– Прошу вас, мессир, не сердитесь на Франка, я уверена, что он не хотел вас оскорбить.
Несмотря на угрозу итальянца, Франк не переставал спокойно вытирать латы.
– Не бойтесь, Мария! Этот кинжал – просто игрушка, и прежде чем разбойник дотронется до меня, я размозжу ему голову этим молотом.
И он указал на огромный молот, лежавший возле него.
Перолио с усилием улыбнулся, и сказал:
– В самом деле, стоит ли сердиться из-за пустяков. Дворянин не должен унижаться до слесаря. Когда подобный негодяй осмелится оскорбить такого человека как я, я тотчас пошлю жалобу монфортскому бурграфу и он прикажет судить этого грубияна.
– Я не боюсь ни бурграфа, ни вас, – отвечал Франк спокойно, – потому что знаю мои права. Я свободный человек и сумею защитить себя.
– Франк прав, мессир, – сказала Мария решительным голосом, потому что привязанность к другу детства заглушила в ней робость. – Всякий гражданин города Амерсфорта свободен и, никто не смеет обижать его. Мой отец – один из первых граждан, и Франк принадлежит нашему семейству, потому что был у нас воспитан. Франк честный человек и лучший работник. Стало быть, вы не будете преследовать вашим гневом молодого человека.
Говоря это, добрая девушка оживилась, глаза ее наполнились слезами, голос дрожал от волнения. Она была поразительно прекрасна.
Итальянец воскликнул:
– Вы слишком жарко заступаетесь за этого молодчика. Может быть, друг вашего детства в то же время и друг вашего сердца?
Дерзкие слова итальянца произвели сильное действие на Марию. Она покраснела, потом волнение ее усилилось и она рыдая упала на стул.
– Не стыдно ли вам, мессир? – спросила она. – За что вы оскорбляете меня?
Франк, стоявший перед манекеном, едва расслышал обидные слова итальянца, потому что повторял про себя выражение девушки: «Он принадлежит к нашему семейству». Однако ответ Марии и ее слезы дали ему понять, что Перолио сказал дерзость и, не думая долго, молодой работник поднял тяжелый молот, бросился на капитана, сбил его с ног и подняв над ним свое оружие, закричал:
– Так погибнет всякий, кто осмелится оскорбить Марию!
Все это произошло в одну секунду, и жизнь Перолио висела на волоске, как вдруг рука Франка была остановлена и раздался громкий голос:
– Несчастный! Ты хочешь быть убийцей, да еще в моем доме?
Это был мастер Вальтер, услышавший шум в магазине и прибежавший вовремя, чтобы спасти жизнь капитану Перолио.
Итальянец был опрокинут не силой, но быстротой своего противника. Он проворно встал, оправил на себе платье и встал перед Франком, как бы вызывая его на бой. Франк готов был принять вызов, но тут был Вальтер, его учитель, отец Марии, и потому он остался неподвижен.
– Что тут случилось? – спросил Вальтер с досадой.
– Хозяин, – ответил Франк тихо, – этот человек оскорбил вашу дочь.
И он указал на Марию, которая не могла удержать слез.
– Хорошо, – сказал Вальтер, – ступай в мастерскую.
Франк вышел, бросив на Перолио взгляд, который говорил: «Между нами еще не все кончено».
– А ты, дочка, ступай встречай мать, она вернулась и спрашивает тебя.
И пока Мария шла к двери, мастер Вальтер обошел магазин, потом остановился перед капитаном, сказав:
– Что вам угодно?
– Прежде всего, мастер, я должен вас уверить, что не имел никакого намерения оскорбить вашу прекрасную дочь. Я хотел только пошутить, а ваш неуч работник погорячился некстати. Я мог бы наказать его примерно, но не хочу. Бездельник подождет, но будет мной доволен. Повторяю еще раз, что репутация вашей дочери совершенно чиста.
– Я вам верю, мессир, – сказал оружейник. – Вы дворянин и не унизитесь до того, чтобы оклеветать молодую девушку, которую видите в первый раз. Но если бы вы и были способны на это, предупреждаю вас, что никто вам не поверит. Весь город знает дочь оружейного мастера и все уважают ее за чистоту и невинность. Все наши соседи готовы защищать ее, как Франк, и не позволят обидеть ее ни эрцгерцогу, ни бурграфу… Однако извините, мессир, я забыл, что вы пришли сюда по важному делу. Что вам угодно?
– Вот что, мастер Вальтер. Два дня тому назад я вам сделал значительный заказ. Теперь я пришел сказать, что мне нужно еще сто мечей, сто копий и сто щитов – я увеличиваю мой отряд сотней людей.
– Хорошо, мессир. Как оружейник я должен изготавливать оружие и продавать его, но я гражданин города, признавшего своим правителем бурграфа монфортского, а вы, мессир, служите у бывшего епископа Давида, которого мы низложили.
– Ну, так что?
