Зеленые поля вскоре остались позади. Местность становилась все более и более голой, высохшей. В дикой наготе холмов было что-то пугающее. Голая земля, лишь кое-где поросшая серым кустарником, пылала, как раскаленная, – страстная, но не радующаяся страсти, – как женщина, которая, в пылких объятиях одного, полузакрыв сухие, воспаленные глаза, думает о другом. Такой Африки Риккардо еще не видал, и она производила на него удручающее впечатление, будто было в ней что-то лично ему враждебное.
Холмы, поросшие кустарником, сменились скудными пастбищами, на которых местами чернели палатки бедуинов или стада верблюдов, казавшихся посреди этой необозримой равнины не больше насекомых. И все время бежала навстречу им однообразная белая дорога. Они все невольно притихли. Широкие горизонты действуют подавляюще. С каждой милей на юг они приближались к пустыне.
Небольшая порча машины задержала их на два часа на этой безбрежной равнине, где, несмотря на зной, ветер был свежий, напоенный запахом трав. Уже смеркалось, когда они приехали в Керуан, и усталые девушки запомнили лишь высокие белые стены, тускло освещенные улицы, запруженные толпой арабов, и группу домов французского типа. Вся компания пообедала под материнским присмотром м-м Перье и в обществе трех туристов-немцев, которые делились впечатлениями о мечети, осмотренной ими в этот день, и разглядывали двух девушек-сицилиек почти как достопримечательности, отмеченные путеводителем.
После обеда Сан-Калогеро отправился в Эль-Хатеру, а Риккардо, по примеру своих кузин, рано улегся спать. Окно в своей комнате он оставил открытым и до поздней ночи слышал сквозь сон звук барабана – нескольких барабанов, по которым били то с ожесточением, то тихо, то монотонно. Впрочем, барабаны не помешали ему уснуть глубоким сном.
Поднял его на следующее утро энергичный стук в дверь. Это был Джованни.
– Я приехал за вами в автомобиле. Вчера нам необычайно посчастливилось на раскопках! И надо же, чтобы это случилось в мое отсутствие! Пейте скорей кофе. Джоконда и Аннунциата уже готовы.
Риккардо зевнул и соскочил с кровати. Взволнованный приятель крепко потряс ему руку.
– Вы счастливчик! Не каждому случается видеть нечто подобное!
Четверть часа спустя они уже катили в автомобиле по направлению к Эль-Хатере. Миновали жалкие в этой чуждой им обстановке изгнания французские дома, оставили позади город, белыми минаретами, куполами и зубчатыми стенами напоминавший город из «Тысячи и одной ночи». Свернули с большой дороги на боковую, песчаную и, медленно продвигаясь вперед, через полчаса подъехали к небольшой плантации финиковых пальм. Отсюда было видно место работ, с двумя палатками и деревянным бараком. Джоконда, уже успевшая заразиться энтузиазмом Джованни, была разочарована. Аннунциата крикнула:
– Да это какая-то сорная яма, где же храм и дом?
Она не смягчилась и тогда, когда ей показали несколько обломков колонн и остатки фундамента римского дома, по которым ясно видно было расположение комнат; сохранились и приспособления для отопления и части мозаичного пола. Все это было слегка присыпано землей в ожидании того дня, когда, в разобранном виде, будет отправлено в музей в Тунис.
– Почему именно туда? – спросил Риккардо.
– Потому что этим Си-Измаил обусловил свое участие, в половинных размерах, в расходах по раскопкам, – ответил Сан-Калогеро, быстро проходя дальше.
Он хотел показать своим гостям кое-что поинтересней.
Он окликнул десятника-араба с умным лицом и волосами цвета песка, и тот повел их вверх по холму, к тому месту, где произведены были последние раскопки. Там перед ними действительно открылся скелет храма, с двойным рядом колонн, со ступенями, вытертыми ногами богомольцев две тысячи лет тому назад. Было что-то от вечности в этих молчаливых камнях, снова из недр земли выглянувших на свет божий: вокруг них кружились, жужжа, дикие африканские пчелы, прямые потомки тех пчел, что две тысячи лет тому назад кружились над цветами, украшавшими жертвенные асгари.
– Не это ли ваше великое последнее открытие? – спросила Джоконда.
– Нет, над этим мы работали неделями. Наша ценнейшая находка лежит там, – он указал влево.
Они направились туда. Несколько взволнованных рабочих стояли подле целого сооружения, с блоками и воротом.
По предложению Сан-Калогеро, Джоконда заглянула в яму и увидела какой-то обломок мрамора, наполовину закрытый мешками и перевязанный.
По данному знаку, ворот был приведен в движение. Посетители с удивлением смотрели, с каким трудом вытаскивается на поверхность земли сравнительно небольшой кусок мрамора. Солнце потоками заливало вспотевших арабов-рабочих, натянутые веревки, свежевзрытую землю. Наконец веревки ослабели, и тяжелая ноша легла на песок. Лицо Сан-Калогеро все засияло, как у мистика, которому является видение.
