OCR & SpellCheck: Larisa_F
«Арбор Джейн. Очарование страсти: Роман»: Центрполиграф; Москва; 2003
ISBN 5-9524-0311-5
Аннотация
Медсестра Лин Эсолл, собираясь выйти замуж, оставила службу в Бродфилдской больнице. Но ее жених за месяц до свадьбы внезапно разорвал помолвку. Сердце девушки разбито, ей кажется, что жизнь кончена. Случайная встреча с хирургом Уорнером Бельмонтом становится знаком судьбы…
Джейн Арбор
Очарование страсти
Глава 1
«Последний раз… Последний раз». Эти слова Лин мысленно повторяла целый день. Иногда с облегчением; время от времени с ощущением захватывающей радости при мысли о начале новой жизни рядом с Перри; но чаще с беспокойным чувством сожаления: с каждым «последним разом» навсегда затворялась еще одна дверь, скрывающая знакомые вещи, места, людей.
Два дня назад Лин в последний раз вызвали к начальнице сестринского корпуса. Ее суровое лицо, обрамленное волосами стального цвета и белоснежной оборкой чепца, потеплело в улыбке, когда она пожелала Лин счастья и сказала, как будет недоставать ее в больнице, и особенно в отделении.
У Лин промелькнула несправедливая мысль: это она только сейчас такая добрая. Как может большая больница вроде Бродфилдской почувствовать ее отсутствие – одной из десятка младших сестер, крохотного зубчика в колесе, которое так же будет вращаться и без нее? И внезапно устыдилась своих мыслей, чувствуя, что проницательная старая женщина читает их.
Начальница все так же ровно говорила:
– Нам вечно не хватает кадров, и безусловно, мы остро чувствуем уход каждой сестры, каковы бы ни были его причины. Стоит ли говорить вам об этом, сестра Эсолл… Но что касается вас, для Бродфилда это в самом деле потеря, и мне хочется, чтобы вы это знали, уходя от нас.
Лин пробормотала в ответ слова благодарности, а начальница продолжала:
– Я сама прошла через все это и понимаю, как часто работа бывает неблагодарной, поэтому иногда трудно поверить, что твои старания могут быть замечены на фоне остальных. Но старшие сестры и даже начальницы, – в уголке рта у нее появился намек на улыбку, – все-таки не слепые, и, когда больница теряет сестру, о которой известно, что она всегда ставит работу превыше своих личных интересов, – нельзя не пожалеть о ней, хотя за нее, казалось бы, надо радоваться.
У Лин что-то сжалось в горле, и она ничего не ответила. Начальница почувствовала ее состояние. Она больше ничего не сказала, повернулась к шкафчику красного дерева и достала серебряный поднос, бутылку шерри, бокалы и вазу с печеньем.
Печенье и шерри в кабинете начальницы. Таков был официальный традиционный ритуал прощания с каждой сотрудницей, уходящей с работы в связи с замужеством. Это была церемония, которой боялись или с удовольствием ждали – смотря по степени самообладания. Об этих приемах немало рассказывали и шутили в комнате отдыха сестер. И вдруг Лин почувствовала, что для нее все совсем по-другому. Это был символ всего того, чем стал для нее Бродфилд, – надежность, дружба, любимая работа. И даже родной дом, которого у нее больше нигде было. Печенье и шерри в кабинете начальницы означали конец всему, и горечь сожаления стала почти невыносимой, даже на фоне счастья.
Начальница, медленно отпивая шерри, ласково говорила ей о будущем замужестве, расспрашивала о «вашем мистере Гарстоне»: как долго они знакомы и когда она ждет его в Англию для свадьбы.
– Мы обручены уже около полутора лет, – ответила Лин. – Но мой жених весь этот год был за границей, и мы не виделись.
– У него ни разу не было отпуска? – спросила начальница.
– Был. Но один раз ему пришлось съездить в Австрию к родным, а еще несколько дней он использовал для поездки в Шотландию, где у него живет отец-инвалид. Но сейчас он уже в Англии.
– И наверное, ему не терпится скорее увидеться с вами?
– Надеюсь, – счастливо улыбнулась Лин.
Начальница пошутила, что она всегда теряет лучшие кадры, принося их на алтарь семейной жизни, сказала, что сама подозревает: тут дело не в простом совпадении, и простилась с Лин. Дверь кабинета – внушающая такой же страх и уважение, как дверь суда, – закрылась за ней в последний раз.
И после этого было еще много всего последнего. Конец ее обычным обязанностям – она в последний раз подала ужин своим больным, последний раз проверила белье в кладовке, сделала последний обход палаты.
И потом – прощания: с санитарами, поварами, садовниками и, наконец, с сестрами.
Этого она боялась, но все оказалось замечательно: непринужденный маленький праздник в ее честь, который, по американскому обычаю, назывался у них «прощальный душ», потому что, согласно ритуалу, уходящую подругу осыпали сверточками с подарками.