– А то, мессир, что я не желаю доставлять оружие, которым будут нас убивать. Не думаю даже, чтобы мне было это позволено. Вы скажете мне на это, что купите оружие у другого и что нам должно быть все равно, чем бы нас ни били – если только мы будем слабее. На это я вам отвечу, что другой сделает вам, может быть, плохое оружие и мне будет не так обидно, если меня ранят копьем, которое не я делал. Итак, мессир, я не могу исполнить вашего заказа без приказа бурграфа.
– Вот вам и приказ, – сказал Перолио, подавая ему пергамент.
Удивленный мастер прочитал несколько раз приказ, осмотрел его со всех сторон, долго рассматривал подпись, печать и сказал:
– Если так, мессир, то я к вашим услугам. Работа пойдет живо.
Капитан вынул из мешка деньги и, подавая их мастеру, прибавил:
– Вот двадцать золотых каролюсов в задаток. Только не забудьте, мастер, что весь заказ должен быть готов прежде окончания перемирия, то есть, к середине будущего месяца.
– Это скоро, но мы поторопимся. А что, мессир, – прибавил оружейник, – вы перешли в службу бурграфа?
– Совсем нет… Я служу Давиду Бургундскому.
Вальтер посмотрел с удивлением на капитана, потом пробормотал:
– Хорошо… Во всяком случае этот приказ для меня достаточен.
И он спрятал деньги в ящик. В эту минуту послышался на улице топот подъезжавшей лошади. Перолио выглянул в окно и сказал оружейнику:
– К вам едет гость.
Вальтер поднял голову и увидел молодого, красивого всадника, который в сопровождении конюшего въехал в аллею, ведущую во двор.
– Клянусь св. Мартином, – вскричал оружейник, – я не ожидал такого гостя! Неужели это мессир ван Шафлер! Как он осмелился явиться в город и еще белым днем! Какая неосторожность!
– Ему ничего бояться, – отвечал Перолио, – у него, наверное, есть пропуск. Прощайте, мастер. Принимайте гостя, который приехал очень кстати, чтобы осушить слезы вашей прекрасной Марии.
И начальник Черной Шайки вышел в одну дверь, в то время, как молодой ван Шафлер входил в другую.
IV. Жених
Оставим оружейника встречать нового гостя и скажем, что значили в ту эпоху начальники вооруженных шаек и какой род войны вели Голландия или, скорее, утрехтская епархия.
Увы! Это не была честная и благородная война против чужеземцев, для защиты независимости или чести отечества, это была даже не жертва во имя прав или спасения общества; нет, это была самая худшая из войн, – война партий, без знамени, война безжалостная, кровопролитная, где убийство смешивалось с грабежом, где приступы бывали отчаянные, битвы жестокие, и все это продолжалось беспрерывно до тех пор, пока одна партия исчезла совершенно, оставляя победителю не славу, но угрызения совести.
Во всех странах были подобные войны, но нигде эти ссоры и соперничества партий не были поддерживаемы с большим упрямством, как во Фландрии и Голландии. Война, о которой мы будем говорить, оставила после себя смешное название. Она названа войной «удочки и трески» и началась в 1350 году, вот по какому случаю:
Вильгельм IV, граф Геннегау, Зеландии и Голландии, умер в 1345 году, не оставив детей. Ему наследовала старшая сестра Маргарита, супруга императора Людвига Баварского. Через пять лет после смерти мужа она передала наследство брата второму своему сыну Вильгельму, который обещал выдавать ей ежегодную пенсию. Это обещание не было исполнено, потому что через несколько месяцев сын отказался от выдачи пенсии. Маргарита прибыла в Голландию, чтобы снова принять управление, от которого отказалась, но оказалось, что если легко передать корону, то очень трудно взять ее назад. Вильгельм не только не возвратил того, что получил, но решился еще вести войну с матерью. На его стороне были могущественные дворяне и главные города Голландии. Эта партия приняла название «трески», желая доказать, что она уничтожит своих противников, как эта прожорливая рыба проглатывает маленьких рыбок, попадающих ей. Партия Маргариты, хотя малочисленная, храбро приготовилась к борьбе и назвалась «удочками», как бы говоря: ловкостью и хитростью мы будем ловить наших врагов, как на удочку ловят рыб.
Мы не будем следить за всеми событиями этой печальной войны, начавшейся тем, что сын восстал против матери. Скажем только, что она продолжалась еще сто сорок лет, после смерти Маргариты и Вильгельма, поддерживаемая теми же городами, из поколения в поколение, теми же семействами.
В 1455 году, то есть почти через сто лет после начала войны, утрехтская епархия, принадлежавшая партии «удочек», лишилась своего епископа. Собрался капитул семидесяти каноников и избрал единогласно Жильбера Бредероде. Этот выбор не понравился Филиппу Бургундскому, поддерживавшему партию «трески». Он давно назначил Утрехт своему побочному сыну Давиду, который уже был епископом фероанским, и покуда капитул выбирал Жильбера, бургундский герцог выпросил у папы инвеституру Давиду.
