешь мне спьяна и за кого принимаешь меня? – вскричал Вальтер, горячась все более.
– Да, кажется, я не ошибусь, если приму тебя за посланного от епископа Давида и если скажу утвердительно, что ты идешь из Дурстеда.
– Ну, так что же, что из Дурстеда?
– Он признается, друзья мои! – вскричал Фрокар обращаясь к присутствующим. – Это треска!
– Правда, правда! – заревели пьяницы.
– Да, это должен быть шпион, – заметил лодочник хриплым голосом, – я как увидел его, тотчас подумал: это шпион, непременно шпион.
И товарищи Фрокара прибавили:
– Это треска, убить его и в воду!
И все гуляки, повторяя эти слова, хотели броситься на оружейника, но с ним нелегко было сладить. Отступая перед толпой, он вынул единственное оружие, которое взял с собой из Дурстеда – огромный нож с деревянной ручкой, и размахивая им, вскричал:
– Подойдите, пьяницы, попробуйте тронуть меня. Я вижу, что с вами не может быть другого объяснения, как на ножах. Я вам докажу, что хорошо действую этой игрушкой.
– А! Ты угрожаешь нам, разбойник? – заревел перевозчик. – Погоди, я разобью тебе рыло, так что тебя не узнает сам дьявол.
И он тоже схватил со стены два ножа.
В те варварские времена простой народ в городах и селениях находил дикое удовольствие в драке на ножах, и в Голландии это вошло в такое обыкновение, что еще в прошлом столетии не могли истребить его в некоторых провинциях. Правительство не только позволяло эти кровавые поединки, но часто члены его сами присутствовали при этих драках. В кабаках и гостиницах висели по стенам ножи. Кто отказывался драться, должен был угостить противника кружкой водки. Впрочем, эти поединки не были смертельны. Противники старались только ранить друг друга в лицо, и особенное искусство состояло в том, чтобы оцарапать щеку и нарисовать на ней ножом крест или полумесяц. Только неловкие новички отрезали друг другу носы или губы. В некоторых селениях не было ни одного человека без рубца на лице.
Перевозчик пользовался репутацией искусного бойца на ножах, и, желая разрисовать лицо Вальтера, позвал его с собой, вышел из кабака и пригласил присутствующих полюбоваться, как он разделается с треской.
Мастер Вальтер не был забиякой, однако не хотел отступить перед пьяными поселянами, между которыми замечал несколько подозрительных лиц. Он был уверен, что если откажется от вызова, все бросятся на него и ему трудно будет сладить со всеми.
Из двух зол надобно было выбрать меньшее, то есть бороться с одним человеком; притом на чистом воздухе соберутся посторонние зрители и не позволят отступлений от правил поединка. Действительно, любопытные собрались со всех сторон и составили круг, посреди которого стояли Вальтер и лодочник. Последний подал мастеру один из двух ножей равной величины, потому что нож оружейника был других размеров и не годился для поединка.
Вальтер прикрепил нож к руке платком, чтобы защитить пальцы, противник его сделал тоже и они стали в восьми шагах друг от друга.
Если лодочник был ловок на ножах, то оружейник был тоже опасный противник, потому что владел почти всем оружием, какое делал. Он спокойно ждал нападения, следя за всеми движениями перевозчика, и тот, видя, что противник его не становится в правильную позицию, вообразил, что имеет дело с новичком и начал подходить к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46