Ты становишься лучше, и тебе хочется дать еще больше…
Мэри и Дэннис говорили о всяких приходских делах, потом пришло время ложиться спать. Лин поднималась в свою комнату, с нетерпением ожидая завтрашнего дня. Может быть, Уорнер Бельмонт и едва заметит ее присутствие, но, как истая женщина, она собиралась заранее решить, в каком платье она встретит его завтра.
Когда ее помолвка внезапно разорвалась, они с Мэри уже почти подготовили приданое, и теперь в гардеробе Лин было немало красивых вещей. Она выбрала костюм из коричневого джерси с яркими желтыми пятнышками. К нему она наденет коричневые туфли на низком каблуке. Когда поедет вечером обратно в город, наденет к этому еще и коричневое пальто.
Она почти уже легла в постель, когда зашла Мэри пожелать ей спокойной ночи. Мэри присела на край кровати, пока Лин расчесывала волосы, и потом, после молчания, сказала:
– Ты кажешься счастливой, Лин. Я так рада!
Лин пытливо посмотрела в зеркало, увидела, что кончики ее губ опять весело изогнулись вверх, что глаза ярко блестят и что, в самом деле, она выглядит красивой и счастливой.
– Да, так и есть, Мэри. Это все благодаря работе и всем вам – прежде всего тебе и Деннису, конечно.
– Ты уже… простила Пэрри?
– Знаешь, наверное, да. Во всяком случае, душа уже не так болит.
– И тебе совершенно не хочется снова увидеть его, а?
Лин повернулась к ней вместе со своим низким стульчиком, на котором она сидела перед зеркалом.
– Увидеть его снова? Нет, конечно. Теперь все кончено.
– Ты уверена?
– Ну конечно. Но почему ты меня спрашиваешь об этом?
– Потому что Деннис получил от него письмо, и он пишет, что, может быть, ты захочешь увидеться с ним.
– Боже мой…
– Он пишет, что его мучит мысль о тебе. Деннис сказал, что письмо какое-то страшно сентиментальное и чувствуется, что его укололо то, как ты его легко отпустила, почти без всяких протестов. А Деннис ответил ему, что ты в полном порядке, что вернулась на прежнюю работу и чтобы Перри больше не писал ни тебе, ни ему. Потом он – Деннис то есть – сказал, что, может быть, и не стоит тебе говорить об этом письме. Но я с ним была не согласна и сказала, что мы обязаны сказать тебе и пусть ты сама решишь, что тебе делать.
Лин молча сидела, думая о том, как сильно переменилось ее отношение к Перри с тех пор, как она в последний раз была в Эмберли. Тогда она бы уцепилась за самый последний шанс, за любую возможность поверить, что еще не все кончено между ними; по совету Денниса или без него, у нее было бы сильнейшее искушение снова повидать Перри. А сейчас у нее в душе было лишь спокойствие и уверенность, когда она ответила Мэри:
– Ты права, что сказала мне. Потому что теперь, когда я должна сама принять решение, я прекрасно знаю, на что решусь. Я не хочу видеть Перри снова. Никогда.
Мэри вздохнула с облегчением:
– Ну, значит, так и есть. И я очень рада. – Через минуту она добавила: – А как ты думаешь, что за девушка эта его новая невеста? И как она может быть счастлива, зная, что отняла своего жениха у другой?
– Она может и не подозревать об этом, – ответила Лин.
– Неужели ты так думаешь?
– Это вполне может быть. Судя по тому, что он говорил, можно понять, что это был водоворот чувств, что она австрийка и что она не была в Англии. Так что, может быть, ему и не пришлось ничего объяснять про меня, пока он не разделался с нашей помолвкой. И еще вопрос, сказал ли он ей после этого.
– Наверное, нет. – И Мэри поцеловала ее, пожелав спокойной ночи, но свирепо пробормотав: – Вот если бы было так принято, чтобы и мужчины носили кольца после обручения. Было бы тогда дело!..
Она ушла, предоставив Лин раздумывать об окончательности своего разрыва с Перри. Но что же должно было заменить ей любовь к нему, планы, в которых всегда был он, заполнявшие большую часть ее жизни? Казалось, что ничего, только работа и несколько хороших друзей. И конечно, трудно представить, что опять у нее счастливо забьется сердце при мысли о другом человеке…
Она резко встала, выключила свет и прыгнула в постель.
Она и так счастлива, сказала она сама себе. Больше ей ничего не нужно. Но прежде чем уснуть, она зарылась лицом в подушку, стараясь прогнать из мыслей образ и голос. Память о голосе человека, отчитывающего ее без всяких признаков понимания или симпатии. И образ – более дружелюбный – того же человека, по-мальчишески, боком присевшего на край стола и смеющегося вместе с ней. Оба были реальны. Оба – были. Но не стоило, наверное, вспоминать об этом как о чем-то важном. Пусть они взаимно сотрут друг друга, прежде чем превратятся в невероятные сны.