Итак, незаконный сын герцога управлял утрехтской епархией до 1478 года, но после смерти Карла Смелого партия «удочек» усилилась и заставила Давида бежать из города. Потом победители избрали монфортского бурграфа своим правителем и он поспешил набирать войска, пешие и конные, и составил отряды для усиления городской стражи.
Епископ Давид, со своей стороны, удалился в замок Дурстед, близ города, называвшегося прежде Батаводурум, на правом берегу Лека, и оттуда начал созывать всех своих приверженцев, вооружил их и, сверх того, нанял множество вольных солдат, которые под начальством капитана разбойничали и грабили везде, где ни появлялись.
Епископ Давид, изгнанный из своей епархии, которой завладел бурграф Монфорт с помощью партии «удочек», просил помощи у императора Максимилиана, который позже принял его сторону и возвратил ему утрехтское епископство.
Вернемся к мастеру Вальтеру.
Затворив дверь на улицу после ухода Перолио, Вальтер вышел из магазина и, пройдя коридор, вошел в комнату, где обыкновенно собиралось все семейство. Это была большая квадратная комната, служившая залой, столовой и даже спальней, потому что в глубине стояла кровать Вальтера и его жены, с зелеными занавесками.
Вся меблировка была проста, но чрезвычайно опрятна. Большой камин помещался против двери, и его железные украшения блестели, как сталь. Хотя было лето, но в камине сложены были дрова, которые можно было тотчас зажечь. Занавески окна, выходящего во двор, были безукоризненной белизны. Дубовый шкаф для платья был удивительной резной работы; стол, тоже дубовый, несколько стульев и одно кресло, вот все, что было в этой комнате, не считая маленького столика, за которым работали мать и дочь.
Когда мастер вошел, Мария сидела у ног матери, старавшейся успокоить ее.
– Жена, дочь! – закричал Вальтер весело. – Готовьте скорее обед, к нам приехал гость.
– Кто это? – спросила Марта.
– Кто? Наш лучший друг, жених Марии, храбрый рыцарь, мессир ван Шафлер.
– Боже! Как же это так неожиданно? – вскричала Марта, вставая.
Мария побледнела.
В эту минуту ворота отворились перед мессиром Жаном ван Шафлером.
Это был человек лет тридцати пяти, высокий и хорошо сложенный. Густые темные усы придавали ему несколько суровый вид, но добрый взгляд смягчал эту строгость. На нем было простое платье из темного сукна, стянутое кушаком, панталоны того же цвета, длинные сапоги, кожаный нагрудник, шляпа с широкими полями и серебряным галуном. Что касается оружия, у него был только длинный меч с железной рукояткой и широкий кинжал.
Войдя в комнату, он протянул руку оружейному мастеру, который дружески пожал ее.
– Здравствуйте, мессир Жан, милости просим, дорогой гость. Здоровы ли вы?
– Благодарю, мастер. Вы тоже не изменились, а что ваша добрая Марта, моя милая Мария, все ли здоровы?
– Все, слава Богу, – отвечала Марта.
– Я очень рад, – продолжал Шафлер приятным голосом, протягивая руки матери и дочери и поцеловав и ту, и другую, что было принято в то время, в особенности в звании жениха.
– Кажется, один я немного болен, – сказал Вальтер смеясь, – и то потому, что уже двенадцать часов, а мы еще не обедаем. Жена, ступай на кухню, а ты, дочка, помоги старой Маргарите накрывать на стол.
После ухода Марты и Марии Вальтер придвинул к столу стул для своего гостя, а сам сел в кресло, в которое не садился никто, кроме хозяина дома.
– Клянусь св. Мартином, – вскричал Вальтер, – я никак не ожидал такого счастья, что мессир Жан будет со мной обедать!
– Отчего же? – спросил Шафлер.
– Оттого, что вам не безопасно днем показываться в городе. Ведь вы один из главных начальников «трески», и самая верная опора бывшего епископа Давида Бургундского. Что, если бы вас узнала?
– Не беспокойтесь, любезный Вальтер, я воспользовался месячным перемирием, которое подписано, но еще не объявлено, и получил от бурграфа позволение войти в город.
– У вас есть пропуск?
– Да, вот он.
– Прекрасно! Так вы останетесь у нас на несколько дней?
– Нет, это невозможно, я не могу даже переночевать здесь, потому что мне дано позволение только до четырех часов.
– Понимаю, мессир, вас влекло сюда не столько желание говорить со мной, сколько свеженькое личико моей Марии.
– Я не видал ее целый год, любезный Вальтер.
– И вы в это время не переменили вашего намерения жениться на ней?
– За кого вы меня принимаете, мастер?
– Все возможно, мессир.
– Вальтер! Вы меня обижаете.
– Не сердитесь, мой милый гость. В прошлом году вы просили руки моей дочери и я отвечал вам: мессир Ван Шафлер, ваше предложение очень лестно для моего отцовского самолюбия, но я не могу принять этой чести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46