– А то, капитан, что ее высокопревосходительство находилась тогда в заточении. Здесь остались только мадемуазель де Франсийон и дети. Мадемуазель де Франсийон день и ночь оплакивала разлуку с шевалье де Мобре, она страстно его любила и состояла с ним в связи. Только мне разрешали свободно передвигаться вокруг замка. Я этим воспользовалась и решила выследить Демаре. Он меня не видел, так как не знал, что кто-то может за ним шпионить.
– Что же вы узнали?
– Я кралась за ним до Морн-Фюме. Там я увидела небольшую плантацию и хижину. Плантация эта заброшена, она принадлежала когда-то колонисту Жерару, но он умер около года назад, а его вдова работать не в силах. Я заметила, что в хижине у вдовы Жерар живут и Пленвиль, и Демаре. Но ее самой там не было… Понимаете?
Лефор почесал в затылке и улыбнулся.
– Думаю, что понимаю. По той или иной причине Пленвиль купил у этой вдовы хижину, будущее убежище, на тот случай, если вдруг дела пойдут не так, как он задумал.
– Совершенно верно! – подтвердила Жюли. – Кому придет в голову искать такого богача и всесильного человека, как Пленвиль, в убогой хижине, пропахшей грязью и дымом?
– Если я правильно понял, в этом гнездышке мы накроем не одного, а двух негодяев?
– Да! – кивнула Жюли.
Теперь они смотрели друг на друга, не находя слов для дальнейшего разговора. Лефор был рад полученным сведениям, но сожалел, что Жюли больше нечего ему сообщить. Он надеялся на нечто иное. Это был человек, молниеносно принимавший решения, однако теперь его пыл несколько угас.
– О чем задумались, капитан? – в упор спросила Жюли.
– О Демаре, – ответил он.
И Лефор не лгал. Она переспросила:
– О Демаре?
– Да. Он был вашим любовником, верно?
– Очень недолго.
– Возможно! Шевалье де Мобре тоже был вашим любовником, Жюли…
– Едва ли дольше, чем Демаре, капитан… По правде сказать, так мало, что уже час спустя я и думать о них забыла, как и обо всех других, кроме одного!
Он кашлянул и продолжал:
– Кроме одного!
Ей показалось, что он самодовольно ухмыляется. Жюли прильнула к нему, положив руки на его мускулистое бедро.
– Если бы вы знали, Ив, как много я думала о вас! Ходили слухи, что вы погибли… Когда я это услышала, я убежала и разревелась.
– Жюли, я тоже частенько о вас вспоминал. Вообразите: когда я был в Лувре, когда меня вот-вот должен был принять кардинал, у меня перед глазами стояло только одно лицо: ваше!
– Мое! Все мужчины коварные обманщики!
– Да лопни мои глаза, если я вру! – крикнул он. – И зачем, интересно, мне вас обманывать? Чтобы за вами приударить? А зачем мне за вами ухаживать, Жюли, если я и так могу вас взять?..
Он обхватил ее руками.
– Вот так обнять…
Он сжал ее в объятиях так крепко, что у нее перехватило дыхание.
– …и поцеловать!..
Она задыхалась, чувствуя, что слабеет, падает в бездну. Она размякла, стала податливой. Казалось, она тает, чтобы воссоединиться, слиться всем существом с флибустьером.
Он чуть ослабил объятия и бросил взгляд в окно.
– Через два часа рассветет, – сообщил он. – Итак, Жюли, у нас в распоряжении два часа. Потом я посажу вас на круп своей лошади и мы отправимся за Пленвилем!
Она выдохнула в ответ всего два слова:
– Душа моя!
* * *
Ив изо всех сил понукал и пришпоривал коня. Иногда та ржала от боли и пыталась подняться на дыбы, но флибустьер был таким же хорошим наездником, как моряком и любовником. Он удерживал коня твердой рукой, и животному приходилось при каждом ударе раскрывать пасть: удила безжалостно впивались в губы.