Глава 4
Следующий день был одним из тех замечательно тихих дней, когда Лин хотелось гулять, и она воспользовалась случаем, когда Деннис объявил, что ему нужно навестить кое-кого в приходе. По дороге Деннис озабоченно сказал:
– Есть одно дело, которое меня очень тревожит. Часто возникают такие затруднения, и не знаешь, что и делать; или опыта не хватает, или ума.
– Мне кажется, с тобой не может быть ничего подобного, – улыбнулась ему Лин.
– Вот то-то и оно, что бывает. Тут есть один паренек… Он был очень активным членом моего клуба в Эмберли. Так вот, у него развилась какая-то непонятная болезнь, слабость спины, и практически превратила его в инвалида. Болезнь-то, может быть, и понятная, но беда в том, что его мать – вдова, берет заказы на шитье – просто отказывается вызвать врача к нему или съездить с ним к специалисту. Она совершенно не поддается убеждению, а других родственников, кто бы мог поговорить с ней, нет. Я все пытаюсь ее убедить, но не могу понять, почему она так относится к этому.
Лин медленно спросила:
– А может быть, она испугана – или даже стыдится?
– Стыдится? Чего же?
– Знаешь, есть люди, которые как-то стыдятся, что заболели, вот как у животных бывает. И когда они попадают в больницу, то часто именно это не позволяет, мешает им выздоравливать, хотя иногда бывает и обратное – они очень быстро поправляются. Но и в том и в другом случае у них навязчивая идея, что они сами виноваты в своей болезни.
– Ну-у, не знаю… У миссис Бейнер такой случай, как ты думаешь?
– Миссис Бейнер? Так это, значит, Джонни Бейнер? Я его хорошо помню. И мать его тоже. А местный врач что же? Джонни уже не школьник? – начала расспрашивать Лин.
– Нет, не школьник. Ему шестнадцатый год. И я пока не хочу прибегать к насильственным мерам, а то его мать вообще откажется говорить с нами. Она очень хороший человек, работящая, очень любит Джонни. Но вот такая упрямая, и что с ней делать, прямо не знаю.
Они замолчали. Потом Лин задумчиво сказала:
– Я вот что думаю… Скажи, Деннис, кто-нибудь из врачей смотрел мальчика?
– Еще никто.
– Тогда я собираюсь предложить одну идею, и, главное, здесь не будет никакого нарушения медицинской этики. Деннис, как думаешь, можно уговорить миссис Бейнер, чтобы она позволила мистеру Бельмонту посмотреть Джонни?
Деннис остановился.
– Мистер Бельмонт?
– Да. И сегодня же. Когда он приедет к ленчу. Только бы приехал! – увлеченно убеждала Лин.
– То есть пойти с ним к миссис Бейнер и сказать: «Вот знаменитый хирург, член всяких научных обществ. Приведи-ка сюда Джонни»? – Деннис грустно покачал головой: – Ничего не получится, Лин.
Лин закусила губу:
– Да, я и сама вижу. Но если мы, предположим, расскажем мистеру Бельмонту об этом, – медленно продолжала Лин, – а потом он и я вместе сходим к миссис Бейнер, как бы случайно. Скажу, что я хочу повидать ее и Джонни, раз приехала сюда на уик-энд. В общем, это все совершенно естественно, а я думаю, что мистер Бельмонт сразу составит какое-то представление, даже если нам повезет не больше, чем тебе. Во всяком случае, это будет другая точка зрения.
– Да, понимаю. Но не посчитает ли он, что тут есть какой-то элемент обмана? С профессиональной точки зрения?
– Почему-то мне кажется, что нет. Видишь ли, для него работа – это самое важное в жизни. Я не думаю, что он может отделять ее от всего прочего, даже если он не занят с больными в этот момент. Я бы сказала, что она у него на уме все время, и, может быть, случай Джонни для него будет еще одним интересным аспектом. Вот если бы только у меня хватило смелости попросить его об этом!
– Ну, с этим-то я тебе помогу, – пообещал Деннис. Он с усмешкой взглянул на ее смеющиеся глаза, раскрасневшиеся щеки. – По-моему, ты хочешь что-то доказать мне в отношении Уорнера Бельмонта!
– Я просто верю, что он поможет, если сможет; я сама уверена: Джонни не мог бы попасть в лучшие руки. Совершенно уверена, – уже спокойно закончила она.
Они вернулись домой через час. Лин отправилась в кухню помочь Мэри с завтраком. Они обе еще были там, когда приехал Уорнер Бельмонт, и обе вышли поздороваться с ним, не сняв фартуков.
Так как Деннис сказал ему, что у них гостит Лин, он поздоровался с ней, не удивившись, но как будто бы с удовольствием, – во всяком случае, так ей показалось, когда ее рука почувствовала его сильное, твердое пожатие.
За завтраком говорили о клубе. Деннис рассказывал, что у него уже подобралась кучка энтузиастов, которые станут ядром секции фехтования.
– Мы уже нашли рапиры, где взяли на время, где купили, правда подержанные. Наверное, уже не один парнишка воображает себя в роли д'Артаньяна или Робин Гуда.