У них было правило: ни один подарок не должен стоить дороже пяти шиллингов, – было ли это рукоделие или какая-нибудь вещица, купленная в магазине. Из-за этого прибегали ко всяким ухищрениям и к невинному обману. У Лин все происходило так же, как у всех.
Крики протеста звучали при явных нарушениях правил; аплодисментами встречали неожиданные и остроумные подарки. В комнате отдыха было шумно, весело и оживленно, и получилось, что грустить было некогда.
Большинство присутствующих, как и сама Лин, были в форме, так как только что сменились с дежурства или отпросились на полчасика. И как и все подобные праздники на ее памяти, этот кончился так же быстро и неожиданно. Уже через несколько минут комната опустела; помахав ей на прощанье, сестры поспешили кто домой, кто к больным, а Лин пошла к себе в комнату с охапкой подарков.
Вот теперь подошел самый настоящий последний раз – последний раз она снимет форму и переоденется в свою одежду в этой маленькой комнатке, которая стала ее собственной, как только она была принята в штат больницы.
Теперь все было кончено. Она уложила форменное платье, затянула ремни чемодана и встала перед зеркалом в нарядном костюме, который показался немного непривычным и незнакомым.
Лин Эсолл… скоро она станет Лин Гарстон. Возраст – двадцать три года, рост средний, волосы темные, глаза серо-голубые, одета в серый костюм и плащ длиной три четверти, тоже в серых тонах. Так она могла бы бесстрастно описать себя саму. Но внимательный наблюдатель, глядя в зеркало из-за ее плеча, заметил бы и многое другое… Гордая посадка головы, изящный очерк щек с природным румянцем, приподнятые уголки красиво очерченных нежных губ, прямой открытый взгляд. А если бы наблюдатель был женщиной, то позавидовал бы темному блеску ее волнистых волос, изяществу фигуры и тонким, но крепким кистям рук, вместе с тем инстинктивно почувствовав, что этой девушке можно доверять. Мужчина же, не заметив деталей, восхитился бы ее неуловимой женственностью. Но оба согласились бы, что скромная характеристика, данная Лин Эсолл самой себе, не отражает ее сущности…
Она поставила чемодан у двери. Посмотрела на часы. Уже через несколько минут ей надо уходить, а она еще не попрощалась с Пэтси.
С Пэтси Хорган, неугомонной ирландкой, они подружились сразу, как только обе были приняты на службу в Бродфилд, одна через неделю после другой. Пэтси была уютной толстушкой с ярко-рыжими волосами и голубыми глазами, очень покладистой и уравновешенной. У нее была одна черта – очень подкупающая и вместе с тем делающая ее мишенью для шуточек всего коллектива больницы: она была крайне склонна творить себе кумиров, и каждый врач-консультант или хирург, с которым она работала, становился объектом ее обожания. Об ее пылких увлечениях быстро узнавали все. Труднее было проследить за сменой объектов.
Пэтси клятвенно обещала быть на проводах у Лин. А ее как раз и не было. Это могло значить только одно – что в ее отделение поступил экстренный больной и она занята. Лин опять взглянула на часики. Теперь уже надо идти. Ничего страшного, ведь Пэтси будет у нее на свадьбе…
Лин повернулась к двери, но та стремительно распахнулась чуть ли не ей в лицо. Перед ней стояла запыхавшаяся и раскрасневшаяся Пэтси.
Она сунула сверточек в руки Лин и крепко обняла ее.
– Уезжаешь… – драматически сказала она. – А я торчу в палате перед старшей сестрой, исключительно ради удовольствия мистера Уорнера Бельмонта, хирурга-консультанта! Пусть его черти унесут, да и сестру тоже!
Лин изумилась:
– Хочешь сказать, что мистер Бельмонт вызвал тебя?
– Нет. Да и как бы он мог заметить меня? Просто Спельдер заболела, одной сестры нет, а знаешь ведь, старшая требует, чтобы на обходе за милордом ходила целая процессия. А мы для него – просто пара манжет да передник…
– Пэтси, да ведь ты совсем не сердишься. Тебе было приятно, – возразила ей Лин, поддразнивая.
– Ну уж нет. Я хотела быть у тебя на проводах!
– Да, тебя ужасно не хватало. Но мистер Уорнер Бельмонт! Ты же всегда говорила, что он «изумительный человек»… ох! Пэтси, я должна бежать. Такси ждет!
Она пообещала сразу же написать подруге, а ее подарок развернуть в поезде. Пэтси махнула рукой:
– Да так, пустячок.
И вдруг обе почувствовали себя скованно. Лин сказала:
– Пэтси, дорогая!..
Но Пэтси не ответила, а Лин почувствовала, что придется широко раскрыть глаза и не моргать, чтобы не полились слезы.
Она немного расстроилась, увидев, что Альфред, таксист, обычно возивший всех сестер, приехал на дряхлой машине, прозванной ими «старушенцией». Как она не раз убеждалась на горьком опыте, эта машина часто ломалась на полдороге, а сегодня у нее было времени в обрез.