При каждом подскоке лошади Жюли с большим трудом удерживалась верхом на крупе, судорожно вцепившись в Лефора. Вершина холма скрывалась среди плывущих облаков, легких и послушных ветру. Становилось все жарче.
– Далеко еще до убежища этих прохвостов? – спросил Ив.
– Скоро приедем! – отозвалась Жюли.
– Как хорошо, что мы выехали пораньше. Наверняка днем они отправятся на разведку. А я хочу захватить их в гнездышке…
Тропинка круто свернула в сторону, и пейзаж резко изменился. Теперь стало светлее, а солнце, появившееся на горизонте и открывшееся им с высоты холма, когда они оказались лицом к морю, позолотило обвисшие листья кокосовых пальм. Лефору показалось, что банановые деревья ожили и тянут к солнцу огромные ручищи. Он почувствовал, как Жюли одной рукой сжала ему плечо. Он стал ждать, когда она раскроет рот, и вскоре она в самом деле сказала:
– Остановите, Ив.
Он дал лошади ступить еще три шага и натянул поводья, когда она вышла на небольшую ровную площадку.
– Вон там, – продолжала Жюли, – видите хижину, вверху, прямо перед вами?
Он поискал взглядом там, куда она указывала, и уточнил:
– Выше поля сахарного тростника?
– Да, – кивнула она, – похоже, у входа еще дымит костер из жмыха.
– Черт побери! У вас глаз моряка! Я в самом деле вижу костер. Будь здесь Шерпре, он бы вам позавидовал, лапочка!
– Кто такой Шерпре? – полюбопытствовала она; признавшись Лефору в своей любви, она хотела знать все о его жизни.
– Большой чурбан, который иногда даже открывает рот, правда, не всегда удачно, зато видит за двоих, – пояснил он.
Ив болтал, не вдумываясь в свои слова, так как мысленно высчитывал расстояние, отделявшее их от хижины. Наконец он обернулся и одной рукой обхватил Жюли за талию.
– Слезайте! – приказал он.
Она не стала возражать, так как приняла решение с восторгом относиться ко всему, что исходило от Ива. Вместо того чтобы опустить Жюли на землю, Лефор все так же одной рукой приподнял ее, и их губы встретились! Он крепко поцеловал Жюли.
– Вот так! – удовлетворенно крякнул он, осторожно спуская возлюбленную вдоль бока лошади.
Затем Ив спрыгнул сам. Он с минуту разглядывал хижину, будто решая, с чего начать. Потом обернулся к Жюли.
– Деточка! – не спеша выговорил он, желая придать вес своим словам. – Будь здесь отец Фовель, он не преминул бы вам сказать, что капитан Лефор – создание не из самых нежных. Дитя мое! Лефор таков, каков он есть. Да, – повторил он самодовольно, – каков есть! Именно поэтому наверх я вас с собой не возьму. Оставляю на ваше попечение лошадь. В седельных чехлах найдете пару заряженных пистолетов, они принадлежат офицеру Летибудуа де Лавале. Надеюсь, вы сумеете ими воспользоваться в случае необходимости?
Жюли кивнула.
– Итак, лапушка, вы останетесь здесь с пистолетами и клячей. Я же поднимусь наверх. Хотел бы я знать, что там произойдет… В каком-то смысле лучше, чтобы я этого не знал. Мне больше удаются дела, когда я импровизирую!
Он улыбался во весь рот, передние зубы у него были крупные, наподобие листьев сисаля.
– Вот так! – сказал он в заключение. Затем, подумав, спросил:
– Вы хорошо поняли, что вам надлежит сделать?
– Да, душа моя! Да! Жду вас здесь, охраняя клячу и пистолеты.
– Именно так, – насмешливо бросил он. – Если Пленвиль от меня ускользнет, отдадите ему все: и лошадь, и оружие!
Она покачала головой и повела плечиком:
– Душа моя! Неужели вы полагаете, что у меня вместо головы пустой калебас? Ступайте! Если увижу Пленвиля, он от меня не уйдет!