Уорнер Бельмонт улыбался:
– Еще бы! Они, конечно, не думают, сколько для этого придется затратить труда и пота, тренировки ведь не всегда бывают интересными! Что ж, я всегда говорю: слава Богу за то, что воображение и идеализм помогают справиться с однообразием и увидеть в нем средство для достижения цели, к которой так стремишься. – Он неожиданно добавил, повернувшись к Лин: – Вы-то должны знать об этом.
После завтрака Деннис завел разговор о миссис Бейнер и Джонни. Уорнер Бельмонт внимательно слушал, иногда вставляя краткие уточняющие вопросы. Лин сидела на краешке стула, удивляясь в душе, почему для нее так важно, чтобы он одобрил ее план.
– То есть идея такая, что я иду туда просто как спутник мисс Эсолл на прогулке, а потом ловлю случай, чтобы порасспросить мать мальчика, если это будет удобно? – спросил он наконец.
– Да. Как вы считаете, это хорошая идея? – взволнованно обратилась к нему Лин.
Он посмотрел на нее серьезно и как-то безлично.
– Это мы увидим, – ответил он осторожно. Он обратился к Деннису: – Вы говорите, мальчик не лежит в постели?
– Нет. Почти все время он сидит, подпертый подушками, на диване в комнате, где мать занимается шитьем. У них очень маленький дом, понимаете?
– Ну, так это упрощает дело. Мне не придется просить позволения пройти к нему. Я думаю, что мисс Эсолл лучше занять женщину всякими разговорами, а меня представить как своего приятеля. И я, значит, использую свои глаза и уши, пока не удастся поговорить с мальчиком. Вы так себе это представляете? Правда, заранее я ничего не обещаю.
Когда они подошли к домику, миссис Бейнер явно обрадовалась, увидев Лин, но, приглашая их в маленькую комнату, в которую прямо вела входная дверь, она сказала извиняющимся тоном:
– Вы не обращайте внимания на Джонни. Он посидит здесь со мной; мальчик не больно-то здоров…
– Джонни? О, как жаль! А что с ним приключилось? Надеюсь, он скоро выздоровеет, и все будет в порядке. – В голосе Лин звучало неподдельное удивление, и никто бы не подумал, что это для нее не новость.
– Да, я тоже надеюсь. Правда, у него это уже давно. Спина у него болит – вот в чем беда.
– А доктор что говорит?
– А доктор его и не видел. Уж если я не могу ему помочь, что же доктор-то сможет? Отлежаться ему надо, вот что.
Лин увидела, как губы миссис Бейнер твердо сжались в тонкую черту, и поняла, какой барьер чужой воли стоит за этими словами. Она почувствовала себя бессильной.
А тем временем ее спутник увлекся разговором с мальчиком и восхищался недоконченным фрегатом, который Джонни вырезал из дерева и теперь показывал гостю, держа игрушку худыми пальцами. Уорнер Бельмонт сказал через плечо, обращаясь к Лин:
– Посмотрите, как хорошо сделано. Я хочу попросить Джонни, чтобы он вырезал еще один фрегат для меня. – Мальчика он тихо спросил: – А тебе эта боль в спине не мешает работать пальцами? Руки не болят от работы?
Джонни ответил, что не мешает, потому что, когда болит, это где-то ниже. И вдруг Лин чуть не вздрогнула от нелепой неуклюжести Уорнера Бельмонта: он неосторожно сшиб одну из подушек Джонни. Впрочем, сразу поднял ее и снова подпер Джонни спину, изо всех сил заткнув подушку ему за позвоночник.
Почти тут же Лин поняла: он прибег к такой хитрости, чтобы определить степень чувствительности спины мальчика. Собственный опыт сказал ей, что, раз мальчик дернулся от боли, значит, это не паралич.
Потом они поговорили с обоими – и с Джонни, и с матерью, задавая им как бы праздные вопросы. Лин не ожидала, что все-таки им удастся узнать, как все произошло. Оказалось, что Джонни как-то влез на дерево, свалился, приковылял домой, но не сказал ни товарищу, ни матери, что он очень сильно ушибся. Миссис Бейнер лечила ему спину растиранием, надеясь, что все пройдет. А теперь, когда ему все не становилось лучше, какой-то стыд стал мучить ее. Насколько могла разобраться Лин, стыд был вызван нелепым убеждением, что, будь она потверже с Джонни, с ним ничего бы не случилось, а она недосмотрела и не предотвратила эту беду. А потом к этому стыду добавился страх, что, раз ее средства не помогают, ему становится все хуже, то виновата в этом она. Образовался печальный порочный круг, и Лин пожалела ее от всего сердца. Но как переломить материнское упрямство?
Неожиданно Уорнер Бельмонт принялся задумчиво рассматривать комнату, переводя взгляд с разбросанных на столе кусков ткани, булавок и ножниц на столе на швейную машинку в углу. Он медленно спросил миссис Бейкер:
– Скажите, мэм, а вдруг бы ваша машинка сломалась, из-за какого-то случая или дефекта, и вы бы прекрасно знали, что это произошло никак не по вашей вине, потому что вы всегда правильно обращаетесь с ней, ухаживаете, смазываете. Вот что бы вы стали делать?
Она удивленно смотрела на него:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24