Арабы возбужденно перебрасывались словами и славословили Аллаха.
– Откройте! Откройте ее! – крикнул кто-то.
Один из арабов, с помощью Сан-Калогеро, перерезал веревки и отбросил мешки. Перед ними лежала белая, слегка стилизованная фигура обнаженной женщины. Плоские груди, на лбу старомодные кольца. Ноги и одна рука были отбиты. Другая рука прижимала к груди рыбу и голубку. На губах змеилась улыбка, мягкая, слегка презрительная, загадочная. Риккардо вдруг пришло в голову, что у Мабруки, когда она улыбается под вуалью, должно быть, такое же выражение.
Сан-Калогеро нежно, словно лаская, счищал землю с висков статуи, с ее груди, бедер.
Риккардо не мог отделаться от впечатления, что есть какая-то связь между этой фигурой и Мабрукой. Он взглянул на Джоконду. Она нагнулась вперед, полураскрыв в волнении рот, и глаза ее горели. Одна Аннунциата стояла в стороне. Взгляд ее был устремлен не на мраморную фигуру, а на Риккардо. Он встретился с ней глазами и вдруг вспомнил когда-то сказанные ею слова: «Ведь это-то и пленяет мужчину… скрытое, спрятанное…»
– Вы упомянули о том, что Си-Измаил предложил перевезти мозаику? – спросил Риккардо Джованни за завтраком.
– Да, он принимает на свой счет перевозку всего того, что можно будет перевезти. Это делает ему честь. Впрочем, раскопки и начались-то три-четыре года тому назад благодаря ему, он дал очень ценные указания отцу Дюпре, который руководит раскопками. Си-Измаил необычайно просвещенный и редкого ума человек.
Аннунциата вдруг вставила:
– Я видела его сегодня утром вблизи отеля, когда вставала в шесть часов, чтобы открыть окно.
– Вы, несомненно, ошиблись, – возразил Джованни, – мне доподлинно известно, что он в Тунисе.
– А я убеждена, что не ошиблась. У него такие удивительные глаза.
– Возможно, что он приехал посмотреть раскопки, – высказал предположение Риккардо.
– В таком случае он предупредил бы отца Дюпре или меня, тем более что мы как раз отправляем ему транспорт глиняных вещей и мелких мозаичных плит, которые я не показывал вам.
– Когда отправляете? – спросил Риккардо.
– Вагоны придут из Туниса к вечеру. Завтра утром их нагрузят, и специальный локомотив увезет.
Риккардо задумался.
– Вагоны придут из Туниса?
– Да.
– В какое время, как вы полагаете?
– Может быть, уже пришли.
– Он присылал вагоны и раньше?
– Неоднократно.
– Товарные вагоны или платформы?
Джованни с удивлением воззрился на него.
– Не помню, право… как будто платформы.
После завтрака Риккардо заявил Джованни:
– Я пройду на станцию, посмотрю – не пришли ли вагоны?
– Вы ничего не увидите: груз наш заделан в циновки и сложен в сарае. Завтра его перенесут в вагоны.
– Меня интересует не груз, а вагоны.
Сан-Калогеро был озадачен.
– Вы не в своем уме, мой милый Риккардо.
Риккардо расхохотался.
– Возможно. Но если вы не торопитесь вернуться в Эль-Хатеру, не пройдетесь ли вы со мной на станцию?
– Пожалуй.
Они быстро дошли до станции. Она была безлюдна – палящее полуденное солнце жгло немилосердно. На запасном пути стояли четыре платформы. В тени одной из них спал араб, который вскочил на ноги, как только его окликнул Сан-Калогеро.
– Мир тебе! Ты что здесь делаешь? – спросил его Джованни по-арабски.
– Стерегу вагоны.
– Нет надобности стеречь пустые платформы.
– Си-Измаил прислал кое-что кади Керуана, сиди. Я жду, чтобы эти вещи забрали.
– Ах да! Припоминаю. Си-Измаил писал мне.
– Отошлите этого человека, – сказал вполголоса Риккардо по-итальянски. – Мне нужно осмотреть вещи, присланные Си-Измаилом кади, у меня есть к тому серьезные основания.
– Я не могу отослать его. Он исполняет свою обязанность. Это не мое дело.
– Скажите, что я таможенный чиновник.
– Он, вероятно, знает его.
– А вы попробуйте.
Джованни сказал по-арабски:
– Это сиди из таможни. Покажи ему вещи.
Лицо араба приняло испуганное и вместе с тем угрюмое выражение.
– Там нет ничего такого, что надо было бы оплачивать, – сказал он.
Сан-Калогеро рассмеялся.
– Мой дорогой Риккардо, незачем нарываться на неприятности. Это может испортить мои отношения с Си-Измаилом. Какое вам или мне дело до того, что он посылает кади?
– Возможно, что это имеет ко мне прямое отношение.
– Я не стану вмешиваться, пока не узнаю ваших оснований.
– Основания есть, но я не могу открыть их. Найдите, ради самого неба, способ узнать, что это за груз.
– Если дело серьезное, можно прибегнуть к помощи полиции.