– Прощай, любовь моя! – с чувством вскричал он, целуя Жюли в лоб.
– Прощайте мой свет! – отозвалась она. – Если бы вы знали, Ив, как бы я хотела остановить время, так чтобы эта минута продолжалась вечно…
Он пошел по тропинке, круто взбиравшейся вверх, и вскоре его мощная фигура скрылась за кактусами и кустарником.
* * *
Ив тяжело дышал. Он жалел, что не оставил перевязь, венецианские кружева и парик, которые, как он не без основания полагал, выглядели теперь неряшливо. Сейчас ему вполне хватило бы шпаги и пистолетов!
Солнце поднималось неумолимо и стремительно. Иву казалось, что, если оно не замедлит свой ход, ему самому не удастся подойти бесшумно, не всполошив обитателей хижины. Его заметят и без труда снимут загодя пистолетным выстрелом.
Он взъярился, заметив, что его прекрасные сапоги из галюша обтрепались об острые камни тропинки, а бархатные штаны оставили клочья на острых кактусовых колючках. Про себя он поклялся, что Пленвиль дорого ему заплатит за ущерб, если когда-нибудь удастся его поймать.
Добравшись до вершины холма, он в нескольких туазах от себя увидел хижину. Костер догорал. Тонкая струйка дыма еще вилась над кучкой золы; Ив вспомнил, что всего несколько минут назад дым был гуще, и подумал, что в эту ночь в хижине, по-видимому, не спали. Должно быть, и охрана выставлена.
«Если, конечно, этот костер не условный сигнал», – подумалось Иву.
Он сторожко сошел с тропинки, чтобы зайти к хижине со стороны, где его было труднее заметить. Ив стал цепляться за кусты, поцарапался о колючки бейяхондов и, наконец, вскарабкался на площадку, где стояла хибарка.
Лефор ощупал пистолеты и шпагу, убеждаясь, что они на месте. Он прижался к стене хижины и неслышными шагами медленно ее обошел.
Домишко состоял из трех комнат, в каждой из которых было лишь по одному узкому оконцу; еще была комната, выходившая на бухту Сен-Пьер – там помимо окна еще имелась дверь.
Ив убедился в том, что в двух первых комнатах никого не было.
Через окошки Ив также разглядел охапки соломы, примятые таким образом, что становилось ясно: на них спали люди. Однако комнаты были пусты.
Он продолжал пробираться вперед со всеми предосторожностями, но уже потерял надежду накрыть в гнездышке, как он говорил, двух мерзавцев.
Дверь была широко распахнута. Он подошел ближе. Вдруг чей-то кашель заставил его вздрогнуть.
И сейчас же его захлестнула радость.
Сейчас он возьмет хотя бы одного! После смерти плантатора Жерара его вдова, по словам Жюли, жила в другом месте. Известно, что Демаре и Пленвиль избрали эту хижину своим убежищем; никакого сомнения в том, что кашлянул кто-то из них!
Ив сделал еще два шага. Спиной к нему сидел мужчина и курил короткую трубку. Он сидел за столом, перебирая разложенные на нем бумаги.
Ив выпрямился, решив, что предосторожность ни к чему. Он тоже кашлянул, и довольно громко. Незнакомец спросил:
– Это ты, Демаре?
Ив прижался спиной к дверному косяку. Не дождавшись ответа, незнакомец проворчал:
– Черт тебя побери совсем! Оглох?!
Лефор услыхал, как стул отодвинулся и упал на пол, и подумал, что незнакомец, должно быть, почувствовав беспокойство, направляется к двери.
В ту самую минуту, как Пленвиль ступил за порог, флибустьер стал у него на пути и миролюбиво произнес:
– Привет вам, Пленвиль…
Бывший колонист отпрянул. Он затравленно озирался по сторонам в поисках оружия, но увидел, что Лефор направляет на него пистолет. Флибустьер продолжал все так же невозмутимо:
– Спокойно, Пленвиль!.. Спокойно! Я пришел с вами повидаться и кое-что обсудить.