Она рассчитывала попасть в Эмберли как раз к чаю. Чаепитие у Мэри и Денниса Дорн всегда было таким уютным. А потом, у нее впереди еще много дней и много дел: и планирование, и спокойные светлые мысли за шитьем приданого, которое они будут готовить вдвоем. Лин знала, что Мэри с таким же нетерпением ждет ее свадьбы, как и она сама.
От этих мыслей ее отвлекло внезапное замедление хода машины.
– Ох, Альфред, – сказала она, – неужели опять этот карбюратор?
– Не иначе как он, сестра. Ну, может, я его починю…
Он вылез из машины и поднял капот. Лин тоже вышла и нетерпеливо переминалась рядом.
– Только недолго, а то я опоздаю к поезду, – предупредила она. Посмотрев на часы, она поняла, что немного преувеличивает. Если она сейчас отправится пешком и пробежит часть пути, она успеет. Несколько мгновений она колебалась, но потом достала из машины чемодан:
– Я пешком, – и сунула деньги Альфреду, который не хотел их брать. – Если удастся, догоните меня. А если нет – то до свидания и желаю удачи со «старушенцией»!
Дорога на станцию, обслуживающую Бродфилд, шла в гору около полумили. На станции ей надо сесть на местный поезд, который привезет ее на главный вокзал Спайрхэмптона, а оттуда она поедет на другом поезде до Эмберли, пятнадцать миль к югу от города. Ей нужно успеть именно на этот поезд, иначе придется долго ждать следующей пересадки.
К ее удивлению, она не успела сделать и нескольких шагов, как рядом с ней затормозила машина. Водитель перегнулся через сиденье, открыл ближайшую к ней дверцу, и Лин оказалась лицом к лицу с мистером Уорнером Бельмонтом.
– Насколько я понимаю, ваше такси сломалось и вы торопитесь на поезд. Могу ли я предложить вам подвезти вас до станции? – бодро произнес он.
– Вы так любезны… – Лин говорила как с незнакомым человеком; собственно, это почти так и было. Он не так давно стал хирургом-консультантом в Бродфилде и сталкивался в основном с хирургическими сестрами. Иногда он бывал и в Бартраме – терапевтическом отделении, но она не думала, что он может узнать ее.
Однако не успела она сесть рядом, как убедилась в обратном.
– Отделение Бартрам. Младшая сестра. Верно? – Решительный тон Уорнера Бельмонта говорил скорее о констатации факта, чем о вопросе.
– Да. Я была сестрой в Бартраме. Моя фамилия Эсолл, – ровно ответила Лин.
– Я знаю. Я вас хорошо помню, – последовал странный ответ.
На какой-то приятный момент Лин почувствовала удовольствие, что ее помнят. Но немедленно последовала отрезвляющая мысль, что феноменальная память и невероятная наблюдательность – качества, на которых строилась легенда об Уорнере Бельмонте… Ходили и другие слухи – например, что мистер Бельмонт совершенно не переносит несерьезности; что он безупречен, как и его работа; что его частная жизнь совершенно скрыта от чужих глаз, так что, по мнению бродфилдских сплетниц, он ее вообще лишен; что сестры для него (и даже старшие) не женщины, а просто удобные роботы для исполнения его приказов.
Да ладно, думала Лин, что мне его репутация, я с ним больше не увижусь. И в этот момент девушка поняла, что он, коротко глянув на нее, переспрашивает:
– Была? Разве вы не в отпуск едете?
– Нет. Я уезжаю насовсем, потому что выхожу замуж.
– Сейчас уезжаете? К себе домой?
– У меня нет своего дома. Родители умерли, и я собираюсь выйти замуж в Эмберли, где приходский священник – мой очень старый друг Деннис Дорн. Я буду жить у мистера и миссис Дорн до свадьбы, то есть примерно месяц.
– Хм… Грустно.
– Грустно?! – Удивление сделало ее вопрос резким.
– Не для вас, конечно, – послышался спокойный ответ. – Просто я подумал о бесполезности женского образования: они осваивают сложные специальности только затем, чтобы все бросить, выходя замуж. Но едва ли это вас волнует. Ведь вы рады, что выходите замуж?
Лин помедлила.
– Да. Женщина всегда хочет выйти замуж.
Ей не хотелось подлаживаться и выражать сожаление о том, что да, все, что она знает и умеет, будет отброшено как ненужное, когда она примется вить гнездо для Перри и детей, о которых она мечтала.
Он промолчал. Они уже приближались к станции. Внезапно он спросил:
– Эмберли? Вам придется сделать пересадку?
– Да, на городском вокзале.
– Тогда, может быть, я вас прямо туда и отвезу? Мне самому надо в центр, и я вас там высажу.
Лин поблагодарила его и с облегчением уселась поудобнее. Машина развернулась и поехала прямо. Она не особенно задумалась над вопросом, который он ей задал, и мысленно искала тему, которая могла бы его заинтересовать.
Однако он сам выбрал тему. Снова вопрос:
– Я не мог вас видеть в операционной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24