Риккардо подумал немного. Нет, огласки не нужно, это могло бы повредить фирме. Обращение к полиции – крайнее средство.
– Нет, полицию вмешивать не надо.
Сан-Калогеро пожал плечами.
– В таком случае, я не вижу возможности…
Но тут небо, очевидно, вмешалось, потому что араб, с видом все более и более перепуганным прислушивавшийся к их разговору, вдруг подобрал свои одежды и помчался через пути, вверх по пыльной дороге, помчался так стремительно, словно за ним гналась нечистая сила.
Риккардо не стал терять времени: вскочил на колесо и взобрался на первую платформу. Она была пуста. На второй стояли два ящика. Риккардо попробовал было вскрыть их, но они не подливались.
– Будет вам сумасшествовать, Риккардо, – крикнул ему Джованни.
Риккардо приподнял голову, красный и растрепанный.
– Если кто-нибудь придет, вы сделаете вид, что никакого письма от Си-Измаила не получали, и, естественно, найдя какие-то ящики в присланных вам вагонах, пожелали узнать – что в них. Позовите-ка носильщика. Будем действовать так, как будто не сомневаемся в своем праве.
Но носильщиков на станции не было: единственный поезд прошел час назад. В это время на дороге показался араб-рабочий с киркой на плечах. Он с полной готовностью направился к ним. В Керуане с работой дело обстояло плохо. Однако, увидев платформы, он заколебался: потом объявил, что он вернется, что у него есть другое дело, и исчез вместе со своей киркой. Джованни вышел из себя.
– Я-таки достану кого-нибудь, хотя бы мне пришлось идти до Эль-Хатеры, – воскликнул он и, нахлобучив на лоб свою панаму, вышел со станции.
Весь уродливый французский квартал предавался сиесте. Даже собаки дремали в скудной тени. Но вот на улице показался, направляясь к станции, один из рабочих Сан-Калогеро, араб Милуд, Джованни окликнул его.
– Пойдем на станцию. Мне надо вскрыть один из ящиков, пришедших от Си-Измаила. Там должны быть вещи, которые он обещал прислать мне.
Лицо Милуда вытянулось.
– Ящики Си-Измаила?.. – переспросил он.
– Да. Поторапливайся.
– Трудно будет, сиди.
– Не валяй дурака. Пойдем.
Милуд неохотно, как капризный ребенок, прошел несколько шагов, потом вдруг – точь-в-точь первый араб – подобрал платье и пустился бежать без оглядки.
Джованни вернулся к вагонам.
– Вы правы, Риккардо, – тут что-то неладно. – Он решительными движением сбросил пиджак и жилет и присоединился к Риккардо, но все их усилия вскрыть ящики не привели ни к чему.
– А в конце концов окажется, что в них нет ничего, кроме самых безобидных одеял да бульона «Магги», – заявил Сан-Калогеро, присаживаясь на край платформы.
Но Риккардо продолжал осматривать платформы. Он постукивал по стенкам, вымерял палкой.
– Так вот оно что! – взволнованно крикнул он наконец.
– В чем дело?
– Слепы вы, что ли? У этих платформ двойное дно. Слышите?
– Нельзя же ломать платформы, – возразил Джованни.
Но Риккардо уже принялся за дело. В полу одной из платформ была щель, в которую он просунул найденный тут же кусок железа. Ближайшая планка подалась, показался край циновки. Риккардо отодвинул ее, блеснуло что-то металлическое – ружейный ствол.
– Теперь нетрудно догадаться, что заключается в ящиках, – сказал он, обернувшись к Джованни, который заглядывал ему через плечо.
– Это надо расследовать, – отозвался тот, ставший вдруг серьезным. – Как же нам быть?
– Отправить вагоны обратно и убрать ящики. Это послужит предостережением для тех, кто с такой целью их использовал.
– Кади может прислать за своими ящиками каждую минуту.
– Не думаю, чтобы он это сделал после того как трижды был предупрежден о том, что мы стараемся их открыть. Во всяком случае, он выждет пока стемнеет.
– Что же нам делать?
– Вернуться вечером с инструментами и надежными людьми, а пока устроить охрану. Если не на кого положиться, придется остаться одному из нас. Но что вы скажете насчет Джузеппе?
– О, Джузеппе я верю как самому себе!
– Приведите его, я подожду. И пусть он объяснит начальнику станции, что вы получили важный груз, который не должен проходить через таможню в ваше отсутствие.
Спустя полтора часа шофер Джузеппе устроился в тени вагонов на запасном пути. Перед ним ряд низеньких домов с зелеными ставнями, казалось, изнемогал от жары, так же как высохшие поля, окруженные изгородями из диких груш. Дальше широко раскинулась выжженная солнцем равнина, по которой бродило несколько верблюдов; направо таяли на солнце минареты Керуана.
Джузеппе закурил папироску и, вытащив из кармана истрепанный роман, развалился в беспечной позе человека, который наслаждается своей праздностью, доволен и своим положением и видом, открывающимся перед ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26