Колонист был одет довольно легко. Он заправил в короткие штаны тонкую рубашку, отделанную кружевами на манжетах. Пленвиль расстегнул верхнюю пуговицу, отступив еще на шаг.
Ив шагнул вперед, отрезая Пленвилю путь к столу, на котором помимо бумаг лежало оружие. Он взял один за другим оба пистолета, разрядил их и положил на прежнее место. Шпагу забросил в дальний угол.
– Да, – прибавил Ив, – я пришел поговорить. Предатель изменился в лице и задергался, но потом все-таки взял себя в руки. Лишь бледность выдавала его тревогу.
– Садитесь! – приказал Лефор. – Я бы не хотел вам мешать или показаться нескромным.
Пленвиль сощурился, на его губах заиграла злобная усмешка.
– Так это вы, капитан Лефор! Вырядились, как на карнавал!
– Ага! – кивнул Ив. – Только плясать всех заставляю я… в петле. Кстати, вам известно, что Босолей умер вчера вечером в красивом таком жабо вокруг шеи? Знаете ли вы, что Сигали отдал Богу душу, получив пулю из того самого пистолета, что я держу сейчас в руке? Неблагодарные! Уж вы мне поверьте! Неблагодарные! Никто не сказал о вас доброго слова, отправляясь в мир иной! Будь вы чуть искушеннее, Пленвиль, и вы вслед за мной поняли бы, что никогда не следует рассчитывать на самую ничтожную благодарность, даже совершая огромное благодеяние.
– Не понимаю, как вы сюда попали, – признался Пленвиль. – Ни Босолей, ни Сигали не знали… Да и негодяй Демаре вряд ли сказал бы… А впрочем… Могу поспорить, меня продал Демаре!
– Кому? – уточнил Лефор. – Кто, по-вашему, вас купит? Никому вы не нужны! Даже мне, грубияну! Я не стал бы кормить вами и собак!..
– Конечно, грубиян! Вы же оскорбляете безоружного, держа его на мушке! С чем вас и поздравляю, капитан Лефор!
Ив поискал взглядом, куда бы сесть, и обнаружил морской сундук, обитый мехом. Он подвинул его ногой и сел.
– Оставайтесь, где стоите, Пленвиль… Мне надо с вами поговорить. Как я вам сказал, для этого я и пришел.
– Вы убили моих друзей. И собираетесь вести со мной переговоры! Это как-то не вяжется, мессир.
– Ба! Я, конечно, убил ваших друзей, но оставшийся кусок – не самый лакомый!
– Я и забыл, – с издевкой прошипел Пленвиль, – что имею дело с морским разбойником! Человеком без чести и совести! На Мартинике вам поживиться не удалось?
– Признаюсь вам, – сказал Ив, вспоминая о Мари и амнистии, которой она добивалась, – я нашел здесь меньше того, на что рассчитывал. В какой-то мере, как мне кажется, я поспешил или взялся за дело слишком рьяно… Если бы я так не торопился отправить Босолея и Сигали в преисподнюю, они бы мне, надеюсь, еще послужили. Тем не менее у меня пока остается Мерри Рулз, которого я посадил под замок, приказав заковать в кандалы и отвести в ту же темницу, где до того томился Байярдель.
– Этот прохвост большего и не заслуживает!
– Знаете ли вы, мессир Пленвиль, что болтливее всего люди становятся, видя, как затягивается у них на шее узел?
– Что это значит?
– Ничего! Ба! Если Босолей и Сигали не успели выдвинуть против вас обвинение, то в подходящий момент это сделает Мерри Рулз. Ах, Пленвиль, признайтесь, что вы многим мне обязаны. Пират пирата всегда поймет, верно?.. Нет, Босолей и Сигали уже ничего не смогут рассказать!
Ив потер лоб и нерешительно прибавил:
– К несчастью, Мерри Рулз еще не расстался со своим языком… Боюсь, как бы он у него не развязался…
– Я бы, может, извинил предателя, – вскричал Пленвиль, – но только не такого предателя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53